Олег Шовкуненко - Оружейник. Бой без правил

Таковой была первая мысль, приходящая в голову при взгляде на это место. Сожженная, разгромленная площадь являлась как бы границей дальше которой разрушения не пошли. Продолжая продвигаться по улице Кирова, мы видели лишь заброшенные жилые дома, большую часть из которых составляли пятиэтажки хрущевских времен. Как и везде их украшали пятна черной плесени, по которым лианами извивались полосы сульфитных потеков.

Чувствовалось приближение ночи. Улицы были безмолвны и пустынны. Все люди, днем промышлявшие за пределами периметра, уже вернулись в поселок, а твари, которых местные жители теснили и нещадно уничтожали, еще не успели наползти. Лишь по закоулкам, грудам мусора да салонам разграбленных или сожженных автомобилей шерудили какие-то мелкие падальщики. Иногда они словно тени, оторвавшиеся от огромного и могучего тела мрака, перекатывались из одного темного угла в другой, выскакивали на дорогу. Тогда я давил их колесами «восьмидесятки» с наслаждением представляя, как хрустят кости и панцири.

Когда впереди на фоне безвкусного нагромождения кубов и параллелепипедов, именуемого зданием подольской администрации, замаячил светлый продолговатый силуэт, уже почти стемнело. Троллейбус стоял прямо поперек дороги. Он был выкрашен в белый цвет, а на борту красовалась красная надпись: «Поселок „ПОДОЛЬСК“, 300 м.». Того же цвета, что и надпись стрелка указывала направление, в котором эти самые 300 м. следует пройти, ну или проехать, если, конечно, есть на чем. Пока, слава богу, мы ехали. Мысленно выразив благодарность боевому товарищу по имени «302-ой», я свернул направо, с улицы Кирова на не менее широкую Матросскую.

Впереди горел свет. Уже привыкший к Одинцовской экономии я счел это чрезмерной роскошью, но все же в глубине души порадовался. Свет означал? жизнь. Цирк-зоопарк, сегодня мы будем жить!

Глава 15

Поселок в Подольске значительно отличался от крепости, которую Крайчек возвел в Одинцово. И это не только потому, что был он раз в пять крупнее. Дело в том, что Подольчане совершенно по-иному подошли к принципу обороны. Отцы-основатели решили, что для этой цели жилые кварталы годятся куда меньше, чем узкие, покрученные лабиринты промышленной зоны. В чем-то они были правы, в чем-то нет, но, тем не менее, именно так и возник поселок на месте старой промзоны «Зингер».

Получился этакий огромный треугольник, образованный путями Курской железной дороги, улицами Большая Серпуховская и Комсомольская. Весь он был плотно утыкан самыми разнообразными сооружениями, большую часть которых составляли производственные корпуса, склады, заводские административные здания. Пространство между ними заполняли крытые переходы, подстанции, гаражи, замершие на подъездных путях вагоны, сети теплотрасс и трубопроводов, целые поля старых грузовиков и фургонов. Короче, месиво получалось еще то!

Однако существовало одно место, которое кардинальным образом отличалось от всего остального поселка. Располагалось оно в северном углу треугольного периметра и именовалось когда-то «Центральным рынком города Подольска». Сейчас это походило на огромный железный холм. Все сооружения находившиеся по-соседству с рынком были объединены с ним в единую конструкцию зашитую железом, обложенную кирпичом, укрепленную бетоном. От основного тела колонии этот сухопутный броненосец отделялся широкой улицей Матросской, перегораживать которую баррикадами не стали. Так что на скалистый островок с гордым названием «Рынок» можно было попасть либо через отдельные хорошо охраняемые ворота со стороны Большой Серпуховской, либо через надземный пешеходный переход, перекинутый через всю ту же Матросскую.

Это специфическое, несколько обособленное расположение рынка сразу отразилось на контингенте его обитателей. Там стали концентрироваться разнообразные темные личности, которые старались держаться особняком и с большой неохотой принимали участие в жизни коммуны. Вскоре к ним добавились мелкие ремесленники и всякие купи-продай. Вот тогда-то на рынке и закипели «рыночные отношения».

Организовал и возглавил их некий Фома. Вообще-то звали этого человека Владимир Фомин, и был он коммерческим директором какого-то небольшого банка. Да только прозвище штука прилипчивая, вот и приклеилось так, что теперь уж и не оторвать.

Рыночная артель была далеко не единственной в Подольской колонии. Так уж повелось, что проживающие рядом люди обычно объединяются в отдельные группы, выбирают себе лидера. Тоже самое произошло и в Подольске. Здесь возникли так называемые Дома, во главе которых стояли старосты. Руководство поселка не видело в этом ничего ненормального или предосудительного. Ведь всегда были кооперативы и домовые комитеты со своими председателями. А если говорить об армии, то без младших командиров она вообще немыслима. Кто, скажите на милость, будет поднимать солдат в штыковую атаку или выявлять «вшивники» на строевом смотру? Генерал? Черта с два! Эта «вдохновляющая» работенка всегда доставалась все тому же только что ввинтившему звездочки в погоны летёхе, ну или старлею, который уже не только выработал командный голос, но и неоднократно успел его сорвать.

Конечно же Подольские старосты «вшивники» не искали и по карманам не шарили, да и вообще старались в личную жизнь своих подчиненных не соваться. Им с головой хватало вопросов благоустройства жилой зоны, поддержания там порядка и обороны выделенного Дому участка периметра.

Вот так и жили. Днем метр за метром, здание за зданием шерстили все окрестные районы в поисках продуктов, медикаментов и всего того, что могло пригодиться в хозяйстве. Ночью зорко следили за генераторами, питающими прожектора периметра, да жгли костры в тех местах, где электричества не хватало.

Все это вспомнилось, когда я подъезжал к поселку, когда продвигался вдоль длинной железной стены, которой был обнесен бывший троллейбусный парк. Сверху на меня глазели караульные. Кое-кто из них приветственно махал руками. Иногда я отвечал коротким гудком клаксона. И это был не только знак вежливости, это была просьба поскорее открыть ворота.

Ворота в Подольске были обычными, не то что у Крайчека. Они бы не выдержали и четверти того натиска, того давления, которому могли противостоять Одинцовские грузовики. Но здесь имелось и одно бесспорное преимущество. Открывались эти двери довольно быстро. Когда я подъехал к ним, стальные створки оказались уже гостеприимно распахнутыми.

Въехав внутрь, я немного попетлял в лабиринте из старых троллейбусов. Чтобы добраться до места, где обычно парковался «302-ой», потребовалось не более пяти минут. Когда впереди поднялась стена огромного сборочного цеха, я выключил мотор.