Откровение невидимки - Никита Китман

После этого Скайт снова оторвалась на несколько шагов вперед.

– Приготовься, – шепотом сказал Стивен Элейн, – Нас ведут на казнь.

– Что? – непонимающе прошептала лучница.

Командующий от захлестнувшей его злости неосознанно оскалился.

– Кристофер брил голову налысо. История Саида и Натали – пустышка.

* * *

Несколькими минутами ранее.

– Монетка на удачу? – поинтересовался Саид у идущего рядом Ганса.

– Скорее на неудачу, – без особого энтузиазма ответил оборотень.

– Как это?

– Забудь, – отрезал Ганс.

Саид оборотню крайне не нравился. Слишком много вопросов и слишком мало действий. Сначала он через чур воинственно рвался спасать сослуживцев, а теперь идет почти вразвалочку, не особо-то и переживая о чем-либо.

Ганс стиснул в потной ладони изумрудную монету. Этот крошечный зеленоватый блинчик идеальной формы был его планом «Б». Одаренные, работая в группе, так или иначе подстраивают свои способности друг под друга. Как минимум, чтобы не навредить, а как максимум, чтобы усилить их до предела. Дар Элейн, вернее предметы, что она воплощала, делали одновременно и то, и другое. При перевоплощении, Ганс впитывал в себя какой-нибудь твердый материал, чтобы выстроить из него свое звериное тело. Впитав дар Элейн через изумрудные предметы, он получал непостижимую силу, выносливость и реакцию. В таком состоянии он был непобедим, сворачивал горы и мог сражаться сутки напролет. Но везде есть свое «но». Последствия были ужасны. Ожоги, отравление и полное истощение организма. Он мог несколько недель пролежать почти без движения, оберегаемый лишь молитвами друзей.

Пройдя до конца слабо освещенного коридора, оборотень и Скайл приблизились к источнику шума. Когда они подошли, звуки почти прекратились. Только слабые ерзания и чье-то неразборчивое бормотание.

– Опоздали? – прошептал Ганс.

– Не знаю. В любом случае, надо проверить, может быть победили те, что в здравом уме.

Они подобрались ближе к дверному проёму, ведущему в спальный отсек. Вышибленная металлическая дверь валялась неподалеку. Она была искорежена и вогнута, словно её выбили изнутри.

Оборотень кинул вопросительный взгляд на своего напарника.

Саид жестами объяснил, что он идет первым и, если через десять секунд ничего не происходит, то следом заходит Ганс.

«Как мило, такая забота» – мрачно подумал Ганс.

Тем не менее, оборотень кивнул.

«Ладно, сейчас не время выпячивать грудь, потом как-нибудь отплачу»

Саид бесшумно скользнул внутрь.

«Раз, два, три, четыре, пять… Та к черту» – не стерпел Ганс и зашел в покалеченный дверной проем вслед за Скайл.

Оборотень даже не успел ощутить боль. Конусообразная упругая волна пихнула его в грудь и оторвала от пола. Мраморный пол расщепило в крошку и прогнуло, а дверная коробка разлетелась сотней крошечных и острых как бритва железных осколков.

Ганс, пролетев несколько метров по воздуху, с фатальным хрустом врезался в стену, чудом не разбившись в лепешку. Однако, чудо объяснилось очень просто – за пояс его обхватила мягкая золотисто-лимонная лента, состоящая из непонятной рыхлой субстанции. Не успев прийти в себя после удара об стену и ощутить боль от переломанных костей, Ганс вдохнул, и его дернуло в сторону, приложив об пол. Лента, извиваясь как сороконожка, потащила оборотня внутрь спального отсека.

– Ой, крошка, тебе не больно? – сквозь звон в голове расслышал Ганс.

Ганс безуспешно пытался сориентироваться в пространстве. В глазах мелькало, а тело раздирала слепящая боль.

Лента, скукоживаясь и распрямляясь, переползла ему на ногу и потянула вверх. Мраморный пол, который оборотень едва-едва почувствовал под собой, неспешно ускользнул.

Картинка в голове у Ганса на секунду выровнялась, и он увидел напавших. Саид, с руки которого срывалась лента, и болтавшая ножками на кровати Ригатта со своим угольным компаньоном. Оборотень не размышлял, не стал строить план. Ненависть, злость и боль смешались в гремучем коктейле и захлестнули его разум.

Второго шанса могло не быть.

Монета обожгла ладонь.

Ганс не запомнил как он превратился, не ощутил то странное чувство невесомости, которое появлялось, когда его тело впитывало материал. Его память устремилась куда-то очень далеко, а рассудок хрустнул раздавленным черепом. Ярость черным медвежьим капканом сомкнулась на его сердце.

Горячая и липкая кровь приятно согревала горло, а металлический вкус игристым вином щекотал язык.

«Вино» – мелькнула единственная осознанная мысль и тут же канула в небытие вместе со всем остальным.

Откупорив тело Саида острыми клыками-штопорами, Ганс упивался кровью как добравшийся до бутылки пьяница. Как только кровь переставала хлестать с прежней силой, он отрывал какой-нибудь кусок тела и припадал туда пастью, ощущая усиливавшийся поток алой жидкости. Ярость сменилась странной эйфорией, неспешно перетекавшей в безумное и неукротимое веселье. Оборотень, не сдерживаясь, захохотал, слегка поперхнувшись слабо сочащейся кровью. Но ему нужно было больше, гораздо больше. Он оторвал огрызок ноги. Ничего. Нанизанные на ребра куски мяса полетели в сторону. Ничего.

Веселье стало улетучиваться, испаряемое жаром распаляющегося гнева.

Взгляду предстала хохочущая женщина, которая, казалось, украла все его веселье. Руки сами собой устремились к её горлу, а пасть в первобытном оскале разверзлась нескончаемой рекой острых клыков.

Когти оборотня царапнули пустоту. Пасть щелкнула в сантиметре от подбородка девушки. Оборотень словно врезался в невидимую стену, вызвав у разодетой незнакомки очередной взрыв хохота.

Ригатта, плача от смеха, схватилась за живот и показушно рухнула на пол, катаясь как ошпаренная.

Ганс дернулся еще несколько раз и ощутил, как тело стало быстро неметь. Шею щекотнул укол. Оборотень дернулся в другую сторону, но едва повернув голову, упал навзничь, не в силах шевельнуться.

От скрюченного в параличе Ганса, неспешно пошаркивая, отошел Кинертон. В здоровой руке он держал небольшой кинжал, с острия которого стекали остатки какой-то черной слизи.

– Хватит клоунаду устраивать, – недовольно прикрикнул градоначальник на Ригатту.

Девушка перестала кататься, и пафосно скривившись, встала.

– Ой, больно надо, – мотнула она воображаемой челкой, – И совсем не для тебя старалась, старикашка однорукий.

– Надо доложить ему, что слияние прошло успешно, – проигнорировав колкость в свой адрес, сказал Кинертон, оглядывая оборотня.

– Наш друг, кажется мне, и так все знает, – коварно подмигнула в ответ Ригатта.

– Он нам не друг, а хозяин, ты, взбалмошная девка, – рассердился градоначальник.

Девушка аккуратно переступила Ганса и наклонилась к его окровавленному лицу.

Оборотень зарычал.

Ригатта хихикнула и лизнула его в нос.

– Слово «хозяин», мой милый трухлявый напарничек, наводит меня на такие мысли, для которых ты уже слишком стар, – съязвила девушка.

– Спускай его, – холодно произнес Кинертон и удалился.

Девушка подошла к Гансу и погладила по голове.

– Хороший пёсик… А теперь слушай команду!

Её лицо искривилось в гримасе веселья.

– Взять Элейн!

Глава 24. Треснувшая душа

На Сеинторию опустилась ночь, и плоский блинчик раскрасневшегося солнца, неохотно уступая трон,