Андрей Уланов - Автоматная баллада.
Этот человек не любил ненужные расчеты — я понял это, когда на вопрос командира «солнышек»: «Сколько человек ему нужно выделить на перетаскивание пушки?» — Черный Охотник посмотрел на него… секунд десять… и, дождавшись, пока бедолага Игорь осознает всю глубину своего невежества, спокойно произнес: «Столько, сколько нужно!» В результате Игорь выделил раза в два больше, чем, по–моему, требовалось реально. Скорость буксировки лишние почти не добавляли, а вот пара дополнительных часов на стрельбище… впрочем, Швейцарцу, похоже, было на это плевать. Он вообще не верил, что мои собратья–автоматы способны хоть куда–то попасть, и всерьез уделял внимание лишь пулеметчикам. За три дня те сожгли по нескольку тысяч патронов на ствол, в ответ же на длинную тираду взбешенного подобным транжирством Толи–Главного–По–Складу, с истинно хомячьим упорством копившего эти запасы, последовала лишь одна короткая фраза: «Время разбрасывать камни!» По–моему, Анатолий эту фразу так и не понял, а объяснить ему было некому… кроме, разумеется, самого Швейцарца. — Приехали! Эта земля еще считалась нейтральной — точнее, так считали «солнышки», а какого мнения придерживались по данному вопросу «огоньки», я так и не узнал. Думаю, они все же числили ее своей. Ведь от этой точки до их лагеря было всего восемь километров — семь тысяч метров кабеля полевого телефона плюс расстояние от корректировщика до стены пионерлагеря. — Мы готовы, — Николай Сельгин, старший в расчете «МТ–12», едва не подпрыгивал от возбуждения. Еще бы — как–никак ему сейчас предстояло стрелять из любимой пушки третий раз в жизни. И впервые — перенести войну на территорию противника, как назвал это Швейцарец. До сегодняшнего дня такое удавалось лишь разведчикам, таким как Белоснежка, а это не в счет… забавы на ножиках, мелочь в сравнении с почти семнадцатью кило осколочно–фугасного. — Как связь? — Готовы. Удивительно, но патрули «огоньков» до сих пор не заметили телефонный провод, хотя нас уверяли, что и проскользнуть–то мимо них почти невозможно. Однако пока было тихо, а если б провод нашли… и пошли по нему… и вместо привычных нескольких разведчиков напоролись на засаду из двадцати человек — шуму было бы много. — Заряжай!
— Командир, а можно, можно я первая стрельну? Ну пожалуйста, товарищ командир, дайте, я первая по ним стрельну! Пожалуйста–а–а–а… — Как тебя зовут? — неожиданно спросила Анна. — Наташа. Теть Аня, ну вы скажите ему, пусть я первая стрельну. Она была ровесницей Белоснежки. Красный бант в косичках, и он же крестом нашит на полотняной сумке — девочка упоенно играла роль санитарки при орудийном расчете. Сельгин растерянно оглянулся на Швейцарца — тот равнодушно пожал плечами. — Ну хорошо… давай. Судя по рассказам и чертежам «солнышек», лагерь их противников был примерно в два раза больше их собственного. Лично для меня мысль о промахе по мишени два на три километра звучала сильно, однако у пушек свои представления о меткости — только пятый снаряд разорвался среди домиков лагеря. Швейцарец, впрочем, казался вполне довольным. — В пределах ожидаемого, — сообщил он стоящему рядом Игорю. — А что рассеивание большое — так мы и не ставили себе цель снайперским попаданием уничтожить их главный сортир, а для беспокоящего огня подобная непредсказуемость даже в плюс.
Кислый вид командира «солнышек» навел меня на мысль, что как раз он–то, начитавшись в библиотечке книжек о доблестных пушкарях, мечтал о снайперском попадании — и этим подобным явно был не сортир «огоньков», а цель рангом повыше. — Может, стоило подтащить больше снарядов? — Нет, — отрезал Швейцарец. — Десять минут обстрела, шесть снарядов в минуту. Потом отступаем. Все должно идти точно по плану.
АННА
— Три танка, — к удивлению Анны, голос Швейцарца звучал ничуть не громче обычного. Скорее даже наоборот, ее напарник выглядел едва ли не… сонным? — Ты сказал, что у них есть только один, а их — три! — Но мы так и думали! — стонуще произнес Игорь. — И пленные всегда только про один говорили! Я… — Ладно, заткнись! — почти ласково предложил Швейцарец. — И что теперь будет? — тихо спросила Анна. — Теперь, — еще тише отозвался он. — Я буду думать. «Думай быстрее!» — ужасно захотелось крикнуть ей, однако немногие оставшиеся пока не захлестнутыми панической волной островки в мозгу все же подсказали Анне, что подобный вопль — не самый лучший способ подхлестнуть Швейцарца. Взамен она, резко крутанувшись и отойдя на два шага, коротко, но, что называется, с чувством выматерилась. — Он придумает. Белоснежка опять сумела незаметно объявиться рядом с ней. — Ты… — взгляд, которым Анна наградила девчонку, по совести, должен был предназначаться Швейцарцу, но раз уж подвернулась… — Ты в него, ну прямо как в бога, веришь. — Ты все перепутала, — невозмутимо отозвалась девочка. — В бога я не верю вовсе. А вот в него — верю. Безоговорочно. — Ну и дура, — прошептала Анна. Нетерпеливо порыкивающие моторами танки уже почти докатились до развилки, когда Швейцарец, наконец, очнулся от полусна. — Пушку! Связист, секунду помешкав, протянул ему трубку.
— Командный на связи… да… хорошо, что видишь. Да… план меняется. Приготовься… через минуту, по двойной зеленой ракете, на левом фланге пойдет в атаку БТР. Это будет сигнал и для вас: как только увидите ракеты — стреляете! Они к тому моменту должны будут как минимум развернуть башни… если повезет, и борта подставят. Я открою огонь одновременно с вами. Да, перекрестным уделаем их на раз. Отлично, действуй! — закончил Швейцарец и, оторвавшись на миг от трубки, скомандовал: — Лейтенанта Сергачева! — Готово!
— Командный говорит. Слушай внимательно. Ровно через минуту, по сигналу две зеленые ракеты, «шестидесятка» должна будет атаковать фланг противника. Без десанта, только с экипажем. Да, одна только «шестидесятка». О стрельбе пусть особо не думают, главное — скорость! Если будут держать скорость, проскочат всю вражью цепь быстрее, чем танки успеют за ними башни развернуть, так Петрову и скажи! Давай! Он бросил трубку. — Ракетницу. — Я–я уже зарядил, — запинаясь от волнения, похвастался Васек. — Как только услышал, сразу и зарядил. Сдвоенная зеленая, правильно? — Правильно, — Швейцарец, переломив ракетницу, глянул на маркировку патрона. — Молодец. Разрешаю выстрелить.
* * *
БТР мчался быстро… …пока вдруг не «клюнул» носом, кренясь, с разгону влетев в незамеченную водителем яму. Отчаянно, перекрывая утробный рев танковых дизелей, взвыл движок, бешено крутящиеся колеса выметнули целый фонтан грязи, машина, дернувшись, поползла назад… …и скрылась в оранжево–черной вспышке, из которой в стороны брызнуло чем–то неузнаваемо–черным. Почти в тот же миг слева донесся хлесткий удар пушечного выстрела — и Анна, стиснув кулаки, до боли впилась ногтями в ладонь… потому что белая нить трассера прошла буквально в считаных миллиметрах выше танковой башни. — Десять секунд, — даже сквозь грохот и рев она удивительно четко расслышала слова Швейцарца. — У них есть десять секунд, чтобы перезарядиться и попасть. — А ты?! — Он стоял рядом с ней, стоял, стоял, стоял… — Ты же сказал им… ты же пообещал! Одновременно… — У них на лобовой мешки с песком, — Швейцарец произнес это чуть удивленно, словно не понимая, почему она сама не расшифровала смысл его поступка. — Мне нужно, чтобы танки развернулись бортом. — И ты… — Анна задохнулась, слов не было, да и звуков тоже… и вообще ничего нельзя было сделать. Потому что Швейцарец был, скорее всего, прав. Как всегда. И, что было куда важнее, только он успел хоть как–то научиться управлять ракетами — тренироваться двоим было бы слишком расточительно и потому рискованно. — Десять секунд, — повторил Швейцарец. — Они должны успеть. Они успели, выстрелили и даже попали — танк буквально подпрыгнул, когда на его броне расцвел ослепительно–белый бутон… и через секунду взорвался, исчез в облаке огня и дыма, сорванная башня рухнула на землю метрах в трех от полыхающего остова… А еще через миг оставшиеся два танка плюнули огнем. Второй снаряд прошел слишком высоко, бесполезно рванув землю далеко позади пушки, рядом с ней взметнулось лишь одно причудливое дерево из дыма и пыли — и правый танк, натужно ревя, стал разворачиваться, явно решив на случай промаха довершить работу пулеметами и гусеницами. Стоявший на левом фланге укоротившейся цепи остался на месте, доразвернув в сторону пушки лишь башню — в башню он и заполучил рыжий росчерк «ПТУРа»… но прежде успел сделать еще один выстрел. Во втором танке сообразили, что именно происходит, а сообразив, бросились прочь из могучего стального чудовища, внезапно превратившегося в мишень. Далеко, впрочем, убежать им не удалось — сначала на левом фланге разом «ожили» пулеметы, а когда командиры «огоньков» попытались развернуть цепь, их накрыл минометный залп. Всего один — правильно переносить огонь расчеты не умели, и потому стрелять по бегущим Швейцарец им попросту запретил. Бой закончился в считаные минуты, и когда Анна и Швейцарец начали спускаться с холма, выстрелов уже почти не было слышно. Только время от времени гулко хлопало со стороны горящих танков, а когда они дошли до пушки, остался только ровный гул пламени. На огневой — бывшей огневой — хозяйничала смерть. «Почище любой катаны, — отрешенно подумала Анна, — в десять, нет, в сто раз». Смерть была прихотлива — почти не тронув одних, она изрядно поглумилась над другими. …Наводчик полусидел, обняв искореженный осколками затвор. …Наташка прижимала к себе снаряд, и веснушки казались почти черными на побелевшем личике. …левая рука подносчика, чье имя Анна так и не запомнила, сжимала пучок вырванной травы, а полуприсыпанная землей правая виднелась в трех метрах, словно отброшенная за ненужностью палка. И она могла лишь догадываться о том, что едва заметные темные пятна на траве — это и есть единственный знак, единственный оставшийся след того, что Коля Сельгин когда–то ходил по этой земле… жил… радовался… пока разорвавшийся в метре перед ним танковый снаряд не стер его взмахом осколочного веера. А тот, кто был виноват во всем… кто позволил смерти прийти совершить все это — он стоял рядом с ней и смотрел. Без тени эмоций. И это было невыносимо! — Ну что?! — бешено заорала Анна прямо в его лицо, в эту проклятую неподвижно–равнодушную маску. — Ты доволен?! Теперь ты доволен?! Смотри, хорошо смотри… нравится зрелище?! Ведь это ты убил их, слышишь, ты! Всех этих людей убил ты! Маска не дрогнула — и тогда она, взвыв, замахнулась, собираясь вцепиться когтями так, чтобы из–под чертовой личины брызнула, наконец, живая кровь. Стянуть, в клочья изодрать… И замерла, ощутив горлом холод стали. — Опусти руку, — негромко приказала Белоснежка. — И отойди от него. Только сейчас в глазах Швейцарца что–то неуловимо дрогнуло. — Этих людей убил не я, — он говорил медленно, делая чуть ли не по секундной паузе после каждого слова. — Те, которых я, они там, — он мотнул головой в сторону поля, — в танках… догорают. И остальные, что там лежат… если ты думаешь, что мина оказывает на человека менее ужасное действие, чем танковый снаряд, можешь сходить и убедиться в обратном. «Как гвозди, — подумала Анна, — эти его слова — как гвозди… …гвозди, которыми прибивают к кресту». — Зачем? — Затем, что это — война, — сухо произнес Швейцарец. — Вот так она и выглядит. Ты не знала этого? Я тоже… только догадывался. — И что ты будешь делать теперь? Когда — знаешь? — Я ее закончу!
