Макс Острогин - Здравствуй, брат, умри
Ну а потом…
Потом они стали есть друг друга.
Не знаю, да и не хочу знать, как там это у них все было устроено — по жребию они друг друга жрали или тот, кто сильней, тот и прав. Короче…
Короче, в один прекрасный меркурианский день кому-то из этих людоедов пришла в голову идея слетать на родину. К нам.
Они ничего ведь не теряли, людей на Земле больше не было, а животные оставались. На суше много разного, а в море и подавно — одни киты чего стоят! Такого поймай — и весь год можно есть!
Интересно было бы посмотреть на кита…
Они прилетели, людей не застали. Тут были только дикие, впрочем, к тому времени им уже было все равно — люди, олени. Мясо. Голод. Надо было забивать трюмы.
Чем они и занялись.
Почему они не забрали меня?
Трудно ответить. Они там, конечно, превратились в чудовищ. Окончательно и безжалостно превратились. Но что-то случилось…
А может, потому, что я был воспитанник самого Алекса У, единственного с Меркурианской базы, кто до самой смерти остался человеком, может, они про это как-то узнали?
Не знаю.
Я знаю другое.
Они вернутся.
Обязательно вернутся. Они взяли много, я думаю, очень много. Но навсегда не хватит. И они вернутся.
Я думаю, это случится года через два. Может быть, через три. Осенью. Когда дичь станет жирна.
Мы будем готовы. Я уж об этом позабочусь.
— Запоминайте, — говорю я, — слушайте и запоминайте.
Я гляжу в лица моих… Не знаю, как их называть. Наверное, все-таки воспитанники.
— Слушайте. Повторяйте. Люди жили по всей земле. Их было много, они были очень сильными, летали по небу, летали на другие планеты, делали шоколадки и патроны. Но потом прилетели твари и распространили болезнь. Это было назло. Им не нужны были люди, которые знали и умели, им нужны глупые и слабые. Чтобы легче было охотиться. Потому что твари хуже лигров, потому что твари хуже всего самого плохого, это грязь…
Я говорю, и они слушают. Не повторяют. Но все понимают, я в этом уверен.
— Олень, лось, человек, им все равно, чье мясо есть. — Я смотрю, как медленно накаляется игла. — И убивают они много, и убивают без разбора, и старых, и молодых, и тех, кто в силе…
Я говорю. Долго. Игла краснеет.
— Алекс У воспитал Красного, Красный воспитал Лося, Лось воспитал Ушастого, Ушастый воспитал Козявку, Козявка воспитал Крючка, Крючок воспитал Хромого, Хромой воспитал Алекса, Алекс воспитал Ягуара, Алекс воспитал Хромого…
Игла медленно переходит в белый. Я рассказываю. Про то, как Алекс воспитал Хромого, Рыжего и еще четверых, про то, как они стали жить, и воспитали еще многих и многих, и распространились, и возродили мир, а потом…
— Что будет дальше? — Я протираю иглу спиртом, она шипит. — Дальше будет много интересного… Очень много. Дальше будет зима…
А потом придет весна, и мы пойдем в лес. Мы пойдем к лесным людям. Мы попытаемся с ними договориться, попытаемся привлечь их. Потому что твари прилетят еще, я в этом уверен. Они прилетят — любые запасы подходят к концу.
Рано или поздно.
И мы должны быть готовы.
Я окунаю иглу в чернила и начинаю. С Рыжего. Рыжий морщится и дергает рукой.
— Не шевелись! — рычу я. — Не шевелись, Рыжий, а то криво получится!
Я намечаю контуры. Туловище — простая палочка. Голова кружочек. Руки — еще одна палочка, только поперек. Ну, не художник я, не художник. Но тут художником и не надо быть. В татуировках вообще особая схожесть не нужна, главное смысл.
— Бойтесь осени, — говорю я. — Бойтесь осени. Когда листья становятся желтыми, воды прозрачными, а воздух синим, прилетают твари. Потому что осенью звери жирны, сладки и ленивы, а тварям нужно мясо…
Рыжий вздрагивает.
— Не дергайся! — Я аккуратно ввожу иглу под кожу и аккуратно капаю на нее чернила. — Не дергайся, говорю, руки не получатся!
Сначала я хотел сделать им как себе — «М» и солнце. На всякий случай. А вдруг попадутся? Но потом передумал. Не хочу, чтобы на моих был знак тварей. Поэтому я и придумал свой. Свой знак.
Наш знак.
Знак людей.
— Все будет хорошо, — подмигиваю я Рыжему. — Все будет хорошо… И не больно…
Рыжий кивает. Краска медленно распространяется под кожей.
Человечка рисовать проще. Человечек — раз-два, и готово: несколько палочек, кружочек, улыбка…
— Все будет хорошо, — говорю я. — Все будет отлично.
Я дую на иглу. Поленья в печке потрескивают. За стенами идет первый снег.
— Бойтесь осени. Когда листья становятся желтыми, воды прозрачными, а воздух синим, приходят твари…
