Андрей Щупов - Оккупация
Закрыв глаза и скрестив на казахский лад ноги, Вадим пропевал про себя видимое и медлительно покачивался из стороны в сторону. Сейчас он был уже не лекарем и не грозным мстителем, он был древним дервишем, пытающимся через замысловатый иллюзион соприкоснуться с вечностью — той самой, которую он не раз и не два наблюдал со спины шагающего Рыцаря. Иначе, наверное, ему было и нельзя, потому что видения, созерцаемые Вадимом и дайками, были страшные. Вместе с ними он бежал из горящих городов, тушил пламя и спасал детей от разбушевавшейся стихии. Грозные каменные потоки сходили с гор, вырезая в лесах голые просеки, хороня под удушающей грязью десятки селений. Это был овеществленный кошмар, и некогда враждовавшие племена бежали вниз, перемешиваясь в величайшем беспорядке, прощая друг другу былые обиды.
Ситуация, когда хочется протянуть руку давнему кровнику, не так уж проста. Нужен повод для примирения, необходим толчок для первого шага. Именно эти вещи и режиссировал в чужих сознаниях Дымов. И через совместные слезы люди стремительно очищались, в искусственно вызванном катарсисе постигая часть Большой Истины. А с ними вместе очищался и Вадим. И вновь случалось то, что происходило с ним много раз прежде. Люди, бывшие для него убийцами и врагами, чудесным образом преображались, приобретая вполне человеческие черточки. Далеко не ко всем он проникался чувством любви, однако искреннее сочувствие начинал испытывать к большей части своих пациентов…
Когда сеанс завершился, Дымова мутило от усталости. Энергии было по-прежнему хоть отбавляй, а вот внутреннее опустошение сказывалось самым неприятным образом. В голове плыл погребальный звон. От пережитого и невыплаканного хотелось зарыться в землю, нырнуть с высоты птичьего полета в синюю воду…
Поднявшись, он невидящим взором отыскал Бартона, кивнул в сторону обезглавленных тел.
— Мне нужна ваша помощь, профессор. Надо как можно быстрее похоронить ваших друзей. Когда дайки очнутся, трупы им лучше не видеть. Это может не самым лучшим образом сказаться на их психике.
— Что? — Стив изумленно приподнялся. — Вы печетесь о психике этих выродков?
— Они уже не выродки. — Тихо возразил Дымов. — Они люди.
— Да знаете ли вы, что они с нами вытворяли…
— Я все знаю, Стив. — Сухо прервал англичанина Вадим. — И все-таки они тоже люди. Сейчас мы даем им шанс. Право на новую жизнь. Можете не сомневаться, — они наверняка им воспользуются.
— И вы хотите…
— Я хочу, чтобы вы помогли мне похоронить убитых. А потом можете возвращаться в Томусидо.
— А разве сами вы направляетесь не туда же?
— Увы, мне нужно выручать своих товарищей, а их, видимо, уводили той же дорогой, что и вас.
— Хмм… Тогда я вас понимаю… — англичанин зябко передернул плечами. — Хотел бы составить вам компанию, но не могу.
— А я и не настаиваю. Всего лишь прошу, чтобы вы помогли мне закопать тела.
Скорее всего, упрямый англичанин так и не подчинился бы своему спасителю, и потому Дымов вновь воспользовался своим умением, чуточку поднажав на психику собеседника, силой вынудив к повиновению. Заторможено поднявшись, англичанин сделал первый шаг в направлении казненных. Глядя на сурово поблескивающие глаза и тонкие поджатые губы, Вадим пожалел, что не включил Бартона в список сегодняшних пациентов. Во всяком случае, не потребовалось бы этих объяснений, не потребовалось бы лишнего давления.
Глава 4
Они покачивались на спинах верблюдов, все дальше и дальше уходя от места расправы над европейцами. Где-то в высоте, распластав крылья парили ахназавры, однако попыток нападения зубастые ящеры пока не предпринимали. Мало-помалу солнце взошло в зенит, и палящее его тепло не самым добрым образом подействовало на голову Бартона, заставляя англичанина вновь и вновь возвращаться мыслями к пережитому. Дымов не уговаривал его ехать вместе с ним, но, видимо, англичанин пришел про себя к каким-то выводам, которые убедили его в рациональности совместного путешествия. При этом невооруженным глазом было видно, что ехать вглубь Дайкирии — по той самой дороге, по которой еще недавно его уводили в рабство — англичанину отчаянно не хочется. Тем не менее, в путь с Дымовым он все-таки тронулся, что немедленно сказалось на его настроении. Во всяком случае, всю дорогу, пока они ехали, он желчно нападал на своих недавних мучителей, попрекая Дымова за излишнее мягкосердечие.
— Всего-то и нужно было — взять в руки меч и прикончить их. — Сокрушался Бартон. — Не решались на это сами, дали бы оружие мне! Уж у меня-то рука бы не дрогнула!
— В сущности, я сделал то же самое, но чуточку иначе, — вяло оправдывался Вадим. — Я убил в них злодеев.
— Значит, отныне эти ублюдки станут вести ангельский образ жизни? — с сарказмом воскликнул англичанин. При этом голова его строптиво взбрыкнула, а в глазах блеснула неприкрытая ненависть. Судя по всему, в жилах Стива Бартона текла кровь тех самых белокурых бестий, что некогда сумели завоевать добрых полсвета. Во всяком случае, спорить цивилизованно он даже не пытался. Да и не хотелось Вадиму с ним спорить. Хотелось дремать под шлепки верблюжьих шагов, хотелось посапывать носом под собственные тягучие мысли. Однако и отмалчиваться было не слишком вежливо. События вроде недавней казни не скоро выветриваются из людских голов, — иные месяцами болеют, вены себе режут, стреляются — и хорошо, если, в конце концов, излечиваются. Как бы то ни было, но «синдром свежей крови» был знаком Дымову не понаслышке. Развлечения в стиле «милитари» просто так никогда не проходят, а потому не следовало удивляться тому, что весь мир уже на протяжении нескольких десятилетий ломал голову над реабилитационными технологиями бывших военных.
— Насчет ангельского характера не знаю, но убивать людей они точно уже не будут.
— Совсем, совсем?
— Пожалуй, что и совсем. — Дымов утвердительно кивнул.
Англичанин все еще пыжился, но злой блеск в его глазах чуточку потух.
— Надо полагать — что-то вроде кодирования?
— Вроде, да не совсем.
— Как это?
Вадим рассеянно пожал плечами. Развивать психотерапевтические темы его ничуть не тянуло. Тем более, что воинственный англичанин вряд ли готов был сейчас принимать теорию милосердия, в каком бы виде ее не преподносили. Бывает у людей такие состояния — в особенности после перенесенного насилия, когда мозг с сердцем попросту отключаются. Человек дышит исключительно местью, ни о чем другом не помышляя. Тоже, кстати, любопытный нюанс: хрупкие нежные женщины более устойчивы к стрессу, нежели сильные мужчины. Оттого-то мужские депрессии и затягиваются порой на десятилетия. Перенести насилие над собой мужчине неизмеримо сложнее, нежели женщине, и, наверное, это справедливо. В противном случае, род человеческий попросту не сумел бы выжить. Вот и этому англичанину тоже досталось, — наверняка, били не раз, и голодом морили, и поиздеваться успели вдоволь. А уж после того, как на глазах Бартона одного за другим казнили всех друзей, требовать от него веры в психотерапию было в высшей степени неразумно.
— Видите ли, — неспешно заговорил он, — перед тем, как стать взрослым, человек обычно переживает сотни побед и поражений, десятки раз плачет, ссорится, находит друзей, пытается подражать тем или иным кумирам. Это нормальная картина: он притирается к обществу, наугад перебирает наиболее симпатичные ему стереотипы поведения. Чем больше ошибок, тем больше уроков, и даже драмы играют существенную роль в формировании его характера. Словом, мозаика, в которой сам черт ногу сломит. Потому и нет до сих пор единой теории воспитания. Наверное, никогда и не будет… Тем не менее, тропку, которая способна определять главные черты человеческого характера, опытный психолог может при желании помечать маркером.
— Вы полагаете себя опытным психологом? — фыркнул Бартон.
— Возможно, не очень опытным, однако и слабым я себя назвать не могу. — Вадим невесело улыбнулся. — Этим, собственно, я и занимаюсь: помечаю нужные тропы и прогоняю по ним пациентов дважды и трижды. Иногда это очень важно — удачно пройти тот или иной жизненный поворот. Если этого не случается, из человека выпадает важное звенышко — некий ключевой винтик, без которого он превращается в садиста, убийцу, хронического неудачника или злостного неврастеника…
— Честно говоря, не очень понимаю… Причем тут какой-то маркер с винтиками? Мы ведь говорим о преступниках!
— Мы говорим о людях. — Поправил его Дымов. — Скажите. вы когда-нибудь любили?
— Что именно вы вкладываете в это понятие? — заносчиво осведомился англичанин.
— То же, что вкладывает большая часть человечества.
— Разумеется! Как у всех, были в моей жизни родители, замечательные партнеры, друзья. Впрочем, по отношению к друзьям это слово, наверное, не очень подходит… — Стив Бартон нахмурился. — Но если вы имеете в виду любовь к женщине…
