Михаил Ахманов - Дальше самых далеких звезд
Подножие горы, к которой выходили три восточные улицы, было срезано, и в вертикальной каменной стене виднелись зевы Пещер. Здесь Калеб еще не бывал. Соскользнув вниз по отвесной поверхности, он пересек улицу и прижался к ограде дома, темного и молчаливого; его обитатели либо спали, либо уже покоились среди трупов в Яме. От деревьев, растущих здесь, падала густая тень, и плащ, скрывавший Охотника, тоже стал черным. Свет звезд струился на стену с Пещерами, и для его обостренных чувств этого вполне хватало: он видел стражей в доспехах, в молчании шагавших вдоль стены, округлые арки входов и переплет массивных решеток, за которыми, где-то в глубине тоннелей, мерцали едва заметные огни.
Три улицы, три входа, восемь часовых… Ходят туда-сюда, но не слишком часто поглядывают на деревья и темные дома; очевидно, их служба была скорее почетным долгом, чем охраной Пещер от неведомых врагов. Понаблюдав за ними несколько минут, Калеб решил, что это не ополченцы из ткачей и гончаров, а, судя по выправке, обученные воины. Они двигались ровным шагом, за поясом – дубинка и короткий клинок, в руках – пара дротиков; забрала шлемов подняты, и можно разглядеть их лица. Невозмутимые и спокойные, будто они не сокровище стерегут, а исполняют некий ритуальный танец: шаг, тихий скрип доспеха, снова шаг и звон – рукоять меча задела панцирь.
Он сосредоточился на решетках. Их прутья шли вертикально на расстоянии двух ладоней друг от друга и были укреплены мощными поперечными балками. В скалу вмурованы намертво, подумал Калеб, и прохода не видно, ни дверцы, ни калитки. Как люди попадают внутрь? И как выходят? Между прутьями можно было просунуть кувшин с водой или небольшую корзинку, но человек бы не протиснулся.
Прутья! Он прикинул их толщину и удивленно приподнял брови. Не прутья, а железные столбы, такие, что мамонт с Сервантеса не своротит! Конечно, не от людей защита, а от чудовищных животных, от тех, что будут в Дни Безумия хозяйничать в Парао Ульфи… Калеб бросил взгляд в сторону моря, где высились изваяния шатшаров, и снова уставился на решетку. Надежная защита! Лучшее, что можно выдумать в рамках примитивной технологии! Пожалуй, даже с лазерным клинком пришлось бы повозиться!
Ему показалось, что у правого входа в Пещеры прутья не такие частые. Бесшумно ступая, Калеб приблизился к решетке и замер в нескольких шагах от стражей. Плащ скрывал его фигуру, капюшон – лицо, но видеть он мог: ткань капюшона для его глаз была прозрачной. Он двигался с ловкостью Охотника, выслеживающего добычу; чувства обострены, звук дыхания не слышен, как и шелест одежд. Не тень, а невидимый призрак потустороннего мира.
Прутья были частыми, как в других решетках, но крайний отстоял от каменной стены на большее расстояние. Три ладони, а не две, подумал Калеб; значит, голова пролезет. Наклонившись и выдохнув воздух, он втиснулся в этот зазор под поперечной балкой, что удалось не без труда; любой Охотник первого десятка телом владел превосходно, но Калеб, рослый и плечистый, мог застрять здесь, как в ловушке. Все же ему удалось пробраться в тоннель, и он тотчас приник к стене и затаил дыхание – стражи что-то ощутили. Не звук – он двигался, как и прежде, бесшумно – но скорее токи воздуха; воины озирались, переглядывались, потом один из них что-то проворчал и махнул рукой. Часовые отвернулись от решетки, и Калеб сделал осторожный шаг, потом другой. Впереди, метрах в сорока, тоннель изгибался под прямым углом, и там, в нише, мерцала пара светильников. Неслышимый и невидимый, он скользнул к этим огням.
Около них Калеб остановился, снова осмотрел решетку и решил, что щель между крайним прутом и стеной – единственный способ проникнуть в подземелье. Он сделал это благодаря мастерству Охотника, но вряд ли кто-то из боргов, даже хрупкая женщина, смог бы повторить этот фокус. Зато ребенок там пролезет, мелькнула мысль; ребенок лет десяти и даже подросток, если постарается. Пролезет, хоть кожу ободрав и вывихнув суставы! А иначе останется здесь, и судьбе его не позавидуешь: триста лет без солнца и свежего воздуха.
И без звезд, подумал Калеб, глядя на небо, расчерченное прутьями решетки на узкие прямоугольники. Небосклон на западе уже начал бледнеть, звезды – меркнуть, но воображение дорисовало то, чего не видел глаз: пространство без конца и предела, полное света и тьмы, мириады солнц, огромные острова галактик, неисчислимые вереницы планет, населенных или безжизненных, яркие и темные туманности. Воистину стоило перенестись за Край Распада, чтобы безграничность Мироздания из умозрительной идеи превратилась в твердую уверенность! За Вселенной людей – Вселенная боргов, за нею – другой конгломерат светил, и дальше этих звезд – снова звезды… На миг Калеб ощутил неисполнимое желание вернуться в эту звездную бездну и лететь, лететь вечность, пока боги или демоны космоса не решат, что мир уже сделался слишком старым и потому нуждается в обновлении. Он поднял глаза вверх, увидел нависший над ним камень, иссеченный тенями и трещинами, и, вздохнув, зашагал по коридору.
* * *– Небесная женщина… небесная женщина…
Тихий робкий шепот долетел из коридора. Не вставая, Дайана откинула прядь волос со лба и повернула голову. В это утро она трудилась в своей комнате, развернув над столом экран, соединенный с терминалом связи. Работать здесь было приятнее, чем в лаборатории второго этажа – подальше от Аригато и поближе к зеленой листве за окнами. От деревьев веяло прохладой, и утреннее солнце, озарявшее сад, наполняло комнату таинственным изумрудным сиянием. Здесь был их дом, ее и Калеба, их временное пристанище на бесконечно далекой планете, совсем не похожее на изысканные жилища Авалона. Но этот дом был первым, где они могли уединиться, и здесь началась для них другая жизнь, совсем непохожая на прежнюю. Дом, о котором помнят столько лет, сколько остаются вместе.
– Небесная женщина… – снова послышалось из коридора.
– Что ты стоишь под дверью? Входи, – сказала Дайана.
В комнату проскользнула девушка и застыла у порога с опущенными глазами. «Красивая!» – отметила Дайана. Как ее имя?.. Ситра, да, Ситра, и она не служанка… во всяком случае, полы не моет и двор не метет…
Девушка на мгновение подняла взгляд на экран, содрогнулась и вновь опустила глаза. Затем поднесла ладонь ко рту и прошептала:
– Буду есть с твоей руки, небесная женщина…
На висевшем в воздухе экране шатшар, разинув клыкастую пасть, выбирался из моря к замершим в ужасе людям. Фреска, один из многих экспонатов Дома Памяти… Дайана трудилась над их датировкой, пересылая информацию на корабль, в особый раздел, куда не заглядывал Людвиг. Эти картины могли его шокировать.
– Чего ты хочешь? – спросила она.
– Вождь Вастар прислал гонца… хочет видеть твоего мужчину… – послышалось в ответ. – Мы не можем его найти, и Зарайя велела позвать тебя…
– Зарайя сделала правильно.
Дайана поднялась, и девушка тотчас отступила на шаг. Кажется, она была перепугана до смерти – то ли увиденным на экране, то ли боялась небесной женщины.
– Идем, – сказала Дайана и провела рукой над крохотным пультом. Изображение исчезло, экран свернулся с тихим щелчком.
Они направились во двор. Там, у лестницы с тысячей ступеней, поджидала Зарайя, а с нею – статный борг в короткой синей тунике, со знаком изогнувшейся волны, вышитым на груди. У него были длинные мускулистые ноги, перевитые ремнями сандалий, талию охватывал пояс из серебряных пластин.
– Свет в моих глазах стал ярким, женщина-вождь. – Борг сделал жест почтения. – Я быть-есть Наун, посланец говорящего с предками. Где Калеб, сын Рагнара?
Ночью Охотник отправился в Пещеры, но знать об этом Науну, а тем более Вастару, было совсем не обязательно. Дайана на секунду призадумалась.
– Он в горах. Улетел, чтобы осмотреть Яму.
– Все там будем, – мрачно заметил гонец. – Но пока мы живы и слушаем слова вождя. Он хочет, чтобы Калеб из великой пустоты пришел утром к морю, к каменным шатшарам. Если не в этот день, то в следующий. Когда солнце поднимется над горами вот так, – Наун развел руки, – вождь Вастар будет его ждать.
– Он придет, – промолвила Дайана. – Я передам ему слова вождя.
– Вождь сказал: пусть Калеб, сын Рагнара, будет в широком плаще и пусть прикроет голову. Не нужно, чтобы его узнали.
Вымолвив это, посланец тряхнул смоляной гривой и запрыгал вниз по ступеням. Три женщины смотрели, как уменьшается его фигурка; она стала совсем крошечной, когда Наун выбрался на дорогу, а затем исчез за домами на городской окраине. Тогда Зарайя сказала:
– Близятся Дни Безумия. Вчера убили семерых бесноватых.
– Это сказал гонец?
– Да. Шесть мужчин и женщина. Безумие настигает мужчин раньше, чем женщин, и многие гибнут от их рук. Особенно, когда разума лишаются стражи и некому нас защитить.
