Василий Головачев - Ко времени моих слёз
Брови противника взлетели на лоб, в глазах появилась легкая тень недоумения.
В то же мгновение Максим кинул тело вперед по зигзагу, «качнул маятник», отвлекая внимание Змея, и на этот раз достал его! Отбил выпад левой руки, поднырнул под правую, ударил!
Резун с тихим изумленным воплем отлетел к окну, схватившись за челюсть.
Максим скользнул к нему «крабом», поймал движение руки и корпуса, ударил вразрез.
Резун кубарем укатился в угол палаты, влепился боком в нижние браслеты, заворочался на полу, не сразу приходя в себя.
Максим хотел добить его, зная, что сентиментальность к добру в таких случаях не приводит, но упустил из виду стоящего сзади санитара и поплатился за это. Почувствовав угрозу, начал поворот… и не закончил, провалившись в темный колодец беспамятства.
Очнулся от боли в затылке, потом в руке: кто-то наступил ему на кисть, захрустели пальцы. Однако он не издал ни звука, не сделал ни одного движения, лежа безвольной тушей, из которой вынули все кости.
Восстановился слух.
– …не приказывал! – донесся недовольный голос Резуна. – Ты же ему башку проломил!
– Он мог вас убить.
– Не мог! Я просто играл с ним, отвлекся… Зови полковника.
Затопали тяжелые ботинки, открылась и закрылась дверь.
– Скотина! – проворчал Змей. – Чуть мне челюсть не сломал! Неплохо дерешься, майор.
Максим не ответил, собирая силы для атаки. Пульсирующая боль в затылке была столь острой, что хотелось кричать, по-видимому, санитар действительно пробил голову рукоятью пистолета, по шее на щеку и на плечо стекала горячая струйка – кровь, но он все же стоически выдержал эту боль, притворяясь лежащим без сознания.
Его толкнули носком туфли в колено, в плечо – он не пошевелился.
– Твою мать! – выругался Резун. – Если ты загнешься, полковник с меня шкуру сдерет. Вставай, майор!
Максима перевернули на спину, кто-то приставил пальцы к шее, нащупывая пульс. Он открыл глаза и безошибочно нанес удар по ушам склонившегося над ним Змея. Тот с воплем отскочил, хватаясь за голову.
Вскочил и Максим разгибом вперед, метнулся к противнику, сделал отвлекающий маневр – руку вверх и в сторону, пальцы сжаты, удар назывался «гюрза». Резун инстинктивно защитился, и Максим нанес удар снизу наружной стороной стопы в низ живота. Порученец Пищелко вскрикнул, отлетая к кровати, осел на пол, держась за живот с выпученными глазами и открытым ртом.
Сзади открылась дверь.
Максим ударил ногой назад, не глядя, попал.
Сдавленный вопль. Кто-то шумно свалился на пол.
Максим оглянулся.
Удар достался не санитару, а полковнику Эрнсту, возившемуся теперь на полу с изумленным видом.
Бежать! – мелькнула мысль. Воспользоваться случаем и бежать! Другого шанса не будет!
Но реализовать мысль не удалось.
На пороге возник здоровяк-санитар и направил дуло пистолета в грудь Разину. Он не сказал ни слова, но пистолет, кажущийся игрушкой в его руке, не дрожал, а в глазах дымилась такая неколебимая, непробиваемая, тупая, собачья преданность хозяин у, что не приходилось сомневаться – выстрелит! А достать его в прыжке Максим не мог, не позволяло отсутствие маневра, да и силы были уже на исходе.
Он поднял руки, отступил.
И упал лицом вниз от очередного удара в спину от разъяренного, пришедшего в себя Резуна. Его начали бить ногами, и спасительное беспамятство приняло разлившуюся по телу боль.
Очнулся он, уже в который раз, лежащим ничком на кровати, но без браслетов на руках и ногах, что удивило и обрадовало; вероятно, враги посчитали его положение безнадежным. Прислушался, не шевелясь.
Разговаривали двое.
– Мне это надоело, – раздраженно сказал Резун-Змей. – Он не поддается дрессировке. Вы же видели, как он держался. И даже после ваших манипуляций майор отказался сотрудничать, практически на подсознанке. Предлагаю списать его в расход.
– Он нам нужен как приманка для более крупного зверя, – возразил Эрнст. – Только через него мы сможем выйти на Гольцова.
– В качестве приманки нам хватит и дочери экзора.
– Так будет верней.
– Как хотите, дело ваше. Но я бы все-таки не стал рисковать. Этот человек опасен, его надо контролировать.
– А вот это уже ваши проблемы, майор. Извольте держать его на поводке, не спускайте с него глаз.
– Нет ничего проще.
– Ну да, полчаса назад он вас едва не кастрировал. Снова понадеялись на свой опыт и знание кунгфу?
– Я последователь другой системы боя.
– Оно и видно. Этот парень сделал вас как любителя, а ведь он был на игле, я всадил ему пять кубиков уроксевазина. Представляете?
– Нет.
– Он должен был чувствовать себя в раю и целовать нам руки. Как ему удалось нейтрализовать наркотик в крови? Вот, смотрите, анализатор показывает всего ноль три промилле.
– А вот это уже ваши проблемы, полковник, – огрызнулся Змей. – Похоже, майор заразился от Гольцова какой-то экстрасенсорикой.
– Чушь!
– Чушь не чушь, а магические приемчики он знает. Перед тем как напасть на нас… на меня, он так посмотрел, что я потерял ориентацию.
– Ерунда, не может быть.
– А вы испытайте его приемчики на себе.
– Чепуха, – повторил Эрнст уже менее уверенно. – Никакой экстрасенсорикой или магией заразиться нельзя. Разве что…
– Договаривайте, я никому не скажу.
– Разве что кто-то помог ему разбудить паранормальный резерв организма. Это легко проверить.
– Вот и проверьте.
Тишина, шаги, дыхание склонившегося над кроватью человека.
– Сержант!
Скрип двери, топот.
– Камфармин, метронидазол, метамизол, нохайнмал.
– Слушаюсь.
Пауза, шорох одежды, ворчание. Скрип двери, тяжелые шаги санитара, позвякивание, хруст ампул.
– В плечо.
Толстые грубые пальцы взялись за предплечье Максима, приподняли. В тот же миг он повернулся на бок, открывая глаза, мгновенно сориентировался, вырвал из руки санитара шприц с молочно-белой жидкостью и всадил ему же в щеку. Санитар ухнул, отшатнулся, хватаясь за лицо. Максим, продолжая движение, не давая ему опомниться, рванул халат на его груди, выхватил пистолет:
– Получи, мразь!
Рукоять пистолета влипла в переносицу гиганта, и тот без звука отлетел к стене, сполз на пол, теряя сознание. Из носа на грудь толчком выплеснулась кровь: удар, очевидно, сломал носовую перегородку парня. Но Максим не почувствовал ни капли сострадания, санитар тоже бил его в полную силу, без жалости, а долг, как известно, платежом красен.
Кожу на спине всшершавил ледяной ветерок опасности – сакки, как говорят японцы, «ветер смерти».
Максим отпрянул в сторону, и пуля, выпущенная из пистолета Львом Резуном, прошла мимо, всего в паре миллиметров от уха. Ответный выстрел он сделал одновременно с выстрелом Змея. Не попал. Впрочем, промахнулся и противник. Змей тоже умел «качать маятник» и «сходить» с линии прицела.
Еще два выстрела и еще.
Пули разбили окно, плафон, с визгом срикошетировали от браслетов на стене.
И снова Максим – вот она, цена пробитой головы! – упустил из виду третье действующее лицо схватки.
Полковник Эрнст не дремал, а так как он был не просто врачом, но «подселенным» очень высокого ранга, с программой полного включения пси-резерва, в сущности – магом, то и оружием воспользовался магическим – метнул в Разина свой «звуковой шар».
Увернуться Максим не успел, лишь подставил плечо, что, естественно, остановить энергоудар не помогло, и соорудил «защитный зеркальный шлем», памятуя советы Шамана.
Это был настоящий взрыв! Внутри головы!
Казалось, взорвалась граната, начиненная не осколочным материалом, а сильнейшим грохотом! Череп разлетелся на мелкие брызги, мозги струями потекли через нос, уши, рот! Максим даже попытался остановить руками это «мозгоизвержение», но уже спустя мгновение боль затопила голову огненной пеленой, и он потерял сознание, растворяясь в собственном крике…
Темнота, каменный тоннель, содрогающийся под ухом, какие-то неясные шумы, налетающие то слева, то справа, то снизу, напоминающие шорох прибоя.
Он прислушался, пытаясь определить источник шума, и понял, что слышит гул бегущей по сосудам крови и неровные толчки сердца. Сосредоточился на сердце, заставляя его работать равномерно. Шум в ушах ослабел. Зато стали слышны другие шумы, вне тела: шелесты, скрипы, далекие неразборчивые голоса, стеклянное пощелкивание, похрустывание и позвякивание.
Максим попытался настроить слух, но что-то мешало, словно в ушах торчали ватные тампоны. Он пошевелился, дотягиваясь до ушей невидимыми руками… и как воздушный шарик всплыл из тоннеля сквозь толщу камня в море света. Зажмурился, но тут же открыл глаза.
Над ним склонилось знакомое лицо.
– Эрнст!
– Очнулся, герой, – донесся чей-то скрипучий и дребезжащий – и опять же как сквозь вату – голос. – Удивительное здоровье, даже завидно.
– Нам бы таких добровольцев… – послышался другой дребезжащий голос.
