Татьяна Живова - Джульетта без имени
— Аневризма, Ириш... Как у Кирсанского-младшего и Оли Укупчик, один в один, — Михайловский утер рукавом лицо. — Один в один...
Сумка опустилась и повисла на боку. Ирина осела на скамейку и замерла. Алик Кирсанский, совершенно здоровый парень двадцати трех лет, умер около года назад, на станции. Среди, что называется, белого дня — схватился за грудь, упал, и изо рта его пошла кровь. Пока бегали за врачом, все уже было кончено. Михайловский с Рэмом Петровичем Щетининым, старым фельдшером, проводили вскрытие. Причина оказалась куда как необычной: расслоение аневризмы аорты и ее прорыв в бронхи. Врачи грустно пожали плечами: трагическая случайность. И помочь было, к сожалению, невозможно — в условиях метро аневризму не то что вылечить-клипировать, а даже и диагностировать толком нельзя. Но потом — еще через несколько месяцев — почти таким же образом погибла работавшая на ферме четырнадцатилетняя девушка, почти девочка, Оля Укупчик. И снова та же причина — аневризма, и снова с прорывом в легкое. Михайловский схватился за голову. Два случая одинаковой и отнюдь не частой патологии среди молодых и внешне относительно здоровых людей — самых молодых на станции, почти наверняка не были случайны. Систематическая патология. Врач с содроганием сердца ждал следующего случая. Но прошел месяц, два... Михайловский выступил на Совете, организовал диспансеризацию всех — до одного! — жителей станции, но не нашел ничего необычного, жалобы пациентов были вполне закономерными, ожидаемыми. Может быть, все же случайность? Оставалось продолжать ждать и надеяться.
Вот и дождались. Получите и распишитесь...
Сзади, из-за спин столпившихся поникших зрителей, раздался стон — глухой, мучительный, почти звериный. Это пришел в себя, поняв, что произошло, «чистый».
— Пустите... — хриплый голос человека казался тяжелым, как свинец. Зрители, не сговариваясь, расступились, и он медленно, словно сомнамбула, прошел по образовавшемуся живому коридору. Тяжело и как-то неловко упал на колени рядом с врачом, взял безвольную руку девушки. Тихо позвал ее по имени. Борменталь положил ему на плечо ладонь, чуть сжал.
— Все... — он не договорил, внезапно закашлявшись. — Прости...
А Восток словно и не слышал врача. Он неотрывно смотрел на бескровное лицо лежащей и как-то бездумно и машинально поглаживал его кончиками пальцев. На лице самого сталкера не отражалось решительно ничего, словно и в нем что-то умерло.
Взлетело к высокому потолку и резко оборвалось чье-то сдавленное рыдание. Это не выдержала Ира. Уткнувшись в живот стоявшего рядом «синьора Монтекки», она затряслась в глухом отчаянном плаче.
— Умереть на сцене! — словно в ответ всхлипнул кто-то из актрис. — Как это... — но голос ее тут же умолк, а распахнутые бессмысленные глаза, напоровшись на сонм тяжелых взглядов тех, кто был рядом, испуганно потупились. Кажется, она только сейчас поняла всю неуместность своих слов.
Однако сидевший над телом Крыси Восток вдруг встрепенулся и медленно поднял голову. Отсутствующее выражение на его лице сменилось крайним волнением, он подхватил лежащую девушку и прижал к себе. Окинул столпившихся вокруг них скавенов каким-то новым, нездешним и уже слегка безумным взглядом.
— Я сам... Сам похороню...
Движения его были резки и угловаты, как у больной птицы. Михайловский снова положил руку на его плечо, но человек, не глядя, рывком стряхнул ее. Глядя только на свою ношу, он неуклюже поднялся на ноги и, ровно во сне, побрел к южному выходу. От вестибюля тут же сбежали вниз и встали на его пути двое вооруженных охранников.
Восток, покачнувшись, встал. Оглянулся потерянно, нашарил взглядом Питона.
— Капитон Иванович... — глаза его, впрочем, смотрели сквозь Зуева, — скажите им... скажите, чтобы выпустили нас... Пусть не мешают. Пусть... — он осекся и коротко, сухо закашлялся.
Питон сам выглядел немногим лучше — короткие седые волосы его были взлохмачены, он закусил губу и стоял, будто окаменел.
— Пусть не мешают... — повторил человек, и Питон повел головою. Скосился на Михайловского, все еще сидевшего на полу. Тот чуть заметно кивнул и отвел глаза. Зуев перевел взгляд на Александрова. Председатель Совета что-то хотел сказать, даже открыл рот, но вдруг будто бы задохнулся на начале фразы, закашлялся и, отворачиваясь, махнул рукой — делайте, что хотите...
— Пропустите, — голос у Питона тоже внезапно осип.
Караульные отошли в стороны. Внезапно Александров развернулся, лысоватая его голова блеснула в свете лампы.
— Капитон Иваныч, одно только одолжение сделай... Сходи-ка ты с ним, раз такое дело пошло. Присмотри... — в голосе его что-то ощущалось... что-то недосказанное и скрытое, будто второе дно у конспиративного чемодана. Александров сказал это, глянул внимательно на Питона, на караульных — и скрылся за дверью бывшего служебного помещения. А караульные все как один вдруг уставились на командира добытчиков. Как-то уж слишком понимающе.
Зуев на секунду зажмурил глаза, выдохнул долго и шагнул вперед. Прошел следом за Востоком через живой коридор, коротким хозяйским жестом забрал прямо из рук остолбеневшего караульного автомат.
— Ну что, пошли, добытчик... Раз пошло такое дело, — повторил он один в один фразу Александрова, только голос у него был горький. — Подмогну тебе и, уж прости, присмотрю, чтоб ты деру не дал.
И Восток сделал первый шаг на лестницу. Его обогнала дежурная шлюзовая команда — для похорон надо открывать гермоствор, а это, какой бы повод ни был, — не шутка.
— Погодите! — вдруг раздался заполошный женский крик. Жена Питона спешила следом за уходящими, а в руках ее, торопливо скомканное, бугрилось поспешно вытащенное из палатки одеяло.
— Вот, возьми! — протянула она его Востоку. — Заверни ее. Хоть не... в голой земле девочка лежать будет...
— Спасибо, — ровно ответил сталкер. Подумав, он опустился на колени и принялся неспешно и как-то уж чересчур бережно и аккуратно заворачивать в разостланное на ступеньках одеяло тело подруги. Мария Павловна задушенно всхлипнула и, не выдержав, с глухим рыданием уткнулась в плечо подоспевшей следом Натальи. На той тоже просто лица не было, но бывшая фотомодель, а ныне — учительница и библиотекарь Содружества старалась держаться.
— Помощь нужна? — тихо спросила она Востока, склонившись над ним.
— Нет. Спасибо, Наташ... я сам.
Снизу за происходящим молча наблюдали потрясенные и еще не опомнившиеся от произошедшей трагедии жители Бибирева и гости станции. Горько и страшно заканчивался для них так светло и радостно начавшийся день. «Предательница! Смерть ей! Смерть!..» — некогда кричали они, требуя самой суровой кары для оступившейся соплеменницы. Что ж, их желание исполнилось. Исполнилось нелепо, внезапно и тогда, когда в его исполнении уже не было ни необходимости, ни смысла.
Вот и скрылось навсегда от всех взглядов под пухлой стеганой тканью бледное лицо Крыси. Вот добытчик «чистых» снова поднял ее на руки и прижал к груди, словно величайшую драгоценность. Посмотрел на сопровождающего их Питона, покосился на автомат на его плече и усмехнулся — дернул уголком плотно сжатого рта.
— Я готов.
Кто-то из Питоновой команды протянул ему ОЗК и противогаз, но Восток словно не заметил этого. Следом за Зуевым он шагнул в темный зев коридорчика, ведущего к шлюзовой камере.
Через некоторое время до собравшихся внизу донесся скрип и лязг отворяемого и затворяемого гермоствора. Пронесся под сводами, болезненно отдаваясь в ушах, и стих где-то в туннелях. На станции Бибирево наступила мертвая тишина. Словно вместе с Крысей на ней умерла и была унесена Наверх для погребения и вся прочая жизнь.
ЭПИЛОГ
Они сидели на заправке, что стояла на пустыре недалеко от южного выхода из Бибирева. Часть заправки была забрана по периметру досками и железными листами. В этом импровизированном гараже обитал, прячась от непогоды, бибиревский — бывший инкассаторский — УАЗик, на котором иногда выезжали на какие-то важные работы трудовые бригады Содружества.
Того, что транспортному средству «приделают ноги» ушлые алтуфьевские соседи, в Бибиреве не боялись. Во-первых, далеко ли на нем уедешь без бензина (свои запасы выкачанного из бензохранилищ, автоцистерн и баков уцелевших машин драгоценного топлива Содружество предусмотрительно хранило внизу), а во-вторых, у соседей парк был не менее впечатляющим — дополнительно обшитая железными листами «ГАЗель»... и это еще не считая личного Кожанова «Тигра»! И, соответственно, проблема прокорма этих двух «зверюшек» у алтуховцев стояла не менее острая. На кой им ляд еще и соседская не менее прожорливая бронебуханка?
