Свиток 3. Великий шаман - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Бить я его, конечно, не стал. Это и негуманно, и он реально за это время выше меня на полголовы вымахал, и бицепсы такие, что жуть берет. Так что засчитаем явку с повинной и правильное поведение после свершения преступления, и от телесных наказаний освободим.
А вот душевных терзаний, пожалуй, надо будет добавить. Так что первым делом дал ему понять, как сильно-сильно эти два засранца меня обидели, решив что я такая вот насквозь закаменевшая дубина, которая для родни и друзей и палец о палец не ударит. Да неужто Я — Великий Шаман Дебил не понял бы душевных терзаний юных влюбленных? Да неужто не поспособствовал бы родне и боевому товарищу в их противостоянии всему свету? Ай-яй-яй. И это мои ученики, которые должны… нет, просто обязаны верить мне безоговорочно. А они вона чего удумали — удрать! Как ваще жить после такой обиды?
…Короче, бил не на то, как сильно они проштрафились (уверен, тут у Витька уже куча отмазок подготовлена), а на то, как меня сильно обидели, предав то доверие, что было между нами.
Отличная тактика! — Витек едва не рыдал в конце экзекуции от раскаяния, и просил прощения как детсадовец. — То-то же!!! — А попробуй я у него слезы плетью выбить, — заманался бы махать!.. Но это я отвлекся.
— …Итак, Лга’нхи, — спросил я приятеля, когда мы отошли чуть в сторону от бодро топающего строя, типа на производственное совещание. — Как ты думаешь врагов-то бить?
Глава 19
Вот еще одно умение, в котором я очень сильно уступаю местным ребятам, — сидение в засаде.
Нет, я, конечно, все понимаю… но как энергичный дылда типа Лга’нхи, которому даже пешком трудно ходить, а надо непременно бежать, умудряется не то что часами, — а фактически сутки напролет сидеть, спрятавшись за травинкой и почти не шевелясь?
Да, я помню про многие поколения предков, не таких быстрых на ногу как волки, и без мягких, таящих под своими подушечками огромные когти тигриных лап. Чье выживание иной раз напрямую зависело от способности настолько слиться с окружающим пейзажем, что добыча сама подходила к ним на удар копья. А хищники умудрялись проходить мимо, даже не заметив лакомый кусочек мяса, прячущийся за кустиками… Но как?!
Но как они умудряются вот так вот замереть за камнем и часами лежать не шевелясь и не выдавая свое присутствие даже звуком дыхания? Как это вообще возможно с точки зрения человеческой физиологии?
Я, собственно, почему спрашиваю? — Сам лежу в похожем положении уже наверное третий или четвертый час, и меня всего трясет от ненависти к многочасовому безделью, неподвижности… и всему окружающему пейзажу… Вы мне будете про принцессу на горошине рассказывать? Попробовала бы эта грубая толстокожая бегемотиха поменяться со мной местами. Я даже сквозь нашитые на толстую кожу доспеха бронзовые пластины, ощущая своей грудью, брюхом… и тем, что пониже, каждую песчинку и травинку под собой… Что уж тут говорить об острых, видимо специально кем-то заточенных камнях, на которые меня положили? Нет. Я точно вам скажу, сидение в засаде — это натуральная пытка, строго запрещенная Женевской конвенцией!!! И тот факт, что я подверг ей себя добровольно, не снимает вины с аиотееков, которым придется заплатить за мои страдания. Надеюсь, собственными жизнями. Ибо Нефиг!
…А ведь самое главное — зачем? — Ну зачем нам неподвижно часами лежать, ожидая противника, когда можно тупо выставить часовых, которые предупредят нас заранее о его приходе? Можно же было сейчас спокойненько сидеть у костра, попивая пивко, ну или взвар травок и развлекая себя возвышенным спором о чем-нибудь прекрасном… — о жратве, бабах, оружии или об искусстве воспевания собственных подвигов. При всей моей нелюбви к местной поэзии лучше уж миллионный раз прослушать заунывную балладу про «Ска’гтаху — убийцу тигров», чем часами вслушиваться в свист ветра, снующего между скалами и колышущего немногочисленные пучки пожухлой зимней травы, застрявшие между камнями этого уродского ущелья.
Да. Хорошо, что я давно уже не высказываю подобных мыслей вслух. В подобную засаду мог бы попасться лишь кто-то подобный мне, если бы во всем этом мире нашлось бы второе такое дитя асфальта, ничего не замечающее вокруг себя и ждущее красного сигнала светофора или пронзительного гудка, чтобы догадаться об опасности.
Но у местных совсем другое восприятие мира. Раз сказали засада — значит садимся и сидим. Минуты, часы, сутки напролет. Сливаемся с камнями, учимся дышать в такт порывам ветра и слегка двигать телом, синхронно движениям травы. Чтобы даже живущие вокруг зверушки перестали нас замечать и выползли из норок заниматься своими делами, как и птицы, уставшие всполошено носиться по небу при виде чужаков, залезших в их угодья. Вот когда даже местная природа перестанет воспринимать нас как нечто чуждое, враг, каким бы опытным и наблюдательным он ни был, засаду обнаружить не сможет и точно попадет к нам в руки.
…А про костер, ты, Дебил, здорово пошутил. — Гы-гы. Сидеть в засаде у костра и чаи гонять! — вот умора-то. Типа враги дыма не унюхают, такие дураки. Хохмач! Аншлаг-Аншлаг однозначно!
Да уж, что ни говори, а не мне учить своих подопечных устраивать засады. — Сейчас вокруг этого ущелья спряталось больше семи десятков воинов. И хоть бы одна веточка подозрительно колыхнулась, или скрипнул песок под доспехами. — Тишина, покой и полное благолепие земли, на которую не ступала нога человека… Хотя вру — след мы проложили качественный. Осталось только дождаться, пока по нему придут враги.
…Кстати о семи десятках! Или, вернее, о трех бабьих десятках к тем семи прилагающихся… А еще конкретнее, о паре-тройке представительниц этих десятков… Хотя какого хрена? — об одной конкретной!
…Нет, Лга’нхи у меня когда-нибудь точно схлопочет… Как только я вырасту выше его и стану таким же крутым, он у меня таких плюх огребет, что мало не покажется!
Ведь мог бы предупредить. А так, подходим мы, значит, к нашему стойбищу, замаскированному в горных отрогах, начинаем радостно обмениваться приветствиями и счастливыми повизгиваниями, как вдруг, обгоняя
