Феномен (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

- Что там, Ханну? - раздался вопрос и захрустел снег приближающихся шагов, я сразу перекатился, от костра, отчего снова начал леденеть. И выстрелил на вскидку. Снова в лоб.

С трудом встав, скоро вырубит, как придёт память, нужно торопится. Дрожащими руки достав фляжку с водкой, открутил колпачок, и сделал два больших глотка, похоже тело мне голодным досталась, тепло начало расходится, но и развезло серьёзно. Я подкинул веток в костёр, тот больше дымил чем грел, и осмотрелся. На волокуше из лапника лежали три бойца, мертвы, видно, и два финна рядом. Я пробежался, шатало, но определил, что двое их и было, по следам волочения пришли. Пока тела не одубели, быстро снял с них всё ценное. Одежду, включая исподнее, и оружие. Даже лыжи, воткнутые в снег. Мороз под сорок, я тропился. Оружия было шесть единиц, два у финнов, это «Суоми» и винтовка «Мосина», а вот у советских бойцов, два карабина «Мосина», «ДП», и винтовка «Мосина». У меня семнадцать тонн свободного места было в хранилище. Ну да, я не в том был состоянии чтобы пополнять, больше тратил, вот и убрал всё ценное. Чуя наступление сильной головной боли, успел сделать пару шагов и рухнул на лапник рядом с костром, и меня вырубило. Память прежнего владельца тела пришла.

Очнулся я видимо вскоре, меня била крупная дрожь, сопли во все стороны, слабость. Встав на ногах, похоже отморозил, не чувствовал, как костыли, я осмотрелся, тихо было, и чуть в сторону подав, тут место открытое, достал баню. Та прямо на снег ухнула, и встала как надо. Я открыл дверь, ввалившись в предбанник, а тут всё мной заранее готово, как приготовил, так и не трогал три года, на столе кружка с пивом, пена ещё высоко стояла, блюдо с варёными раками парило, однако не обратив внимание на это, я открыл дверь и упал в баню. На меня просто чудовищная жара навалилась, чтобы начать дышать пришлось у пола это мелкими глотками делать. Смог всё же закрыть за собой и непослушными руками начал расстёгивать пуговицы шинели. Тело горело то ли от холода, то ли от жары. Нужно тепло и побольше. Когда разделся, а мне полегче стало, оттаяли руки-ноги, горели болью, одежду выкинул в предбанник, и подав парку, налил воды в шайку, а потом облился тёплой водой. Чёрт, как же больно обжигает, и ведь даже не горячая, просто тёплая. После этого прошёл в парную, дважды поддавал дров, мылся, потел в парной, запас воды в бочке хороший. Ноги горели, но я терпел. Чуть не кипятком ошпаривался, кожа красной стала, но одно ясно, к счастью следов серьёзного обморожения, чтобы там до ампутации дело докатилось, не дошло.

Минут сорок прошло, пока последний лёд из костей не ушёл, всё распаренный, я уже выходил в предбанник дважды, в первый поел плотно, каши и мяса варёного кусок, во второй пивку попил, с раками остывшими, хорошо. Потом снова в парную, от появившегося внутреннего холода избавляться. Угля приходилось часто поддавать. Выходил наружу, накинув овечий полушубок, армейский, помнится с немца его снял, шапку меховую, валенки, обошёл вокруг бани, чужих пока не было, всё как я оставил, а стволы вокруг трещали. Я глянул на градусник, он снаружи закреплён, сорок один градус. Ого. Вернувшись, продолжил парится. В общем, вердикт такой, кожу чуть поморозил, пятна останутся, в остальном успел отогреть. Ну а пока снова парной сидел, ох и раскочегарил её, ещё и воды на каменку подливал, вот и размышлял. Сознание плавало, вон водка ещё не вышла, да и состояние, похоже простыл, вот и выгонял, но думать можно. Попал в Алексея Петрова. Киевлянин, был призван весной тысяча девятьсот сорокового года и вот уже как восемь месяцев числится в Сорок Четвёртой стрелковой дивизии РККА. Получил специальность пулемётчика, это его «ДП», лежал на лапнике, как и коробка с запасными дисками. Дивизия без зимнего обмундирования, в сапогах, шинелях и будёновках, была брошена на помощь, другой дивизии. Их часть зажали на лестной дороге, расстреливая со всех сторон. Часть дня и всю ночь держались, пока боеприпасы к концу не подошли, и решили на прорыв. Удалось вырваться. Алексей собрал раненых, идти не могли, так тот сделал волокушу и тащил их. Это его и спасло, сильный парень, согревался в такой работе, пока не выдержал и не развёл костёр, товарищам боевым это не помогло, а там тот и сам погиб. Думаю, уснул и умер. Вряд ли от мороза, ранений тоже не было, может от усталости? Или от простуды? Алексей уже простыл на момент, когда дивизия шла по дороге, до засады, когда дивизию рассекли на несколько частей. Что за парни, тот не знал, просто собирал своих, остальные по лесу так и разбежались, недолго их финны ловить будут. Мороз убьёт.

Меня же бесит, ну вот знаете бесит, сижу на полке, пот течёт с меня, в некоторых местах кожа горит, это где обморожение получил, а голова другим занята. А бесит то что я в военнослужащих попадаю, в третий раз уже, и на войну в дополнение. Ладно пусть первое перерождение в парня, избитого отцом, сам уже пошёл в училище. Не знаю, что на меня нашло. Сейчас припоминаю, что хотел получить опыт армейской службы и специальность перед водой. Чтобы после призыва не быть как другие растерянные призывники, ничего не знающие. Армия - это не моё, первое перерождение полковником пережил, второе… тоже полковником, хотя говорили, что мне генерал-лейтенанта дали, но это всё слова, документы я не видел. Вот третье, самое интересное, аж генерал-полковником закончил войну. Самым молодым. Однако это не значит, что армия мне нравится. Сложно объяснить, просто не моё, самая главная проблема, это ор, ненавижу, когда на меня орут, да ещё с матом, а в армии это повсеместно, тут ором и матом разговаривают, думаю из-за этого и возненавидел её, хотя немало времени проносил военную форму. А сейчас за что мне всё это? Мало того, что снова на войне, хотя насчёт трофеев подумаю, так ещё в салагу попал. Не в добровольца, кои бывали, а в зелёного салагу. Тут не два года служат, как будет в будущем, все три. Так вот, призвался паренёк весной тридцать девятого, три года служить, значит на дембель пошёл бы весной сорок второго. Вот и я про это, не соскочишь, а там новая война. И надо мне терять целый год? Для других служба, даже для этого лопоухого парнишки, в которого я попал, служба - это почёт, долг и гордость. Для меня ненужная повинность от которой я хочу избавится. Почему меня не отправят в поздний Союз? В Афган тот же? Я там бы оружия современное набрал, бронетехнику. Нет, вообще ещё ниже в прошлое сунули, не сильно, но всё же. Бесит.

Вот так отогреваясь, настой на каменку плескал, хороший, от простуды поможет избавиться, горячий чай с мёдом и вареньем малиновым пил, заодно осмотрел форму. Сапоги отогрелись, я их в бане у печки держал, слушаться. Форму постирал и повесил сушится. Перед этим красноармейскую книжицу нашёл, комсомольский билет. Распотрошил два вещмешка. Один был у раненого, другой Алексея, двое других их не имели, хорошо оружие не бросили. Финны тоже пусты. Писем нет, да и вещи так, красноармейские, бедные. Алексей сирота. Последствия Гражданской, бандитизм. Младенцем был, когда потерял родителей, детдомовец. Самое главное, полк, в котором и числился Алексей, шёл головным. Мне было ближе добраться до той дивизии, к которой они шли на выручку, чем до своих. Я так думаю. А до своих бегом нужно бежать. Дело в том, что я читал эту историю, и в курсе, что пленных было полторы тысячи командиров и бойцов дивизии, как потом говорили финны. Их после войны вернули в Советский Союз и все они по приговору суда были расстреляны. Я это точно знаю. Выпив ещё порошок антигриппина, у меня его много запасено, на такие вот минуты, аптекарь их смешивает, срок годности семь дней, и чайком с мёдом запил. Я как раз поел, жидкого, ухи, так что стал собираться. Оделся, исподнее тёплое, зимнее байковое, форму теперь свою, шерстяные носки и валенки, свитер на форму и овечий тулуп. Шапку меховую. Подав угля в печку, остальные вещи я уже прибрал, покинул баню и убрал её. Хм, след полозьев остался в пятне льда, от мыльной воды, что натекла из бани через сливное отверстие. Пока тихо, хотя лес слушать в такой мороз смысла нет. Зверя и птиц нет, голос не подадут. В общем, осмотрев тех трёх бедолаг, я забрал документы, тела брать не стал, в хранилище не хочу, хотя живое та не принимает, но погибших живыми уже не назвать. Эх, убрал всё же с волокушей. Надел лыжи и быстрым шагом пошёл прочь. Шарфом замотал лицо, только щель для глаз осталась, но я иногда вставал и внимательно прислушивался. С момента прорыва часов восемь пошло, снова белые ночи, видно всё хорошо, так и шёл. А возвращался к дороге. Я трофейщик, там много военного снаряжения брошено, не оставлять же финнам, место в хранилище есть, вот и позаимствую. Пулемёт через грудь, если что, дам очередь от живота. А вообще пулемёт был разряжен, Алексей всё расстрелял, до последнего патрона. Ещё в предбаннике я почистил всё оружие и снарядил все диски из своих запасов. Правда, коробку с запасными дисками держал в хранилище. Тяжелая. После бани такое лёгкое состояние, как будто взлечу, на границе между здоров и простыл, лёгкая слабость, горло чуть сушит, но при движении даже жарко было, тепло одет, длинные полы тулупа прикрывали ноги. На шарфе, через который дышал, всё равно не помогало, лёгкие обжигало морозным воздухом, нарос кристаллами лёд. На мехе шапки вокруг лица, тоже.