Генерал его величества - Величко Андрей Феликсович
— Ваше величество, разрешите в силу чрезвычайной ситуации принять дополнительные меры по охране дворца.
— Действуйте, генерал, — кивнул мне Гоша.
Я повернулся к старшему охранной десятки и приказал:
— Бегом в машину, оттуда радируйте в Гатчину, пусть срочно присылают сюда воздушно-десантную роту с полным боекомплектом. Далее, для охраны аэродрома оставить минимум, остальные боеспособные подразделения батальона аэродромного обслуживания сюда. Потом циркулярно передадите сигнал «Шторм». Выполняйте!
Через час дворец начал заполняться десантниками (вовремя я сподобился создать эту роту!) в полном снаряжении, включая лопатки. Потом с моря донеслись залпы — это находящиеся в Кронштадте корабли, приспустив флаги, салютовали безвременно усопшему императору… А к Гоше уже образовалась очередь из наиболее шустрых, которым вдруг засвербело срочно принести ему присягу. В Питер по сигналу «Шторм» летели Татьяна, Беня и Константин Аркадьевич, но пока они долетят… Да и если вспомнить, как Костя боится полетов, аж до икоты, — вряд ли он прямо в воздухе напишет Гоше подходящую к ситуации речь. А надо срочно, так что придется самому напрячь извилины. Так, начинаем с обращения. Граждане? Не поймут юмора… Братья и сестры? Вроде рановато… Россияне? Пожалуй, сойдет, ведь надо подчеркнуть, что обращение идет ко всем. Ну вступление понятное — рука наймита вражеских сил вырвала из наших рядов… Блин, да кого же… Нет, не вырвала, а это самое — осиротила нацию. Или Россию? Подлый удар пришелся по лучшему, прям-таки по уму, чести и совести нашей эпохи! Но враги просчитались — есть кому поднять выпавшее из ослабевших рук знамя, есть! И над телом невинно убиенного старшего брата, великомученика земли русской, я клянусь…
«Все, в уме дальше не получается», — подумал я и велел срочно доставить из Аничкова дворца стенографистку.
Прочитав мое творение, Гоша сделал несколько полезных добавок. В частности, я забыл упомянуть о Мари, а следовало! Так что в речи появилось и упоминание о лежащей при смерти императрице. Надо будет, значит, печатать бюллетени о ее здоровье и вывешивать в общественных местах. Кстати, потом Гоша вставил кусок и обо мне. Мол, в этот тяжелый момент рядом с ним находится его верный соратник, всем известный генерал Найденов, князь Порт-Артурский, который железной рукой обуздает воспрянувшую вражью силу! Про ежовые рукавицы, малость подумав, решили не писать.
В два часа дня император Георгий Первый произнес речь с балкона Зимнего дворца. Говорил он хорошо, громко и с чувством, да и его вид — в авиационном полевом мундире, с кобурой на пузе — тоже внушал уважение. Над Россией явно вставала заря чего-то нового… Знать бы еще чего. Впрочем, через три часа ВИП-«ресвет» сядет прямо на Дворцовой площади, и будем общими усилиями разбираться в ситуации.
В подконтрольные нам газеты Гошина речь была отправлена заранее, и там уже начинали набирать экстренные выпуски.
Ближе к вечеру мы с Гошей наконец-то смогли в более или менее спокойной обстановке обсудить ситуацию. Уже были опрошены все присутствовавшие при последнем получасе жизни бывшего императора…
— Он, похоже, чувствовал, что ты где-то рядом, — поделился я сведениями со свежеобразовавшимся величеством. — В бреду звал тебя, а незадолго до кончины пришел в сознание. При свидетелях сказал, что вручает судьбу России тебе и что отменяет пункт о равнородности в законе о престолонаследии… Потом просил тебя позаботиться о его сыне — Аликс уже в положении. Так что по порталам зря не шастаем, чтобы была возможность его нашим врачам показать, к этой просьбе я намерен отнестись со всей серьезностью. Вот ведь как вышло… Жил он тут ничуть не лучше, чем у нас, зато хоть помер как человек, на посту, так сказать. И детей за собой не потянул…
— Надо озадачить Константина кампанией по увековечиванию памяти, — предложил Гоша. — Кого-нибудь поталантливее посадить написать книгу… О том, что на рубеже веков в России правил умный, мягкий, душевный и добрый человек. И как враги за это его сживали со света и сжили наконец. И как намек — что теперь на троне сидит тоже… умный. И в какой-то мере душевный, но помнящий о трагической судьбе своего брата… и деда, между прочим, тоже. Эх, брат! Как же это угораздило его в Зимний кинуться! Сидел бы в Аничковом, спасли бы, тем более что он заранее отрекаться начал. Вот ведь не повезло бедному Ники.
— Это как инстинкт, — объяснил я. — Раненый зверь стремится в свою берлогу, ну и у людей что-то такое есть.
— Думаешь, это англичане пытались ликвидировать маман? — вернулся к прозе жизни Гоша.
— Ну не японцы же! Они еще недоозверели до таких методов, а сыны туманного Альбиона, наоборот, других и не знают аж со времен Ивана Грозного. Тогда как раз похожая история произошла. Так что ламсдорфовского секретаря уже ищут, только, боюсь, как бы секретарский трупик не нашли. Кстати, а ты ищи себе нового министра иностранных дел, Ламсдорф-то ведь тоже того…
— А это не он случайно был тут главным?
— Непохож этот Ламсдорф на камикадзе. Знал бы он, в чем дело, уже при первых признаках отравления завопил бы: «Это ошибка, травить собирались не меня, врача сюда срочно!» А вот окружение его, включая домашних, уже изолировано. После ужина съезжу посмотрю, как там движется следствие… Возвращаться мне в Аничков или сюда?
— Сюда, — сказал Гоша. — В ближайшее время пройдись по Зимнему, присмотри помещения себе и своим службам. Узел связи, охрана, гараж, авиагруппа на автожирах… В общем, ты это лучше меня знаешь. Так что вперед, генерал, вы теперь особа, приближенная к императору. Родина вас не забудет!
ГЛАВА 35
Утром пришлось встать рано, чтобы еще до погружения в следственные действия успеть съездить в Аничков навестить Мари. По идее, на это еще вчера надо было выкроить часок, потому как сразу по приезде я почувствовал себя последней скотиной.
Мари была одна и выглядела так, как будто ее еще раз отравили. Хорошо хоть, что у меня сразу в дверях сработала интуиция и я, не говоря ни слова, просто обнял императрицу и начал гладить по голове. Она разрыдалась, — видимо, этого ей в последние часы и не хватало… Потом она начала выговариваться.
— Ведь это мы, мы его убили, — всхлипывала она. — Он умирал как раз в тот момент, когда мы решали — что с ним делать, если не станет отрекаться…
— Вот что, — немного отстранился я, — давай уточним. Мы планировали его отречение. И в случае даже не отказа, а обмана предусматривались мои активные действия. Только тогда и только мои! А убили его англичане. По ошибке, мишенью-то была ты.
— Как?
— Да как всех, начиная с супруги Ивана Грозного, потом Петра Третьего, потом Павла Первого… Чужими руками, у них в этом большой опыт.
— Но зачем?
— Им мешал я. Но меня убирать трудно и, главное, бесполезно — вы с Гошей вполне уже и без меня обойдетесь. А вот если в Питере убрать тебя, а в Артуре наследника, то инженер Найденов превращается если не в ноль, то уж в сотую долю себя теперешнего — точно. Так что, когда тебя тащили в коттедж, в Порт-Артуре, во дворце наместника, тоже появились первые пострадавшие от яда… Хорошо хоть, что Маша живет на аэродроме.
— И Жоржа тоже? Ну мерзавцы…
Мари стремительно приходила в себя.
— Вот, значит, как решила действовать моя драгоценная сестрица! То-то в позапрошлом письме она намекала, что я зря так активно участвую в политике… Дорогой, я не сомневаюсь, это злодеяние не останется без надлежащего ответа.
— Разумеется, только ответ будет несимметричным. Ведь решение принимал вовсе не король Англии и уж тем более не королева… Я не уверен, что их и в известность-то поставили. Ну и потом, представь себе, траванули мы братца Эдика и сестренку Сашеньку, помучились они маленько и отбросили копыта, это как-то не впечатляет. А уж вони будет! Зато, если мы их в дерьме измажем по уши — фигурально, хотя… ладно, сначала фигурально. В общем, я уже думаю над этим. Но перед нами сейчас стоят более срочные задачи. Мари, пойми, чтобы смерть Николая оказалась не напрасной, мы должны действовать быстро и точно! Ошибемся — еще и Гошу хоронить придется, если, конечно, будет кому… В общем, так. Еще раз извини, но вид у тебя сейчас почти такой, как надо. Да не сверкай глазами, я тебя не за… цвет лица и не за стройные ноги полюбил! Так вот, вид подходящий, но его надо усилить. Чтоб у пришедшего к тебе посетителя было только одно сомнение: она прямо сейчас помрет или все-таки после его ухода? И давай прикинем, кого из твоих слуг можно показывать прессе на предмет расспросов, а кого лучше не надо. А ты, значит, будешь слабым голосом гнуть вот такую линию…
