Игорь Николаев - Железный ветер
1953 год — «Повелитель бездны».
1956 год — из ниоткуда появляется Иван Терентьев, популярный писатель с богатейшей, но извращенной фантазией.
1959 год — война на уничтожение с безумным противником, невероятно похожим на того, что был описан в рукописях новых, пока не опубликованных книг Терентьева.
— Найдите его, — сказал Лимасов. — Делайте что угодно, но найдите.
Впрочем, приказ здесь был излишен, Басалаев уже искал, поставив на уши весь военный и гражданский аппарат Империи. В считаные дни он разыскал Ютту Карлссон, юриста, работавшего на Терентьева непосредственно перед началом Вторжения. Ютта рассказала, что после спасения из разрушенного банка Терентьев осел в приюте имени Рюгена со своим новым товарищем, Губертом Цахесом. Писатель словно сошел с ума, его забота о приюте и его питомцах приобрела черты одержимости. В конце концов он отправил Ютту как можно дальше, в Польское королевство, щедро оплатив безопасный путь, но даже угроза любимой женщине не заставила Ивана покинуть Рюген…
Басалаев немедленно вызвал спецотряд «Исследования» и сам помчался в Барнумбург, чтобы вывезти пришельца в Россию и хоть лаской, хоть таской выбить из него все. Контрразведчик допустил лишь одну ошибку, разрешив отряду перелет на экраноплане. Эта оплошность стоила ему потери бойцов и времени. Майор нашел воинов, но опоздал, цепь ошибок и накладок наслаивалась одна на другую как падающие костяшки домино, чтобы привести всех к мрачному финалу.
Басалаев все же нашел пришельца, живым и здоровым, но им не хватило какого-то часа, чтобы вернуться…
— Если бы мы отдыхали на пару часов меньше. Если бы вышли чуть раньше… — приговаривал Басалаев в плохо сдерживаемом отчаянии, которое наконец прорвалось наружу. — Если бы!..
Таланов сидел, оглушенный свалившимся на него знанием. История, рассказанная Басалаевым, была безумной, нереальной, немыслимой!
Такой же, как безумный, нереальный, немыслимый мир, окружавший их. Мир, в котором по улицам Барнумбурга грохотали гусеницами «Пфадфингеры», один в один схожие с описанными Терентьевым «PzKpfw IV».
— «Попаданец», — прошептал капитан, стараясь уместить в сознании все части головоломки. — Но почему?.. Мир рушится, а он… Почему?!
— Пришелец, «попаданец», один хрен, — безнадежно отозвался Басалаев. — Я не знаю, даже его Ютта не знала, почему он остался. Он ее точно любил, но даже это не помогло.
— Ну… — сказал Таланов, чувствуя, как черная, бешеная ярость растет в душе, заполняя ее без остатка. — Пойдем. Спросим. По-моему, самое время.
— Пойдем… Спросим… — Майор был сам на себя не похож, как будто из него вынули стальной стержень, на котором он до сих пор держался. Понимание, что он все-таки не успел, четкое осознание проигранной ставки сделало то, чего не достигли годы опасной работы и хитроумные козни врагов. Борис был разбит и потерян.
Они спускались по темной лестнице. Рюген был погружен во тьму, лишь с улицы изредка прорывался луч света от проезжавшей в отдалении машины. Дозоры бдили.
— Что это? — Таланов занес ногу над очередной ступенькой, да так и застыл, настороженно прислушиваясь. Навострил уши и Басалаев.
— Пение? — потрясенно спросил майор.
И это действительно было пение, католическое песнопение на несколько голосов, но без сопровождения.
Несколько тонких детских голосков сплелись воедино, возносясь сквозь толщу камня и тьму ночи к небу, словно чистый родник пробивал себе путь сквозь ил и глину. Майор и капитан не знали языка, на котором пел невидимый хор, но, наверное, это было к лучшему.
— Ангелы… — прошептал Басалаев, человек, который не выносил детей. — Голос ангелов.
Alleluia laudate Dominum de caelis laudate eum in excelsis.Laudate eum omnes angeli eius laudate eum omnes virtutes eius.Laudate eum sol et luna laudate eum omnes stellae et lumen.Laudate eum caeli caelorum et aqua quae super caelum est.Laudent nomen Domini quia ipse dixit et facta sunt ipse mandavit et creata sunt,Statuit ea in saeculum et in saeculum saeculi praeceptum posuit et non praeteribit.Laudate Dominum de terra dracones et omnes abyssi,Ignis grando nix glacies spiritus procellarum quae faciunt verbum eius,Montes et omnes colles ligna fructifera et omnes cedri,Bestiae et universa pecora serpentes et volucres pinnatae,Reges terrae et omnes populi principes et omnes iudices terrae,Iuvenes et virgines senes cum iunioribus laudent nomen DominiQuia exaltatum est nomen eius solius.Confessio eius super caelum et terram et exaltabit cornu populi sui hymnus omnibus sanctis eius filiis Israhel populo adpropinquanti sibi.[29]
Жернова времени мелют неспешно, зачастую весьма причудливо. И не дано было знать двум офицерам, которые, забыв обо всем, слушали ангельское пение, что одному из них суждено прожить еще долгие годы, часы же другого сочтены…
Глава 10
ИСКУПЛЕНИЕ
«Вспомним, что есть так называемый принцип „свободной торговли“. Проведя дистилляцию сущности, выделив квинтэссенцию ее содержания, мы придем к простому выводу — это есть система, в которой отсутствуют сколь-нибудь значимые ограничения на импорт товаров и услуг.
И сейчас, когда дискуссия о жизнеспособности и пользе этого принципа обрела невиданный доселе размах, заняв лучшие умы экономической науки, я считаю необходимым вспомнить о том краеугольном камне, который был заложен господином Марксом в фундамент современной экономической науки.
Маркс, как мы знаем, принял человеческий труд как единственную производящую силу, способную генерировать благосостояние страны. Эту силу доктор с присущим ему остроумием назвал „das Kapital“. Этот термин был образован от латинского слова, „capitalis“ (основной) и ныне не нуждается в переводе. Корень зла и ошибочного понимания „свободной торговли“ кроется в том, что многие современные экономисты ошибочно подменяют эту силу ее денежным эквивалентом и, соответственно, приходят к заключению о возможности обмена труда на его номинальную стоимость. Из чего следует вывод о безболезненности неконтролируемого, фактически бесконечного роста чистого импорта в балансе внешней торговли страны.
Рост производительности труда эти неискушенные умы подменяют ростом его стоимости в денежном выражении, утверждая, что таким образом увеличится и капитализация экономики. Грубейшая ошибка, могущая привести к непредсказуемым последствиям, как для отдельных стран, так и для мировой экономики в целом!
Рост стоимости труда в мировых державах, принявших такую модель развития, наряду с отказом от принципа равновесного баланса во внешней торговле, неизбежно приведет к перемещению производственных мощностей в страны с дешевым трудовым ресурсом, что в свою очередь породит значительный перекос в распределении долговой нагрузки в сторону этих новых производственных центров. Они фактически станут держателями долговых обязательств всего остального мира, возможен даже чистый экспорт денежной массы стран-потребителей в страны-производители. Последствия такого торгового дисбаланса трудно себе представить, но всем им в долгосрочной перспективе вполне подойдет определение „катастрофичный“. Экономика — точная математическая наука, не прощающая спекуляций и надувательства.
Мы ни в коем случае не должны нивелировать значение труда для национальных экономик. Только с ростом производительности труда растет капитализация, этот принцип, выведенный доктором Марксом много лет назад, остается незыблемым и теперь. А это означает, что для роста благосостояния страны необходимо увеличивать рождаемость ее населения, поднимать уровень его образованности, лечить людей, улучшать условия, в которых они живут, создавать благоприятную среду для высококвалифицированного, интеллектуального труда. Только так прирастает капитал, только так можно добиться настоящего процветания.
Посему, безусловно, надлежит предать анафеме псевдонаучные манипуляции, основанные на игре числами и бухгалтерских махинациях. Рост реальной производительности труда и применение равновесного баланса к внешнеторговым операциям — вот путь в будущее для любой современной экономики.
Вступительная речь Зеуса де Рейтера на открытии XIV Экономического Конгресса. Оренбург, 1929 год.»Иван закрыл книгу и отложил ее в сторону. Сборник с материалами конгресса он нашел в библиотеке Рюгена. Небольшой серый томик невесть как затесался среди медицинских справочников и религиозной литературы. В редкие минуты бездеятельности Терентьев листал ее в поисках отдыха для утомленного ума. Как ни странно, пробираясь сквозь строки сухих, бесстрастных докладов и тезисов, он лучше всего отвлекался от забот и тревог насущных дней.
За минувшие годы Иван не раз задавался вопросом — почему? Почему этот мир так непохож на его, Ивана, родину? Может быть, он был не первым пришельцем, и его предшественники в какой-то момент перевели стрелки, отправив состав прогресса и истории по иному, лучшему пути? И где та самая точка перелома, после которой разошлись эти пути?