Владимир Ильин - Восьмой зверь
Я бегу по полупустым коридорам, удерживая супруг за руки — они ведут себя, словно лишились воли, и явно не понимают, что с ними и где они. А ведь планы дворца заучивали вместе. Еще один поворот — и я с силой выламываю шпингалет на ставне окна. Холодный влажный воздух приводит девушек в чувство.
— Быстрее! — Шиплю я, помогая тине взобраться на подоконник, а оттуда — спрыгнуть вниз. Затем делаю то же самое для Джейн. — Спрячьте медальон!
Серебряные пластинки торопливо заправляют под платье.
Мы не пойдем через парадный вход, уж лучше бежать к каретам через дождь, чем напороться на сталь у самого порога. Я рассуждал вполне логично — вряд ли кто захочет мокнуть под дождем неведомо сколько времени, а мимо входа обычный человек уж точно не пройдет, так что ждать нас будут именно на выходе, дав шанс добраться на машины. Я бегу через дождь, обожая его всем сердцем — пелена воды укрывает нас, прячет от чужого взгляда.
— Как все прошло? — С тревогой спрашивает наш охранник, придерживая дверцу, пока девушки забираются внутрь.
— Все хорошо, — не собираюсь ничего объяснять постороннему человеку. — Едем?
— Разумеется. — Машина медленно набирает ход, с каждой секундой разрывая расстояние между нами и будущими преследователями.
Через десяток минут в окошко уже видны кварталы окраин города — мы решили не искать в разошедшемся дожде машину охраны, за ливнем и дорогу-то было толком не видно. Но я все еще рад дождю — пусть из-за него погоню не отрежет оплаченная толпа, изображая фестиваль, не важно — дождь с этим справится даже лучше.
Джейн с облегчением вздыхает, я же не тороплюсь радоваться.
Я аккуратно сжимаю руку Тины, подавая сигнал. Девушка понятливо прикрывает глаза, и через десяток секунд реалистично изображает приступ тошноты.
— Остановись на секунду, — приказываю водителю.
— Не велено, — даже не думает подчиниться сопровождающий.
— Ее вывернет сейчас, прямо в салоне. Тут даже места нет! — Изображаю я начинающуюся истерику. — Я на ходу эту дверь не открою.
— Ладно, — досадливо морщится водитель, и притормаживает возле глухой — без единого светлого окна — коробки здания.
Я обрушиваю удар на затылок водителя — аккуратно, чтобы не навредить здоровью. Сегодня мне не нужны случайности, в том числе с предательством тех, кому доверяешь.
Мы бежим через засыпающий город, уверенно ориентируясь в улицах и кварталах, пока не останавливаемся возле заросшей ограды сада. Аккуратное движение отодвигает разросшийся зеленый забор, открывая лаз внутрь. В этом особняке редко бывают хозяева, а местного сторожа я знаю достаточно хорошо, чтобы не опасаться. Цена его лояльности вполне известна — перед тем, как пролезть внутрь, подхватываю две бутылки отличнейшего вина, спрятанного тут загодя. Зато тут нас точно не будут искать.
Мы проходим внутрь сада, по тропинке доходим до спящего особняка, с одиноким огоньком сторожки. Я указываю на лестницу, ведущую к мансарде, и первый ступаю на деревянные ступени. Те немного скрипят — девушки замирают на каждом шаге, стараясь не шуметь. Пока они медлят, я аккуратно снимаю щеколду, подцепляя ее сквозь щель двери и внимательно рассматриваю убранство спальни внутри — мало ли. Как и ожидалось — никого. И тут невероятное напряжение все таки берет свое — на последних остатках сил скидываю на пол мокрую одежду и буквально падаю на шелк постели, зарываясь под одеялом.
Через какое-то время ко мне присоединяются невесты, по правую и левую сторону от меня. Поворачиваю голову — и с улыбкой отмечаю серебристые цепочки на шеях. Это не сон. У нас все получилось.
Старый обходчик поплотнее закутался в дождевик, приоткрыл заслонку фонаря и осторожно ступил на раскисшую землю высоким резиновым сапогом.
— Ненастье-ненастьем, а порядок — превыше всего! Правила для того и писаны, чтобы соблюдать, — довольно громко ворчал он себе под нос.
Авось кто испугается голоса, да убежит. Хоть и не было ни единого разбойника на его памяти, однако с возрастом, да еще ночью, даже тени от фонаря обращались жуткими монстрами и притаившимися убийцами. Собственный голос придавал уверенности, развеивая надуманные страхи.
— В такую холодину ни один приличный разбойник и носа на улицу не сунет. — Продолжал он бурчать, удерживая фонарь чуть впереди.
Хорошо бы и ему остаться в сторожке, да не морозить кости — однако ж потерять теплое место сторож опасался как бы не сильнее встречи с вором. Вышвырнут за небрежение — и куда идти отставному вояке? Хозяева появлялись в доме редко, едва ли неделю в сезон, но вдруг кто из соседей пожалуется, не заметив привычное движение желтого огонька по соседскому саду? Нет уж, не растает.
Старик резко замер и прислушался к шуму дождя — не послышалось ли? Сердечко екнуло — не показалось, в доме кто-то есть! Фонарь сменил руку, освободив правую для массивной деревянной дубины, опоясанной свинцовыми кольцами — самое то, чтобы угостить вражину по хребтине! Чуть прикрыв заслонку — чтобы свет падал лишь на землю, сторож принялся осторожно подбираться к громаде особняка. Зрение постепенно привыкало к темноте, давая заметить приоткрытое окошко второго этажа, откуда и шли звуки голосов — мужского и женского.
— Хозяева спальня, — одними губами прошептал он, хмурясь. — Та-ак!
Взгляд привычно скользнул вниз, под лестницу, и зацепился за столь знакомые и милые очертания, довольно легко различимые на фоне плетеного кресла, задвинутого под навес из ступеней.
— Вот засранец! — Вымолвил чуть громче, явно успокаиваясь. — Ни совести, ни почтения к старику! Хоть бы предупредил, — уже привычным тоном проворчал он, помещая дубину обратно на пояс.
По большому счету, давнишняя договоренность его не тяготила — парень изредка водил девушек, оставляя после себя порядок, да еще гостинец — ему, монетку — служанке. И не абы кого водил, а только тех, для кого стоило долго кружить по городу, вконец запутывая красавицу, и уже после провести через сад в "свой" особняк, изображая аристократа. И ведь сходило ему все с рук — ни одна еще не явилась к крыльцу, требуя подать ей обольстителя. Давненько его не было видно — уж год прошел. Оттого и напугался.
Договоренность, само собой, не на пустом месте родилась — года три назад подошел к нему парень, вместе с облаком духов — элегантно одетый, да прилизанный. Да с несвойственной возрасту бойкостью предложил и дело хорошее сделать, и заработать. Как он понял, этот парень стянул дорогую вещицу у тех, кого обворовывать было совсем нельзя. Хозяйка пропажу не обнаружила — но это до первого взгляда в зеркало, потому как парень умудрился снять с нее брошь. Сам он вернуть не мог — уж больно странно будет это выглядеть, а вот ежели пропажу найдет кто другой — так ему только спасибо скажут и одарят монеткой.
В карманах у старика в те годы, из круглого — разве что мелкая дырка водилась. К слову — единственная дыра на всем тщательно сберегаемом мундире, единственном его имуществе. В таком возрасте работу найти было сложно — всем молодых да сильных подавай. Вот и перебивался случайными заработками, обменивая их на еду, да кров.
В общем, он согласился — и когда в кафетерии (юноша, разумеется, оплатил и стол, и еду, и аванс презентовал) раздался панический женский вопль о пропаже украшения, он довольно шустро дохлебал бульон (уж больно тот был хорош), и изобразил вместе с остальной публикой живейшие поиски. Разумеется, ничего не нашли. Тогда он подошел к леди и очень вежливо представился, уведомив, что приложит все силы к розыскам. Отнеслись к его словам с подозрением — ожидая, что будет клянчить маршрут. Однако вояка не стал портить чужой план, и на десяток минут скрылся из кафе, побродил вокруг, и вернулся с добычей (с каковой и выходил из кафетерия). Слова благодарности, искренняя признательность и — буквально требование — просить что захочет, так как брошка оказалась мало того, что жутко дорогой, так еще и фамильной и древней.
Старик осторожно спросил — а не нужен ли им честный работник? Он услышал "да", еще до того, как обозначил свои способности. В итоге благодарные хозяева отправили его сторожить этот особняк — один из множества принадлежащих им, назначив приятный оклад. И своими обязанностями он не пренебрегал — мало ли, хорошее быстро забывают.
Чуть позже его каким-то образом отыскал "благодетель", отвалил от щедрот серебрушку, польстив старику за исполнительность. Поинтересовался новым местом работы, задумчиво хмыкнул, когда узнал, что хозяева, в общем-то, предпочитают жить на юге — но как же без дома в столице? Вернее, без четырех домов в разных чертах города. И попросил право ночевать в этом доме, изредка, со всеми приличиями. Если быть честным, старик в те дни был готов на руках таскать благодетеля, оттого согласился — еще и потому, что парень не был дураком, а значит и проблем от него ждать не стоило. А уж позже сложилась традиция — если под лестницей бутылка вина, то жди гостей на вечер.
