Сергей Шангин - Окончательная синхронизация
— Сообразим, не проблема, — тотчас же воспрял духом пилот.
— А почему это ты, собственно говоря, я тоже могу это сделать. Не велика работа веревку обрезать, — обидно, когда тебя не замечают, словно и не мужик я вовсе.
— Сеня, давай потом поспорим на эту тему, — беззлобно огрызнулся Алексей, погруженный в свои мысли.
— Не будет никакого потом, пойдем вдвоем. По крайней мере, — быстро продолжил я, прерывая его ответное выступление, — я буду тебя страховать. Веревка есть или всю на бандита смотали? — я отвернулся от Алексея к пилоту, чтобы не отвечать на его возражения.
— Черт с тобой, — неожиданно легко согласился Алексей, — только помни, что веревку мы в любом случае должны обрезать. Я не смогу, ты пойдешь и так, пока мужики в салоне не закончатся.
— Не вопрос! — с мальчишеской гордостью согласился я.
В багажном отсеке царил сущий ад. Вещи никто не крепил, их в спешке закидали внутрь, кое-как прикрепив лентами к стенкам. Первый же удар разгерметизации вырвал чемоданы и контейнеры из хилых креплений и соорудил баррикаду на выходе.
Закутанные в пилотские куртки с кислородными масками на лице, мы пробирались в хвост отсека, разгребая баррикаду. Веревка, предусмотрительно закрепленная в начале отсека, страховала от случайностей. Наконец мы прорвались к люку и обнаружили нашего бомбиста — его прижало люком, но не насмерть. На его счастье, если допустим такой каламбур для человека ожидающего неизбежной смерти, вместе с ним в тиски крышки попала пара чемоданов. Он смотрел на нас выпученными от страха глазами, болтая ногами в пустоте за бортом. Схваченный арктическим холодом и страхом, он не в силах был произнести ни слова, но его мысли были просты и понятны: «Спасите! Я не хочу умирать! Я не буду взрывать бомбу! Спасите меня!» Он посылал свои слова-молитвы нам или своему богу, но, будучи на волосок от смерти, искренне надеялся, что кто-то проявит к нему милосердие и придет на помощь.
— Слушай, — толкнул я Алексея, — он обещает, что не будет взрывать бомбу, если мы его спасем. Может, поверим? А?
— Конечно, поверим! — отозвался он зло, — А как же еще? Мы же добрые! Нас только что всех взорвать хотели или по одному отстреливать, пока наши правительства будут размышлять, выполнять их требования или нет. Но мы добрые самаритяне, не суди и не судим будешь! Так что ли?
— А может и так! — ответно ощерился я, — Неужто, убивая кого-то, мы улучшаем этот мир? Может, спасая душу заблудшего, мы поможем ему стать человеком? Может он сам поймет, что его жизнь была дерьмом и расскажет об этом другим? Мы можем его судить, но можем отложить исполнение приговора!
— Уговорил, Христос! — подозрительно легко согласился Алексей. — Передай Эвелине, чтобы немного приоткрыли люк и сразу же закрывали. Я выдерну этого придурка и вышибу чемоданы. А ты, Христос, держи меня за плечи! И не дай тебе бог случайно выпустить меня, вернусь с того света, убью!
Не подкопаешься, все спокойно без надрыва, почему не поверить Алексею, если я уже готов верить даже террористам. Хотя не тот человек Алексей, чтобы вот так запросто прощать бандиту его недавнее желание отправить всех нас на тот свет. Ой, не тот! Но делать нечего, передаю приказ Эве.
Я уперся ногами в распорку, вцепился перчатками в Алексея и приготовился к рывку. Алексей одной рукой схватил бандита за шкирку, второй вцепился в скобу, ногами уперся в чемоданы. Люк начал медленно раскрываться, чемоданы заворочались и внезапно выпрыгнули за борт. Алексей заорал, пытаясь одной рукой втянуть бандита на борт. Я тащил его изо всех сил, но створки снова поползли вверх, пилот выполнял наш приказ — приоткрыть и сразу же закрывать.
— Все, не могу! — выдохнул Алексей и пинком отправил бандита за борт. Прошло несколько томительных секунд, за бортом грохнул взрыв и люк тотчас же закрылся.
Мы упали на валяющиеся в беспорядке вещи, переводя дыхание.
— Ты его специально выбросил! — прокурорским тоном заявил я.
— И что? — безо всяких интонаций в голосе поинтересовался Алексей, — Судить меня будешь? Я сам себя судить буду, за то, что поддался на твои уговоры и попытался втащить бомбу обратно на борт!
Я промолчал. Человека не вернуть, ситуацию не изменить. Нет человека, нет проблем — типовое решение нашего времени.
— Молчишь? Сказать нечего? Ну и черт с тобой, молчи, осуждай! Уж как-нибудь проживу с грехом на душе. Если передо мной снова поставят выбор спасти двести душ или убить одного подонка, я сделаю так же.
Мы полежали еще немного, потом молча пошагали к лестнице. Я старался не смотреть на Алексея. В его словах есть простая сермяжная правда, но душа болела и стонала, терзаемая интеллигентскими комплексами. Перед глазами стояла сцена с вылетающим из самолета телом и взрывом, разносящим его на куски. Алексей не может знать, что я до последнего момента невольно был в контакте с бандитом, и испытывал вместе с ним весь ужас его положения. Меня словно убили только что, взорвали в воздухе. Боли не было, взрыв разнес тело и мозг за доли секунды. Но ужас ожидания смерти был намного страшнее самой смерти.
За время нашего отсутствия пилот при содействии храбрецов из пассажиров нейтрализовал седого. Пассажиры встретили нас рукоплесканиями и криками «Браво!» Мы хмуро переглянулись — ни к чему нам такая слава, вопросы начнутся, излишнее внимание к героям, пресса, телевидение. Из огня да в полымя. Не успели долететь, а уже нужно думать, как улизнуть от благодарных французов, раствориться в толпе, спрятаться, чтобы незаметно подобраться к цели.
Снова думать, думать и думать! Как заставить всех без исключения пассажиров поверить, что это именно они сами, безо всякой посторонней помощи справились с ситуацией.
— А еще лучше, — мысленно буркнула Эвелина, — чтобы вообще не вспомнили о ней! Седой вот только мешается, может и его того… за борт, чтобы не отсвечивал? — кровожадно предложила она.
— Я смотрю, вы с Алексеем прямо душа в душу поете! — пробурчал я, — Вам дай волю, вы половину пассажиров за борт отправите, чтобы проще жилось. В конце концов, нам достаточно пилотов и одной стюардессы, чтобы долететь до Парижа, остальных за борт! Пусть себе полетают!
— Ты чего завелся то? — удивилась Эва, — Я же пошутила, к слову пришлось, с языка сорвалось случайно. Чего ты в бутылку лезешь? Псих ненормальный!
— Я псих? Да?! Тогда вы с Алексеем парочка садистов, жаждущих всех перебить! — накручивал я сам себя, — Вам бы только из автоматов стрелять, глотки людям рвать, да за борт выбрасывать!
— Охолонись, придурок! — прошипела она вслух раздраженно, — Или я попрошу Алексея стукнуть тебя чем-нибудь тяжелым по башке! Тоже мне герой, стоял за спиной, переживал, как студентка беременная! Слизняк!
— Ах так?! — я просто кипел от обуревавших меня бешенных чувств, — А ты… да я тебя… спелись, голубчики?
— А-а-а-а! — заорали мы одновременно от холодной воды вылитой нам прямо на голову.
— Брэк, разойтись в разные углы! — Алексей бросил нам полотенца и внимательно присматривался к нам. — Не замечаете, что ваше поведение несколько ненормальное?
Мы переглянулись с Эвой, я тряхнул головой и задумался. А ведь действительно ссора вышла из-за пустяка, а потом как ком с горы быстро выросла в лавину. Кто-то очень умело стравил нас и пытался довести до крупной ссоры с непредсказуемым результатом. Кому-то было выгодно расколоть наше единство, превратить отряд в стаю озлобленно лающихся шакалов. И этот кто-то очень не хочет подпускать нас к Парижу.
— Это он! — практически одновременно пришли мы к выводу.
— Извини, — первой извинилась Эва.
— Плюнь и забудь! — попросил я, — Свинство полнейшее с моей стороны.
— Так, минуточку! Может мне кто-то объяснит, что происходит? — возмутился Алексей.
— Нас подловили и раскрутили на ссору, — пояснила Эва. — Понимаешь, нужно все время быть на чеку, чтобы тебя не подловили, не взяли в оборот. Мы, точнее я, еще не привыкла, что для сенса не существует расстояний.
— Ага! — Алексей на мгновение задумался, — Так ты мне тогда на базе мульку гнал про невозможность работы на большом расстоянии?
— Извини, но так было нужно. Мне… нам нужно было попасть в Париж, чтобы… — я замялся.
— Самому взять артефакт?
— Нет, не совсем. Есть еще одно обстоятельство, о котором ты можешь не знать.
— Может, стоит меня с ним познакомить, раз уж мы вместе работаем в одной команде? — с непроницаемо холодным видом поинтересовался он.
— В принципе нет проблем, просто все как-то не ко времени было. Мы же постоянно куда-то бежали, спешили, — оправдывался я.
— Понял, значит за мной организация ужина при свечах. Можете не напрягаться, господа сенсы, для этого достаточно обычного мужского обаяния.
И в самом деле, через полчаса любезно улыбающиеся стюардессы проводили нас в небольшую комнатку, расположенную рядом с кабиной пилотов. Я не поверил своим глазам — на столике, сервированном по высшему классу, горели свечи. Вот что значит мастер-класс. Порази меня молния, как он без знания французского языка умудрился обаять стюардесс и объяснить, что именно ему нужно? Прямо фокусник какой-то!
