Алексей Гравицкий - Четвертый Рейх

— Какой рейх? Какой фюрер? Все кончено. Уже давно. И Адольф прекрасно знал об этом. Знал заранее.

— Все кончено здесь, — с мягкой настойчивостью в голосе не согласился Кляйн. — Не там.

— А там, — Вернер стрельнул глазами в потолок, — меня не будет. Туда вы летите без меня. Знаешь, как я себя теперь чувствую, Карл? Как Ной, который вопреки всем трудностям, насмешкам и издевкам, построивший ковчег, и которого вышвырнули с этого ковчега.

Он встал и подошел к стене, за которой была — он не просто это знал — пусковая площадка. И ему не надо было видеть ракету, возвышающуюся в отдалении. Он чувствовал ее.

Вернер провел ладонью по стене, словно гладя стоящее за ней детище по металлическому боку.

— Зверье собралось в кучу, Карл, — произнес он. — Каждой твари по паре. И эти твари уплывают без меня. И ты вместе с ними. А Ной остается на земле, которая давно тонет и скоро окончательно скроется под водой.

Хрустнули костяшки. Фон Браун стиснул зубы, давя желание развернуться и крепко вмазать калеке.

— Мне больно слышать, что ты так отзываешься о фюрере, обо мне и о других. Но я понимаю тебя…

— Не понимаешь! — отрезал Вернер.

— Но у Ноя, — словно не слыша его, продолжил Карл Кляйн, — осталась вся информация и знания, необходимые для того, чтобы построить новый ковчег. Я хотел сказать тебе: до свидания, Вернер. Я верю, ты нас догонишь. Ты сможешь.

Вернер не ответил и не обернулся.

Болезненно скрипнули колеса инвалидного кресла. Жалобно попискивая, коляска прокатилась к двери. И фон Браун остался один.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Спустя несколько часов «Ноев ковчег» Вернера фон Брауна был загружен и готов к старту.

А потом дрогнуло небо, содрогнулась опаленная земля, и горстка важных немцев впервые в истории человечества устремилась к звездам.

Догнать их получилось лишь спустя двести лет. Большую часть документации по проекту Гитлер забрал у него вместе с Кляйном. Производство и оставшаяся документация оказались уничтожены. Все, что осталось в наследство Вернеру и человечеству, наработки по ракетному оружию. Немало, но в сравнении с потерянным — ничто.

Впрочем, американцы были рады и этому. Именно им в начале мая сорок пятого года Вернер фон Браун сдался вместе со всей сохранившейся документацией и горсткой своих людей.

Последующие пять лет немецкие ракетчики учили янки запускать А-4. Пока другие, отталкиваясь от его разработок, двигались дальше, фон Браун топтался на месте. Но даже конец застоя и новые проекты вплоть до сверхприоритетных проектов NASA не помогли ему «догнать» Кляйна. Без самого Кляйна это было невозможно.

Гитлер сделал ставку на гения, посчитав Брауна никчемным продавцом чужих талантов. Это была ошибка. Очень скоро фюрер осознал весь масштаб этой оплошности, но было поздно. Без Вернера Кляйн не смог подарить Адольфу ни управляемый полет, ни ракет нового поколения. Фантазии и смелости не хватило.

Американцы сделали ставку на фон Брауна. Впрочем, их трудно было в чем-то упрекнуть. О существовании «второго номера» они даже не догадывались. Вернер дал им лишь часть того, что обещал. Даже полностью воспроизвести то, что было наработано вместе с Карлом, оказалось выше его сил. Не говоря уже о том, чтобы двигаться дальше.

Те расчеты Кляйна, что чудом сохранились у фон Брауна в личных бумагах, были осколочными. Более того, местами они оказывались настолько запредельными для понимания, что Вернер восстанавливал какие-то фрагменты работы бездумно, просто полагаясь на память. А на расспросы подозрительных янки лишь загадочно улыбался: «Чистая наука — это то, что я делаю, когда не знаю, что делаю».

Гениальный дуэт распался. Создатель первой ракеты совершившей первый неуправляемый космический перелет умер.

Умер значительно раньше, чем скончался на далекой планете замурзанный, калечный гений Карл Кляйн.

Умер даже раньше, чем в июне тысяча девятьсот семьдесят седьмого года в Хантсвилле торжественно, хоть и без лишней пышности, опустили в землю гроб с телом «ракетного барона» фон Брауна.

Чего могли достичь эти двое, не окажись между ними непреодолимое расстояние, можно только предположить. Останься Кляйн вместе с Вернером на Земле, полети ли фон Браун вместе с Карлом к звездам… Так или иначе, история имела все шансы пойти совсем по иному пути.

Лучшему? Худшему? Теперь уже не разобрать. Другому.

Фургон Гюнтера бежал по грунтовке, весело подпрыгивая на ухабах. Даже на небольшой скорости машину безбожно трясло. Александра подбрасывало, незнакомое управление, хоть и походило на управление земными машинами, было непривычным и неудобным.

Дорога была крайне паршивой, и все же это была дорога. Само ее наличие, как и наличие огромного города, замка в его сердце, фермерских хозяйств, налаженных производств — поражало.

Глядя на все это, Александр начинал верить в арийский дух и великую волю народа Четвертого Рейха, о которых восторженно и пафосно распинался Гюнтер. Да, немцы бежали, прихватив с собой лучших ученых, блестящих инженеров, конструкторов, архитекторов. Да, у них имелись какие-то ресурсы. Да, их вел незаурядный руководитель и жестокие идеи. Все это было так, и все же начинали они с нуля. Сравнительно небольшая группа, на незнакомой планете, в непривычных условиях — робинзоны.

И за какие-то несколько столетий эти робинзоны не просто выстроили цивилизацию того уровня, который был на Земле на момент их отлета. Они пошли дальше. Причем своим, самостоятельным путем. И результаты, достигнутые на этом пути, поражали. Как?

Может, всему причиной жесткость, с которой правила верхушка Рейха?

Погребняк думал об этом не переставая, сравнивал. Четвертый Рейх, каким описал его Гюнтер, был понятен Александру. Наверное, понятнее даже, чем самому фермеру. Гюнтер был одной из низших ступенек общества. Он жил по законам этого общества и не очень задумывался о том, откуда они берутся, почему и как работают. Ему это было не нужно. Александр же смотрел на механизмы Рейха и узнавал схемы, методы, приемы.

Основа Четвертого Рейха когда-то называлась фашизмом. Это название возникло далеко, за двадцать световых лет отсюда. Здесь, на Глизе, само слово было не в ходу. Но слово ведь ничего не значит. Как говорил Осьминог, человечество погубит страсть к определениям? А ведь так и есть. Во всяком случае, каким словом это не назови, суть не меняется.

По сути, все то же, что и два с лишним века назад. Национальная идея, расовые теории, ксенофобия. Борьба с внешним врагом во избежание внутренних конфликтов. Великие цели и подчинение всего и вся этим целям. Карательные органы. Общество, поделенное на высших и низших, с озвученной возможностью низу стать верхом. При определенных условиях, разумеется. Условия, конечно, таковы, что тот же Гюнтер, например, никогда не попадет в замок. Хоть из кожи вон выпрыгнет. А чтобы гюнтерам не было обидно и они не вздумали раскачивать устоявшуюся пирамиду, есть животные. Еще более низшие, своим существованием поднимающие гюнтеров на ступеньку выше к небожителям. Раньше евреи, теперь осьминоги — не важно. Главное, животные.

Как ни крути, не повезло местным жителям. Слишком много функций они выполняют для стабилизации человеческого общества, чтобы к ним прислушиваться и считаться с ними.

Основу Земного общества когда-то называли глобализацией, но потом от термина тоже отказались. Слишком многих он раздражал, вызывая ненужные ассоциации. Вычеркнув слово, процесс, тем не менее, не остановили. Результат назвали Объединенной Землей. И что это изменило? Слова разные, понятия разные, оттенки разные. Суть одна.

Да и чем Объединенная Земля отличается от Четвертого Рейха? На Земле такое же разделение на высших и низших. И такая же сказка для низов о неограниченных возможностях. Сказка про Золушку, в которую верят много веков взрослые, казалось бы, дяди и тети. И такая же ксенофобия как катализатор развития общества. И такие же карательные органы. И всеподчиняющие цели. Разве что национальной идеи нет. Но она и не нужна. У Объединенного Человечества другая «светлая» идея, скрепляющая не хуже национальной.

Все узнаваемо. И не потому, что система одинаковая или идеи схожи. Просто люди везде одни и те же. И здесь, и на Земле. И сейчас, и двести лет назад. И желания у них одинаковые.

В чем разница между его коллегами и местными карателями с дубовыми листьями на кителях? В чем разница между обществом, породившим СС, и тем, что создало Агентство? Ну да, можно сравнивать. Как в детской забаве «найди десять отличий». Отличий можно наковырять и больше. Но есть ли на самом деле разница между двумя картинками? Или все-таки они одинаковы?

Основатель Четвертого Рейха, который не мог жить, но если верить Гюнтеру был здоров и невредим, действовал прямолинейно, в лоб, шагая по трупам и гордясь этим. Агентство работало изящнее. Трупы прятало. Но было ли их меньше — вот вопрос.