Игорь Николаев - Там, где горит земля

Артподготовка закончилась так же быстро, как и началась. Она продолжалась всего лишь пять минут, но те, кто пережил этот кромешный ужас, никогда не поверили бы лжи часовых стрелок.

— Затворы обтереть! – прокричал прапорщик, командир взвода, сплевывая скрипящую на зубах землю и быстро протирая рукавом собственный автомат. Мелкие жёлто–коричневые комья падали с полей шлема, осыпались со складок плотного мешковатого комбинезона. – Рассчитаться, начиная с правого фланга! Раненых перевязать, тяжелых в тыл! Товсь, ребята, сейчас пойдут на приступ!

От этого неожиданно вырвавшегося «на приступ» повеяло чем‑то старым, давним, времён Иоанна Просветителя, Северных войн и Псковского Сидения, когда противники сходились лицом к лицу в проломах крепостных стен, с разящей сталью в руках и железным стержнем в душах.

Быстро и резко перекрикивались бойцы, по неглубоким траншеям проползали два санитара, растаскивающие тяжелораненых. Из полусотни человек половина так или иначе пострадала от артналёта, трое были убиты, ещё пятеро оказались небоеспособны. Взвод разом убавился почти на пятую часть, и это ещё до начала собственно боя. Прапорщик скрипнул зубами и ещё раз быстро перебрал в уме весь арсенал его группы – пулеметы, две безоткатки с фугасными снарядами, ракетные ружья и установка ПТУР. Могло быть и лучше, но и так сойдет.

В пятьдесят девятом лидировали вражеские атаки всегда танки, а пехота и более лёгкие машины шли за ними. Тяжело бронированные машины были почти неуязвимы. Небольшие и легко восстановимые потери приходились главным образом на ходовую часть – катки и гусеницы. Империя многому научилась за два года, но и враг не собирался следовать устаревшим шаблонам. Первой в атаку поднялась пехота.

Впереди замелькали знакомые куполообразные шлемы и мундиры, разрисованные в маскировочную «клетку». Донеслось взревывание мощного двигателя, и за редкими цепями солдат Евгеники к взводной позиции двинулся танк. Но было в его очертания нечто странное, непривычное.

— Это что за сколопендра?.. – пробормотал кто‑то сбоку.

Взводный командир осторожно сдул с линз бинокля земляную крошку и приник к окулярам.

Танков оказалось два, они двигались осторожно и непривычно – один за другим, а не в ряд. Прапорщик моргнул, присмотрелся и понял, что танк только один — модернизированный «Финдер» с зауженной башней, длинноствольной пушкой и защитными экранами. Танк шел вторым номером, а возглавляла короткую колонну странная машина – низкая, по грудь взрослому человеку, платформа–ящик на очень широких гусеницах. Катки даже на вид казались гораздо толще и массивнее обычных, ещё и с какими‑то накладками, похоже, резиновыми. Гусеничный ящик толкал перед собой счетверенный каток, а за его барабанами подрагивали длинные проволочные обрезки, похожие не то на антенны, не то на усы огромного жука.

— Это не сколопендра, — отозвался один из пушкарей. – Это сапер–автомат.

Только сейчас прапорщик вспомнил лекцию–обзор на коротких курсах для младшего командного состава. Безбашенный гибрид танка и асфальтоукладчика действительно был дистанционно управляемой инженерной машиной, способной подрывать обычные мины катками, а бесконтактные — электромагнитными импульсами. Ещё на него можно было навьючить пару центнеров взрывчатки для подрыва особо устойчивых сооружений или установить ракетную батарею. Последнее, впрочем, делали редко – точность оказывалась никудышной.

Автосапер катился к гвардейцам, без спешки, но целеустремленно. Танк двигался за ним, в точности повторяя траекторию движения лидера, укрываясь за приземистым корпусом автомата, так, что виднелась только башня. Вражеская пехота опережала их метров на десять–пятнадцать, продвигаясь короткими перебежками, отдельными группами. Ни одна из сторон не открывала огня, будто по некоему уговору.

— Ближе, подпустим ближе, — сказал прапорщик, чувствуя, как пересыхает во рту.

Один танк, всего лишь один… Это безумно обрадовало, но в то же время отчасти разозлило – всего лишь один… Значит, не уважают и не считают целью, достойной массирования бронетехники. Эту мысль сразу сменила следующая – у врага много танков, и если здесь только один, то остальные где‑то в другом месте. Каково же приходится соседям, если даже один боевой броненосец способен нагнать такого страха?..

На левом фланге у кого‑то не выдержали нервы, сухо щелкнула самозарядная винтовка. Морально устаревшая, но надёжная «токаревка» не подвела, выстрел оказался удачным. Одна из фигурок «в клетку» взмахнула руками и упала. Дальше все происходило очень быстро, все сразу.

Танковая пушка выбросила сноп дыма и пламени, затем ещё один, и ещё, в очень быстром темпе. Снаряды падали на взводных позициях, вновь поднимая в воздух центнеры земли и пыли. Прапорщик пригнул голову, чувствуя, как стучат по шлему мелкие камешки. С воплями, слышимыми даже на расстоянии, вражеская пехота бросилась вперёд, стреляя на ходу, не столько для поражения, сколько ради того, чтобы прижать обороняющихся, выиграть время.

Им ответили пулеметы, безоткатные орудия, пальнули несколько ракетных ружей – в нарушение строгой инструкцию бить исключительно по технике. Но обороняющиеся стреляли достаточно разрозненно и даже неуверенно. Оружейный механизм не имеет воли и эмоций, но в частоте стрельбы, паузах перезарядки чувствуется настроение самого стрелка. Прапорщик был опытен и шестым чувством понимал – взвод, только вступивший в бой, уже находится на пределе устойчивости.

«Ягеры» продвинулись метров на двадцать и вернулись к прежнему образу действий – поочередные короткие перебежки отделениями. Бронетехника все так же неспешно катилась вперёд, «Финдер» больше не стрелял, но башня равномерно вращалась влево–вправо, поводя удлиненным стволом, все ещё источавшим густой белесый дым. Прапорщик разъярился от того, что до сих пор молчит расчет ПТУР, но в следующее мгновение вспомнил, что ракетчики находятся в его прямом подчинении и могут открывать огонь только по прямому приказу.

— По бронетехнике, ракетами – огонь! – прокричал он в трубку полевого телефона.

И сразу же огненная стрела со свистом вылетела из‑за пригорка, за которым укрылись противотанкисты. Ракета устремилась к танку, но шла как‑то странно, даже без оптики было видно, что маленький снаряд сильно забирает в сторону. Кажущийся игрушечным взрыв расцвел и мгновенно опал в стороне от автосапера.

— Вашу мать… — пробормотал прапорщик в растерянности.

Так случается – человек готовится к экзамену, зубрит параграфы, занимается самопроверкой и более–менее уверен в своих силах. Но приходит урочный час, и с самого начала все валится из рук, все идёт неправильно. Меняются экзаменационные вопросы, заболевает старый знакомый преподаватель, и его место занимает злобная мегера. Накрепко выученные знания испаряются, как капля воды на раскаленной сковороде. И вот уже не остается ничего, кроме липкого, удушающего страха и желания, чтобы все это наконец закончилось. Как угодно, пусть даже двойкой, но – закончилось.

Ещё один ракетный пуск прошел так же бесславно – снаряд ударил в каток сапера, не оставив даже следа на мерно крутящейся поверхности. С вражеской стороны завели заунывную воющую песню миномёты, пытаясь нащупать ракетчиков. До наступающей пехоты осталось метров сто, даже меньше, в перебежках «ягеров» чувствовалась уверенность и безжалостная решимость. Ответный огонь слабел с каждой секундой, взвод уже проигрывал бой, который толком ещё даже не начинался.

Выстрел из безоткатки с фланга оказался очень удачным – саперу вывернуло трак, машина развернулась на месте и задёргалась с механическим упорством насекомого, быстро переключаясь то на передний, то на задний ход. Танк, видимо уверившись, что здесь мин больше нет, бодро выкатился из‑под его защиты и пошел прямо к командно–наблюдательному пункту, на ходу стреляя из башенного пулемета.

Прапорщик стиснул автомат с такой силой, что, казалось, сейчас сломается дерево рукояти и цевья. Все тактические ухищрения и задумки, тщательно выученные из уставов и опробованные на изнурительных тренировках вылетели из головы. Осталась лишь иррациональная и жгучая обида на командование бригады, которое, наверное, что‑то сделало не так, если все идёт настолько скверно. Множество возможных команд и указаний роились в его голове, но ни одно не казалось достаточно хорошим. Варианты сталкивались, мешались, перебивали друг друга.

— Пропадем! Отступать надо! – прокричал кто‑то чуть в стороне. – Отойдем и закрепимся снова!

Один из пехотинцев вдруг бросил винтовку и пополз обратно, в тыл, смешно перебирая ногами, штаны комбинезона сбились у него на заду складчатой горкой. Прапорщик, действуя, словно во сне, поднял оружие и выстрелил дезертиру в спину, даже не окрикнув.