Аарон Дембски-Боуден - Дар Императора

Нам не требовалось осаждать саму крепость, когда мы могли разнести мир под самим ее основанием.

Киснарос не делился своими планами. Он ходил среди нас в виде гололитической проекции — призраком на мостиках кораблей, — которая лишь наблюдала и над чем-то размышляла. Временами возле него появлялся капитан Красных Охотников, который докладывал о диспозиции флота или углах эффективной планетарной бомбардировки, прежде чем снова раствориться в воздухе.

Кроме того, он не раскрывал всей глубины своих связей с Красными Охотниками.

— Я ничего не нашла, — призналась Анника. — Киснарос живет и служит вне ордосов. Власть и влияние получил в далеком прошлом, покрытом тайной, а также он не оставляет за собой бумажного следа, за которым можно было бы проследить.

Армада рассредоточилась в фенрисийских небесах, окружив шпили Клыка и направив оружие в сторону планеты. Киснарос ждал, пока каждый корабль не встанет на положенное ему место согласно заранее заданным координатам, после чего возник перед нами.

Его изображение проецировал сервочереп. Мужской череп — без нижней челюсти, аугментированный антигравитационными суспензорами — парил на высоте человеческого роста. То есть на уровне моей груди. Дрон неспешно летал по мостику, щелкая и тикая красной правой глазницей, которая передавала изображение Киснароса.

Тальвин выглядел не особо довольным. Не думаю, что ему нравилось, когда за ним следили на его собственном мостике.

— Неужели на каждом корабле по одной его копии?

— Думаю, что да, — ответил Малхадиил.

Я промолчал и просто продолжал наблюдать за Киснаросом. Сейчас на нем были анатомические силовые доспехи, которые напоминали мускулатуру гибкого и здорового мужчины. Необычайно воинственный вид довершала мантия из волчьего меха. Даже знать не хочу, где он ее раздобыл. Мысль о том, что он мог отнять ее у одного из наших пленников, вызывала отвращение, как и то, что он мог вообще снять ее с покойника.

Несмотря на новое царственное облачение, его гололитический аватар был соткан из ярких, тонких лучиков света, пока он ходил среди команд, собравшихся на каждой корабельной палубе.

Я не пылал к нему ненавистью. Я пытался, пускай и безуспешно, найти в себе более глубокие чувства. Никто из нас не ненавидел его, даже Анника. Ненависть питается дружбой и близостью и с трудом произрастает в менее щедрых сердцах. Киснарос не вызывал отвращения и неприязни, он не хохотал при упоминании геноцида. Он был просто едва знакомым нам человеком, который использовал наши таланты ради своих нездоровых идей. В первую очередь им двигал прагматизм. В этом отношении он ничем не отличался от тысяч других инквизиторов. Он не казался хуже любого из сотни Серых Рыцарей. Многие из нашего ордена даже уважали его за сдерживающие действия после Армагеддона.

Оккулюс открывал нам мрачную картину. Фенрис был настолько беззащитен, насколько это вообще возможно. Ударный крейсер на орбите казался скорее стражем, вероятно оказавшимся здесь волей случая, а может, назначенным вечно следить за миром внизу. Намного позже я узнал, что пару недель назад он получил значительные повреждения, помогая местному патрулю Имперского Флота в уничтожении пиратов. Но сейчас я видел только ожоги на изрытом воронками корпусе и спрашивал себя, действительно ли Волки оставили лишь один корабль, пока остальной их флот был задействован в другом месте.

И наши корабли были быстрее. Даже если бы нам пришлось состязаться, кто первым доберется до Фенриса, Волки отставали бы от нас на пару недель. Интересно, хотя бы несколько фенрисийских кораблей мчались сейчас по Морю Душ на защиту родного мира? Возможно. Даже вероятно. Но к тому времени, как они выйдут из варпа, все так или иначе уже закончится.

Я увидел, как включились двигатели военного корабля, приводные отсеки отошли в сторону, чтобы пропускать более горячее, широкое и белое пламя. Корабль, дрейфуя, начал крениться и вращаться, пока не встал на траверзе «Надежды Корела».

— Почему вы не отвечаете на наше приветствие? — раздался голос на командной палубе.

— Откровенно говоря, — начал Киснарос, — я искал подходящие слова. Я не думал, что все закончится вот так. И я до сих пор молюсь, чтобы мы покончили с этим конфликтом без дальнейшего кровопролития. Скажи мне, благородный Волк Фенриса, ты знаешь, зачем мы здесь? Знаешь, зачем я привел этот могучий флот к вашему миру?

Капитан Кастор не обращал внимания на переговоры. Он целиком погрузился в изучение потоков информации, поступавшей об одиноком корабле.

— Они готовят орудия, — сказал он. — И заряжают пустотные щиты, хотя, судя по повреждениям, им не продержаться и шести секунд против десятой части нашего флота.

— Мы знаем, зачем вы здесь, — в голосе было тепла меньше, чем в камне. — Вы здесь, что заставить Фенрис истечь кровью, чтобы успокоить стыд твоего черного сердца. Убей каждого мужчину, женщину и ребенка, который знает о твоей трусости, и можешь притворяться храбрецом и дальше. Да, инквизитор. Я — Таурангиан Тесак, и я знаю, зачем ты здесь.

Ответ Киснароса казался тяжелым от сожаления и был еще больше отталкивающим из-за болезненной искренности. Лорд-инквизитор всегда говорил так, словно на его плечах покоилась тяжесть всех миров Империума.

— Неужели во всем вашем ордене нет никого, кто пользовался бы рассудительностью не хуже секиры? Неужели каждая наша встреча должна заканчиваться обвинениями?

— Чего ты хочешь от нас? Мы не склонимся перед тобой. Мы не обнажим глотки, чтобы окончить войну. Что, по-твоему, мы должны сделать?

— Я только хочу положить этому конец. Я хочу поговорить с тем, кто может это закончить, пока все не началось всерьез.

Для ответа Волку потребовалась почти минута.

— Да, лорд. Среди нас есть такой.

Гололит Киснароса мерцал, то и дело теряя фокус из-за помех, генерируемых таким количеством кораблей.

— Твои мир и орден стоят на грани гибели, Таурангиан. Если среди вас есть тот, кто может говорить за Волков, тогда приведи его. Я молюсь лишь о том, чтобы он подбирал слова более взвешенно, чем ваш верховный лорд. Обе стороны должны найти компромисс и не пытаться геройствовать.

— Дай нам четыре часа, — ответил Таурангиан.

— Вы их получите, — пообещал Киснарос.

Его аватар медленно оглядел мостик — судя по всему, каждый мостик. Он посмотрел прямо сквозь Малхадиила, Аннику, Кастора и еще полдюжины офицеров.

— Гиперион, — вдруг произнес гололит. Мерцающее изображение смотрело прямо на меня.

— Мой лорд?

— Ты тот, кого фенрисийцы зовут Сломавший Клинок, да?

— Один фенрисиец назвал меня так, лорд. Не могу ручаться за всех.

— Но ты сломал клинок примарха.

— Да, лорд.

Он кивнул, переведя взгляд куда-то вдаль.

— Могу я поговорить с тобой, пожалуйста? На борту «Надежды Корела»?

Он стоял посреди оккуляриума один, не считая многочисленные мониторы на стенах, установленные так плотно, что напоминали мне чешую на шкуре рептилии. Каждый экран показывал командный мостик одного из кораблей флота, позволяя инквизитору наблюдать глазами своих сервочерепов.

Он улыбнулся, когда я вошел, и легким взмахом руки погасил экраны. Значит, псайкер. Сильный, это ясно. Настолько мощный, как я или Малхадиил? Вряд ли.

+ Не будь так уверен, + с улыбкой отправил мне он.

— Вы звали меня, лорд?

Он покачал головой, и его улыбка исчезла.

— Напротив. Я просил тебя прийти.

— Конечно.

— Я хотел поговорить с тобой наедине, Гиперион. Нам нужно закончить это, и закончить сейчас. Постой. Дай договорить. Я уже вижу несогласие в твоих глазах, но выслушай меня. Были допущены ошибки. Я несу на себе бремя вины. Но время еще есть. Волки могут избежать гибели, и Инквизиция оставит их в покое. Нам просто нужно направить процесс в верное русло.

Я недоверчиво посмотрел на него.

— Вы привели целый орден и линейный флот в небеса над их родным миром. Даже если вы просто развернетесь и уйдете, они не простят Инквизицию.

— У каждой медали есть две стороны. Собрал ли я целый орден для поддержки флота? Да, но только чтобы показать Волкам: раз они принадлежат к драгоценным Адептус Астартес, то не должны говорить с позиции морального превосходства. Только не в случае, когда с ними не согласен другой орден.

— Серые Рыцари уже выступили против них.

Он покачал головой, встретившись со мной взглядом.

— Только узы верности, которые и так напряжены до предела. Куда больше твоих братьев могли — и должны были — присоединиться к нам. Ты не находишь странным, что их до сих пор здесь нет?

— Галактика огромна, лорд. Нас всего тысяча. Теперь уже чуть больше восьмисот, после Армагеддона и Месяцев Стыда.