Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
Диакон расхохотался.
― Это твои старые друзья? Но ты же не думаешь, что они возьмут тебя обратно, правда? После того, как ты отведал их деток...
Васко трясло. Он был похож на гору во время землетрясения. В конце концов из его груди раздался звериный вопль, и он набросился на своего хозяина.
― Нет! — крикнул Вагант. — Не убивай его! Возьми его живым!
От внимания Ваганта не ускользнула почтительность, с которой Сыны Гнева относились к этому человеку.
Васко в нерешительности замедлил шаг. Эта нерешительность чуть не стоила ему жизни, но все же ему удалось схватить Диакона прежде, чем люди на балконе успели взять его на прицел пулеметов. Васко поднял главаря перед собой, как собачонку.
― Ничего не предпринимайте, или он убьет его, — закричал Вагант. Он вскочил на ноги и отнял оружие у стражников. То же сделала Даниэла. Ситуация была критическая. Еще двое Альберти разоружили своих охранников.
Все зависело от реакции людей на балконе и в броневике.
Почти минуту все стояли в напряженном ожидании.
Потом Вагант с улыбкой громко приказал Васко:
― Убей его.
Правой рукой Васко продолжал держать Сына Гнева в железных тисках. Его левая рука потянулась к оголенному горлу пленника.
Тогда Диакон пронзительно закричал:
― Не стреляйте! Не стреляйте!
Защитники крепости неуверенно переглянулись.
Крестоносцы воспользовались моментом. Даниэла и один из Альберти бросились к броневикам, стреляя наугад, и вслед за ними остальные тоже пошли в атаку. Это было бы самоубийством, если бы Сынов Гнева не охватила фатальная нерешительность.
Пулеметы на автомобилях так и не открыли огонь по нападающим. Несколько точных выстрелов, и Даниэла вскочила на верхнюю платформу и направила тяжелое оружие на балюстраду. Альберти сделал то же.
Верхний этаж взорвался градом из осколков стекла, цемента и крови.
Начался настоящий ад. Воспользовавшись замешательством врага, крестоносцы разоружили часть солдат и взяли их в плен. Но потом поняли, что существует более простой способ справиться со сложившейся ситуацией.
И началась резня.
Сыны Гнева валились десятками. Единственным, что замедляло кровопролитие, была необходимость перезаряжать оружие. Крестоносцы не различали солдат и гражданских. Они убивали всякого, кто шевелился, но не мог ответить на вопрос, который они задавали непрерывно, так что он превратился в чудовищный рефрен.
— Где наши дети? ГДЕ НАШИ ДЕТИ?
Ответ ждал их в конце перрона. Там, где когда-то находился гриль-бар.
На его стенах еще сохранились красные вывески крупной американской сети.
В воздухе стоял запах жареного мяса.
Когда Крисмани с другими крестоносцами наконец вошел внутрь вокзала, все его выжившие жители, около сотни человек, были связаны и выстроены в ряд у стены ресторана. Мужчины, женщины, дети.
― Что вы делаете? — спросил Серджио, увидев, что четыре Альберти тащат к пленникам тяжеленную барную стойку.
Ему ответил Самуэль.
― Мы вершим правосудие над этими убийцами.
Крисмани взглянул на него, не веря собственным глазам.
― Каким убийцам? Среди них есть дети.
― Они все убийцы.
― Ты не можешь говорить это всерьез!
― Уйди, Серджио, — прошептал Вагант.
Крисмани посмотрел ему в глаза. Он никогда не видел Ваганта таким бледным.
― Что происходит?.. — пробормотал он.
― Мы нашли ваших детей. Они внутри. Они все внутри. И сын Самуэля тоже, — ответил Вагант и внезапно разрыдался.
Пленники затряслись, когда Серджио вышел из ресторана.
Его глаза запали так глубоко, как у мертвеца. Он ступал медленно, словно тащил на плечах невероятно тяжелый груз. Он прошел мимо пленных и остановился перед человеком-доберманом, которого Васко называл Диаконом.
Он долго смотрел на него, не говоря ни слова. Потом резко схватил его за плечо.
Диакон закричал от боли.
Крисмани дотащил его до барной стойки, как мешок мусора. Поднял и швырнул на деревянную поверхность с такой силой, что сломал ему два ребра.
Диакон верещал.
Крисмани несколько раз ударил его по лицу. Потом ударами приклада сломал ему руки и ноги.
Из акульего рта послышалось жалостное блеяние.
Обездвиженный Диакон сквозь слезы смотрел, как Крисмани снимает с себя маскировочный плащ.
Не говоря ни слова, молодой человек достал остро заточенный нож и разодрал им черную одежду пленника.
Когда человек с акульими глазами оказался полностью голым, Крисмани поднес нож к его глазу.
― Если хочешь быстрой и аккуратной смерти, скажи мне, где бомба.
Диакон заскулил, крепко стиснув зубы. Кончиком ножа Серджио выколол его правый глаз.
Раздался оглушительный вопль.
― Жестокость смотрится совсем по-другому, когда находишься по другую сторону ножа, правда? — прошептал Крисмани. А потом повторил свой вопрос:
― Где бомба?
Диакон замотал головой.
Нож начал медленно разрезать его нос.
Потребовалось около четверти часа, чтобы заставить Диакона заговорить и прошептать на ухо своего мучителя пять слов, и еще двадцать минут на то, чтобы жизнь покинула его тело, покрытое ранами, которые нанес ему Серджио на глазах остальных пленных.
Он методично отрезал ему все пальцы ног, а потом и рук.
Выколол второй глаз, отрезал уши. Прижег раны горячим воском свечи, налил раскаленный воск на кожу.
― Тебе нравится запах горелого мяса? Нравится? — повторял он, поднеся пламя к гениталиям Диакона. Когда они почернели, а крики превратились в однообразный стон, Крисмани отрезал их и затолкал в акулий рот.
Диакон захлебывался собственной кровью.
Он умирал очень долго. И умирал в чудовищной, бесконечной агонии.
Когда тело Диакона перестало шевелиться, Крисмани вытер окровавленные руки тряпкой и снова надел свой маскировочный плащ.
Затем медленно повернулся к остальным, как будто до этого момента находился где-то далеко, в одиночестве.
― Бомба там, — сказал он, указывая на башню высотой с семиэтажное здание, высившуюся вдалеке между путей, в паре сотен метров от станции.
Потом он внимательно посмотрел на Самуэля, следившего за пленными.
― Сделайте это, если считаете, что должны, — сказал наконец Крисмани.
Затем он пошел по направлению к башне, не обращая внимания ни на резню, которую только что устроил, ни на ту, что должна была вот-вот начаться. Сосредоточившись на единственной цели, уводившей его далеко от всего, что творилось вокруг.
Пока он отдалялся от станции, на ней начали раздаваться крики пленных, которых вырывали из группы и убивали по одному выстрелом в затылок.
Крисмани услышал шаги за спиной. Слегка повернул голову.
За ним шел католический священник, Джон Дэниэлс.
Крисмани не обратил на него внимания, погруженный в бурю мыслей.
Он думал о том, удастся ли ему теперь когда-нибудь заснуть. Не из-за того, что он сделал с тем монстром, — он-то все это заслужил, а из-за того, что дал разрешение на казнь пленных. Сколько среди них действительно виновных? Дети ведь точно невинны.
Но он уже знал ответ на свои сомнения.
Бог, которому поклонялись сегодняшние победители, был Богом справедливости. Но в то же время он был Богом мести. Страшным Богом, не знавшим жалости. Для такого мира это был подходящий Бог.
― Нет, — произнес голос у него за спиной.
Серджио обернулся.
Если бы он не знал правду, то решил бы, что у него плохо со зрением. Потому что на тело отца Дэниэлса был как будто наложен образ красивой девушки.
Но это «нет» произнес сам священник.
― Это не Бог повелел устроить кровопролитие. Это сделали мы, люди. Бог есть прощение. Бог есть любовь.
― Бог и каннибалов любит? И убийц? А то, что наши ребята делают там прямо сейчас, он тоже любит?
― Бог есть любовь. Любовь вмещает все.
Крисмани отрицательно покачал головой и снова повернулся лицом к старой башне.
Огромная металлическая крыша над рельсами чудесным образом уцелела практически полностью. Над ней шел густой снег. Крисмани продолжил путь.
― Я пойду один. Я не хочу, чтобы меня сопровождали.
Священник остановился.
― Бог есть любовь, Серджио, — крикнул он еще раз отдалявшейся худой фигуре юноши, сгорбленной, словно под тяжелой ношей.
Серджио сплюнул на рельсы.
― Докажите это мне, — ответил он.
Потом устало поднял руку. Джон не понял, что он хотел сказать этим жестом: попрощаться или отрезать: «Хватит».
Глава 24
