Михаил Кликин - Чистилище. Охотник

– Пахарь.

Иван пытался подтянуть лодку, чтобы закрепить мокрый трос на кнехте.

– Стреляй в него, Пахарь! – заорал вдруг Лабух. – Это дикарь!

Он рванул вёсла, трос натянулся, едва не скинув Ивана в воду.

– Стреляй! – еще громче завопил обожженный моряк.

Громила в шлюпке сбросил плащ, вскинул автомат. От резкого движения шлюпка закачалась, и короткая очередь прошла мимо – пули щелкнули по корпусу подлодки. Иван, втянув голову в плечи, пригнувшись, наконец-то сумел закрепить причальный конец. Он прыгнул в шлюпку за карабином и попал точно под удар тяжелого весла – в голове зазвенело, сознание помутилось.

Толя Лабух захохотал, опять замахнулся веслом, намереваясь обрушить его на голову противника.

Оглушенный Иван выхватил тесак, едва не выронил его, кинулся моряку в ноги. Весло ударило его по спине. Дыхание перехватило. Он, ничего не видя, рубанул пространство перед собой.

Слух вернулся, словно его включили щелчком тумблера, – Иван услышал крик.

Острая боль пронзила забинтованную руку – это раненый Лабух потащил её на себя, выкручивая. Иван отмахнулся тесаком. Кажется, опять попал, но враг его не отпускал, хрипел, сопел, дожимал. Они сцепились – так крепко, что от тесака уже не было проку. Иван давил локтем в лицо моряку, тот пытался вцепиться охотнику в пах. В какой-то момент Иван почувствовал укус на своей шее и решил, что враг превращается в мута. Отчаянно рванувшись, он ухитрился высвободить здоровую руку, упер острие тесака и спину противника и надавил что было сил.

Лабух отчаянно завопил.

Лезвие медленно вошло меж рёбер. Иван оттолкнул моряка, выдернул клинок, замахнулся, ударил, всё еще не разбирая, куда бьет, потом еще раз, и еще, и еще.

Правый бок вдруг ожгло болью. Он услышал выстрел, вспомнил о втором противнике, растянулся на дне шлюпки.

Пули ударили в борт, отлетевшая щепка вонзилась Ивану в скулу. Он выдернул её, приподнял тело Лабуха, прикрылся им.

Автоматная очередь пробила шлюпку ниже ватерлинии. Воды на дне и так было много, а теперь она стала быстро прибывать.

Иван дотянулся до своего карабина.

Пуля пробила дыру в паре сантиметров от его головы – приподнимись он сейчас, и всё кончилось бы. Еще две пули впечатались в труп Лабуха.

– Эй! – заорал здоровяк, перекрывая мощным голосом шум дождя, пронзительный скрип кранцев и плеск волн. – Ты там сдох или еще нет?

Иван медленно подтащил к себе карабин, приподнял его, положил на грудь и затаился.

Пахарь одиночными выстрелами пробил борта шлюпки еще в четырех местах. И замер, выжидая.

Иван чувствовал, как лодка медленно заполняется холодной водой. А еще он чувствовал, как горячая кровь сочится из раны в боку. Он закрывал её ладонью. Но пробоины в бортах закрыть он не мог.

– Вы там оба сдохли?! – проорал Пахарь.

Иван осторожно перевернулся, заполз на тело Лабуха – под его весом оно почти полностью скрылось под водой.

Пахарь стоял в своей лодке, широко расставив ноги, – Иван наблюдал за ним через дырку в борту. Похоже, здоровяк собирался дождаться момента, когда пробитая пулями и заливаемая дождем шлюпка пойдет на дно.

Иван проверил, в порядке ли карабин. И, преодолевая боль в руке и боку, сел.

Пахарь заметил его, поднял автомат.

Иван прижал к плечу приклад карабина.

Две шлюпки прыгали на волнах с разных сторон качающегося понтона.

Два стрелка смотрели друг на друга через прицелы, ловили нужное мгновение, выбрав свободный ход спускового крючка.

Моряк выстрелил первый. Пуля ожгла шею Ивана. Ответный выстрел был более точен – Пахарь выронил автомат и схватился за грудь. Стоял он не долго: лодка качнулась на очередной волне, и смертельно раненный великан полетел в черную воду. Надувшийся пузырь одежды еще был виден пару секунд, а потом сгинул в пучине.

Иван ощупал шею, потом, хватаясь за борт, встал на ноги, забросил карабин за спину, подобрал тесак и, взяв ящик с гранатами, потащил его на понтон.

С немалым трудом он поднялся на хребет подводного крейсера, огляделся, тяжело дыша, ощупывая рану в боку, пытаясь угадать, сколько у него осталось времени. Потом побрел дальше, волоча грохочущий ящик, – к возвышающейся башне.

Ему удалось найти вход, но он, конечно же, был закрыт. Овальная дверь выглядела неприступной, однако Иван решил попытать счастья и оставить здесь несколько гранат – прикрепить их, выдернуть чеку обрывком веревки, укрыться от взрыва и осколков за башней… Он потянул выступающий рычаг и не поверил своим глазам – тяжелая дверь вдруг поддалась. Он рванул её что было сил, сжал зубы до хруста, преодолевая боль. И засмеялся, как безумный, вдруг поверив, что братья-заступники, родные деды, действительно ему помогают.

За дверью был свет.

Вход в убежище Чистых – в этот рай для избранных – оказался открыт. И его железные стены, низкий потолок, ребристый пол – всё было измазано кровавой кашей.

86

Тридцать лет капитан Ларионов подсознательно ждал этого дня. Ему часто снился один и тот же кошмар, как срабатывает сигнал оранжевой угрозы, пищит зуммер, в запертую дверь кто-то ломится, а по узким коридорам мечутся преследуемые мутантами люди.

Всё так и случилось – он даже решил, что это сон в очередной раз вернулся к нему. В мозгу словно переклинило что-то – и капитану потребовалось немало времени, чтобы убедить себя, что происходящее реально.

Но, даже думая, что он находится в своем привычном кошмаре, Ларионов всё делал правильно: достал из ниши именной ИСП-60, влез в комбинезон, приладил улучшенную кустарями ИДАшку – любое движение было отточено до совершенства, не зря в каждом отсеке, как минимум, раз в неделю объявляли учебную тревогу.

Подхватив автомат, Ларионов открыл дверь и шагнул в ад.

Первого мута он убил в пяти метрах от своего кубрика. Это был капитан-лейтенант Гурницкий – один из старожилов крейсера. Ему не так давно исполнилось семьдесят лет. Он мучился болями в ногах и спине, страдал от одышки, жаловался на слабость. Но мут из него получился могучий.

Ларионов прострелил ему затылок, воспользовавшись теснотой коридора, – мут просто не успел к нему повернуться.

Капитан не знал, как произошло заражение. Он ушел к себе всего-то на час, запретил беспокоить. И уснул, сидя в кресле, оставив на широком подлокотнике пустую чашку, пахнущую настоящим коньяком.

Ему было понятно только, что заражение было внезапным и быстрым. Трупы умерших от инфекции были повсюду – многие даже не успели покинуть рабочие места, не говоря уж о том, чтобы надеть защиту. Заразился ли он – Ларионов не знал. Переборки и дверь с мощным комингсом были водонепроницаемыми. Принудительная вентиляция в случае оранжевой угрозы немедленно отключалась, чтобы замедлить распространение инфекции. Он мог остаться Чистым.