Олег Лукьянов - Хроники затерянной эры (трилогия)

Все кроме, Лейи, окинувшей Альфонсия ненавидящим взглядом, кивнули и принялись собирать пожитки. А я смотрел на своего мертвого слугу и не знал, что делать. Столько сил и стараний пошли прахом! Это просто нечестно!

Фактически робот превратился в раздавленную и скомканную жестяную банку, но, конечно, в нем еще теплилась вдохнутая мною жизнь, и он при желании мог шевелиться. Но процессор, а главное, глаз, позволяющий ориентироваться в пространстве, были перемолоты зубами проклятого слуги рыжей стервы. В восстановлении робота просто не было никакого смысла.

Вдобавок меня тяготило то, что свои способности я не понимал и изучил далеко не до конца, поэтому оставлять слепок своей личности в изуродованном куске металла я не хотел. Кто его знает, вдруг я все растрачу и внутри ничего не останется?

Предусмотрительно оглядевшись и убедившись, что все заняты своим делом и никто, кроме разве что демона, не смотрит в мою сторону, я вытянул из паука «розовый туман».

Зверь дико взвыл. Его хозяйка непонимающе посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на демона, прижимающего уши к голове и закрывающего свои уродливые глаза.

Впрочем, пронесло. Невероятное поведение ручного демона она со мной никак не связала и успокаивающе погладила его холку.

Отряд наконец собрался. Лорд Балаут, который при свете дня оказался вполне молодым парнем, наверное, моим ровесником, снял со спины копье-крест и встал впереди отряда. За ним гуськом последовали менестрель со своими учениками и я. Баронесса какое-то время возилась со своим демоном, но затем быстро нас догнала.

Ее мерзкое настроение передалось всем, и люди шли молча, угрюмо понурив головы. Один лишь Балаут с копьем наперевес шел с прямой осанкой и независимым видом.

Уже через пару минут я понял, что в россказнях менестреля было много правды. Неожиданно и мгновенно Балаут сорвался с места и в один прыжок оказался около возвышающейся над трясиной кочки. Обрушившийся на эту самую кочку удар копья был такой силы, что задрожал воздух, а донесшийся следом рев живо напомнил вчерашнюю грозу. Мелькания лезвий я даже не видел — настолько умопомрачительной была скорость ударов. Бедный василиск был раскромсан раньше, чем успел понять, что уже мертв.

В общем, такой демонстрацией силы я восхитился без преувеличения. И даже поверил, что этот воин мог победить серебряного дракона, не имея установки ПВО. Впрочем, случившееся проняло всех, даже лицо рыжей ведьмы приняло обычное, страстное выражение. Кажется, не пройдет и получаса, как она вновь станет домогаться внимания лорда.

Так и вышло. Через полчаса хождения по трясинам, когда Альфонсий взмолился о передышке, Балаут остановил отряд на подвернувшемся сухом месте. Одинокая гнилая осина все еще мелькала зеленью на верхушке, а лягушки тут квакали не в пример яростней и громче, чем где бы то ни было. И вот тут сбылось мое предсказание.

Баронесса изъявила желание выпить чего-нибудь горячего и, несмотря на все возражения, стала лично собирать хворост для костра. На то, что хворост мокрый, а коряги, которые она собирала, не годились для розжига, стерва не обращала никакого внимания. Делая так, чтобы оставаться в прямой зоне видимости Балаута, она наклонялась, не сгибаясь в коленях, и с успехом демонстрировала всем окружающим свою подчеркнуто обтянутую кожей пятую точку и довольно длинные ноги.

Балаут не знал, куда деться, его взгляд вновь и вновь натыкался на зад рыжей баронессы, и, будто в поисках спасения, лорд то и дело оглядывался на стеснительное выражение лица Анивэй, но, видимо, это помогало мало. Лицо же юного Сака пылало до кончиков ушей, а старый менестрель тихо ворчал себе под нос. Я прислушался.

— …и какой извращенец ввел такую дурацкую моду для ведьм?

В общем, день я провел почти неплохо: изредка, когда никто не видел, посмеивался, иногда, когда на меня, а точнее, на мое деревенское поведение катили бочку, делал вид, что раскаиваюсь, но большую часть времени проводил, обсуждая во внутреннем диалоге, какая же эта рыжая — кхе-кхе! — женщина легкого поведения. Я отдавал себе отчет, что готов поразвлечься с ней денек. Ну а что такого? Мужик я или погулять вышел?..

Через какое-то время игра «смотри, какая я красивая и фигуристая» баронессе надоела, и она принялась работать языком. Пока наша маленькая компания шла по трясине, рыжая несла полную чушь и ахинею, начиная от последних сплетен ее баронства и заканчивая идиотскими шуточками и еще более идиотскими россказнями, как и над кем она шутила и изгалялась. Причем демонстрировала стерва это, что называется, в лицах: корчила обезьянью физиономию, когда изображала того несчастного, волей судьбы вынужденного составить ей компанию, и надменное личико, когда рассказывала, с каким поведением и тоном она к нему обращалась.

Я подумал, что неплохо где-нибудь найти скотч, прежде чем прыгать к ней в постель. Иначе она убьет меня бредотерапией раньше, чем начнем развлекаться.

По-видимому, поняв, что улыбки окружающих излишне натянуты, леди пришла в ярость и перестала молоть языком. Но благодарить бога я поспешил — теперь она цеплялась ко всему, что, по ее мнению, было неправильным. Начала она с юного Сака:

— Чего ты пялишься на мои ноги, прохиндей?! Как ты смеешь оскорблять меня взглядом своих масляных глазок?

Залепив пощечину опешившему мальчишке, она на время успокоилась, но потом, улучив момент, когда Балаут отвернулся, схватила Анивэй за волосы и приложила губы к ее уху. Что она ей сказала, я не слышал, но, наверное, что-нибудь в духе: «Эта добыча моя». Когда менестрель попытался ее образумить, рыжая шикнула на него как разъяренная кошка, и тот покорно втянул голову в плечи.

Я заметил, что стервочка несколько раз поглядывала на меня в раздумье, но, видимо, слой общества, к которому я относился, по ее мнению, и мой внешний вид (с ног до головы в засохшей грязи и тине) служил мне надежной защитой от ее нападок. «Пачкаться об холопа, фи!»

И вот баронесса решилась наконец переключиться на самого тупого и бесчувственного из нас — на Балаута. Как оказалось, это стало ее роковой ошибкой. Совершив пару маневров, повертев хвостиком, почирикав что-то на ушко лорду, она добилась его улыбки и игриво дала ему подзатыльник.

Балаут вскипел, схватил стерву за запястье, вывернул, притянул к себе и бросил в лицо:

— Слушай внимательно, потаскуха! Если ты еще раз меня ударишь, я выбью тебе все зубы и тебя не спасут никакие демоны. Поняла?

Испуганная леди кивнула и отвернулась, пряча от всех слезы. «Что, деточка, не ожидала такого? — порадовался я мысленно. — То-то же!»