Владимир Васильев - Рекрут

«Кого-то… – подумал Костя, слушая и помалкивая. – Похоже, Саше этому Виорел не особенно доверяет, даром что почти земляк…»

– Да тут постоянно кого-то ловят, – вздохнул хозяин. – Хотя сейчас стрельбы по ночам меньше, что есть, то есть. Ладно, рассказывай, чего привез.

– В этот раз налегке, – признался Виорел чуть виновато. – Но в принципе я хотел поговорить о поставках. Вам схемы в сборе все еще нужны?

Саша поджал губы.

– В ближайшее время – вряд ли. Запас у нас есть, а производство пока остановили от греха. Пока уляжется. А что, Хетауцэ перестал брать?

– Он уехал, – небрежно сообщил Виорел, не глядя на хозяина. – И я не знаю куда.

После этих слов Саша явно замялся, словно знал нечто такое, что к разговору имело прямое отношение, но разглашению не подлежало. В результате он суетливо налил по третьей. Костя еще и вторую-то не допил – пить вино залпом, как воду, он не привык. Но в конце концов как-то справился.

Поставив опустошенный стакан на стол, Виорел неожиданно засобирался и встал:

– Ладно, Саня, пойдем мы. Если кто будет спрашивать – мы в «Черепахе», на втором этаже.

– Ладно, – закивал хозяин и тоже поднялся.

– Спасибо за угощение.

Уже на улочке, спускаясь к местному проспекту, Костя недоуменно спросил:

– Зачем мы туда вообще заходили? Просто нарисоваться, заявить о присутствии?

– Именно, – усмехнулся Виорел. – Теперь о нашем прибытии узнает весь город, даже те, кто сидит по норам и лежит на тюфяках. А нам сейчас это и нужно.

– А почему? – обреченно спросил Костя, в душе костеря себя за то, что не понимает таких простых вещей. Для Виорела уж точно все просто…

– А потому, – сказал Виорел проникновенно, – что это ускорит процесс обнюхивания в высших сферах, и как результат – прибывшие фракции быстрее сделают вывод: надо не ножичками во тьме махать, а строчить отчеты своим правительствам и получать команду договариваться.

– Хм… На таком уровне договариваться должны сами правительства, разве нет? – усомнился Костя.

– В конечном итоге – конечно. Но для начала должны собраться Фертье, сурганцы, пограничники и служба безопасности железной дороги – это самые значимые игроки. Хотя может вмешаться еще Аламея, там народ достаточно безбашенный, поэтому с ними поневоле считаются, из чистого опасения, как бы чего не вышло. Ну и Краймар со своими деньжищами в стороне явно не останется. Правда, я думаю, что тамошние воротилы сами никуда не полезут, подождут, когда к ним прибегут на поклон. А к ним неизбежно прибегут. И как всегда, потом окажется, что Краймару достался самый большой и вкусный кусок тортика. И главное – единственный с розочкой.

Тут Виорел умолк, потому что навстречу попалась компания ребят, внешне похожих на них самих – такая же незамысловатая одежда и отсутствие оружия в руках. Людей с ружьями Костя повидал сегодня предостаточно и уже привык, что на безоружных тут смотрят как на пустое место. Ребята галдели что-то о ценах на пушнину и, по мнению Кости, вряд ли бы услышали из их с Виорелом разговора хоть слово. Но напарнику виднее, с этой мыслью Костя давно смирился.

Остаток дня они вальяжно слонялись по городку, описывая замысловатые кренделя вокруг центральной площади. Боковые улочки были узки и извилисты. Они заходили в лавчонки, мастерские и кабачки, иногда Виорел с кем-нибудь недолго шептался. Роль Кости сводилась к стоянию за плечом Виорела и по возможности сохранению на лице важного и невозмутимого спокойствия, а в кабачках еще и к опрокидыванию стакашка-другого местного пойла. Если по-светлому пили в основном вино или пиво, то ближе к вечеру перешли на крепкое, и к сумеркам Костя изрядно нагрузился, но, к счастью, ясность мысли и твердость движений не утратил. По крайней мере так казалось ему самому.

Памятуя о наказе Фертье, Костя все время исподтишка разглядывал окружающих, но ни единой знакомой физиономии за весь день так и не встретил. Он еще твердо не решил, как поступит, если вдруг опознает тех ребят из первого в своей жизни центрумского вагона, но склонялся к мысли, что примет сторону Виорела, а там будь что будет.

Во втором часу ночи Виорел отодвинул пустую рюмку, заявил, что на сегодня, пожалуй, хватит, и встал из-за стола. Они покинули очередной кабачок и вышли на улицу; там Виорел сжал Костин локоть и неожиданно трезвым голосом шепнул в самое ухо:

– Береги спину!

Костя вздрогнул и машинально сунул руку в карман с револьверчиком. Однако недолгий путь к площади, а оттуда – ко входу «Черепахи» прошел без эксцессов. Они взяли у портье карбидную лампу, поднялись на второй этаж, посетили сортир в коридоре, а затем вошли в свой номер-обманку, повернули стену и скрылись в потайных тупичках за нею.

– Фух, – выдохнул Виорел шепотом. – Сегодня вроде бы обошлось. Но ты все равно спи чутко, Котяра. И ствол под рукой держи. Под подушкой, например. Усек?

– Усек, – кивнул Костя не очень смело. Воображение уже рисовало ему ночной штурм их замаскированного убежища.

– Устраивайся, – велел Виорел. – Фонарь я с собой заберу.

Костя разделся и заполз под легкое одеяло, с тоской размышляя, что не худо было бы сначала принять душ или хотя бы умыться до пояса. Однако удобства двадцать первого века в тайнике отсутствовали. Спасибо, что хоть в коридоре сортир имелся.

В соседнем тупичке погасла лампа, и Виорел тоже залег на слабо поскрипывающую койку. Первый день в Тала-Мазу завершился.

По большому счету – ничем.

Засыпая, Костя размышлял о том, что же принесет день завтрашний, и был абсолютно уверен: он проснется утром, когда на улице уже будет светло, и только в их с Виорелом схроне продолжит хозяйничать темень. Но напарник сначала потеснит ее скудным светом карбидной лампы, а потом они выберутся наружу, навстречу новому дню. И этот день, надеялся Костя, принесет больше ответов, чем вопросов, и все недомолвки и недоразумения разрешатся ко всеобщему удовлетворению, и в конце концов Виорел и Фертье пожмут друг другу руки и обо всем полюбовно договорятся. И не надо будет прятаться от одних и скрываться от других.

Никогда Костя не любил двурушничать. Если уж работал – так в полную силу и с полной выкладкой, без полумер.

Но той частичкой повзрослевшего себя, которая повзрослела больше и раньше всего, Костя прекрасно сознавал: подобные надежды – утопия, в которую возможно верить, лишь находясь в зыбком полусне, а назавтра, окончательно пробудившись и на свежую голову, над сегодняшними надеждами можно будет только горько поиронизировать.

С подобными противоречивыми мыслями он и провалился в тревожный сон.

Как оказалось, слова Виорела Костя все-таки прочувствовал, не головным, так спинным мозгом.