Только в смерти - Дэн Абнетт
— За кого пьем? — спросил Роун, вставая на ноги с кружкой в руке.
Ларкин тоже встал. Традиционный Танитский тост состоял из трех частей.
— За старых Призраков, — сказал Ларкин.
Они чокнулись и выпили.
— За живых, — сказал Роун, и они снова чокнулись. Сакра текла вниз так мягко, как бархат и жидкий лед.
Ларкин с Роуном посмотрели друг на друга.
— За Ибрама Гаунта, — одновременно сказали они.
— Да защитит Император его смертную душу, — добавил Ларкин.
Они снова чокнулись и опустошили кружки.
IV
Роун спал на койке, на которой спал Гаунт. Он не пошевелился, когда Эзра проскользнул в комнату.
Нихтгейнец прошел к столу и сел. Он уставился на силовой меч, лежащий на столе.
Оставалось пару минут до рассвета. Ветер кружился вокруг крепости. Нахум Ладд осторожно объяснил Эзре, что произошло, используя те отрывки древнего языка партизана, который старательно пытался выучить. Глаза Ладда были красными и полными слез.
Эзра просто кивнул и не отреагировал. Он тихо ушел и оставил Ладда своему горю.
Лунатики не выказывали эмоций. Это была часть их пути. Не было слез, причитаний, скорби у Нихтгейнцев Гереона. Такое поведение было тратой времени.
Эзра ап Нихт понял, что провалился. Он провалил последний приказ, который ему отдал отец. Человек, которому его отдал его отец, был мертв, потому что Эзра не выполнил свой долг по его защите.
Это делало Эзру тоже мертвым, позорным изгоем, обесчещенным. Эзра не был уверен, почему любой из Призраков все еще говорил с ним, или признавал его присутствие. По всей видимости, они знали о его позорном состоянии, и понимали, что единственное, что ожидает Эзру, это деада ваег, дорога трупов. Его жизнь больше не имела смысла, за исключением того, что он должен искупить вину за то, чему позволил случиться.
Эзра пробежался пальцами по клинку силового меча. Он знал, что делать: вернуть тело для погребения и отомстить за смерть десятикратно.
Он снял солнечные очки, которые дал ему Варл так много месяцев назад, и положил их на стол. Теперь ему нужно видеть, как охотящемуся коту в темноте. Он поднял свой рейнбоу и, после размышлений, взял силовой меч тоже. Эзра не был мечником, но природа и истинное владение оружием были важны для ритуала. Это должно было быть оружие мертвеца.
Роун фыркнул во сне и перевернулся. Он поднял взгляд, моргая.
В комнате он был один.
V
— Я прошу тебя только об одном, — сказал Далин шепотом. — Не умирай тоже. Пожалуйста, не умирай. — Он сидел у кровати Тоны Крийд, прижимая свою голову к ее. Она не шевелилась.
— Вернись ко мне. Кафф не сможет, я это понимаю, но ты сможешь. Ты сможешь, гак тебя. — Тона просто лежала.
В полевой станции было шумно. Медики все еще работали, разбираясь с последними и наименее поврежденными ранеными. Санитары сновали туда-сюда с пачками свежих бинтов и водой.
— Все будет хорошо, Далин, — произнес человек. — С ней все будет в порядке. — Далин поднял взгляд и увидел Майора Колеа, стоящего рядом.
— Сэр, — сказал Далин и начал вставать.
— Сиди, парень, — сказал Колеа.
Далин знал, что майор был близок с его матерью и Каффом. Колеа странно пугал Далина, не так, как Мерин и другие засранцы, чрезмерно уважительные к памяти о Каффране. Колеа был другим. Он напоминал Далину кого-то, кого он когда-то знал, давным-давно, дядю или друга семьи, возможно, еще до войны на Вергхасте.
— Моя мать знала вас, сэр? — спросил он.
— Что?
— Моя родная мать, не Тона, в Улье Вервун, где я родился. Вы Вергхастец. Вы знали мою семью?
Колеа пожал плечами. — Да.
— Серьезно?
— Я хорошо ее знал.
— Почему вы мне не говорили об этом раньше, сэр? Мои воспоминания о том времени отрывочные, но если вы знали...
— Прошло много времени, Далин, — сказал Колеа твердым голосом. — Тона с тех пор была твоей матерью.
— Я это понимаю, — сказал Далин, — но… кем они были, мои мать и отец? Вы знали их. Какими они были?
Колеа отвернулся. Он замер. — Они любили тебя, — сказал он. — Тебя и Йонси, очень сильно. И они бы гордились тем, что такая женщина, как Тона, спасла тебя.
— Они погибли в войне, так ведь? Мои родители. Они погибли в войне в Улье Вервун? — спросил Далин.
— Они погибли в войне, — сказал Колеа.
VI
Наступил одиннадцатый рассвет. Пыльная буря снаружи была такой яростной, что блокировала солнечный свет и заставляла ночь задержаться. Шум, почти жужжащий стон ветра и пыли, проносился по коридорам и галереям.
— Ну, по крайней мере, они на нападут на нас в этом, — заметил Беренсон, принимая кружку кофеина от Баскевиля.
— Потому что? — спросил Баскевиль.
Беренсон пожал плечами, забыв на мгновение, что у него одна рука перевязана, и вздрогнул. — Нулевая видимость? Они были бы сумасшедшими.
— Вы уже сражались раньше с Кровавым Пактом, майор? — спросил Баскевиль, попивая из своей кружки, пока просматривал донесения, которые доставил ему адъютант.
— Вчера был мой первый раз, — признался Беренсон.
—
