Максим Бояринов - Год ворона, книга первая
Тут уж ничего личного, мистер Беркович. Приказ есть приказ, а приказы Опоссум привык выполнять по возможности дословно и точно. Фраза, произнесенная директором по каналу закрытой связи, слово в слово звучала так: «Убедись в том, что предмет на месте, после чего реши вопрос с мальчишкой, а затем и Аскинсом». При этом руководитель ЦРУ не уточнил, в какой последовательности исполнять его предписание, а потому, сообразуясь с реальной ситуацией, Опоссум планировал вначале убрать дурачка — «агента», затем не спеша и вдумчиво порыться на дне еще вчера обнаруженной ямы, и лишь потом устроить перформанс в стиле любимого им русского писателя Акунина.
В одном из его детективных романов убийство знаменитого генерала из политических соображений было замаскировано под «смерть на бабе». Такая кончина сделает Аскинса, уже запятнанного «зиппергейтом», окончательным лузером в глазах окружающих, а ее обстоятельства будут оберегаться от журналистов получше любой государственной тайны. Но это заботы дня завтрашнего. Сегодня же предстояло завершить то, что было тщательно подготовлено на протяжении двух предыдущих дней.
Айвен прибыл на аэродром утром, в сопровождении Берковича. Представился новым менеджером «Калибертона», желающим ознакомиться с «производством» на месте. Украинский подрядчик недружелюбно поскрипел, но в цех запустил, после чего быстро выяснилась причина холодного приема. Из десяти порезанных самолетов местные официально смогли отчитаться за цветной металл лишь по девяти. Судьба пропавших нескольких тонн титана терялась в лабиринтах подставных оффшорных компаний, так что у украинских коллег были определенные основания для беспокойства. Однако Опоссум получил все необходимые консультации и знал, как себя вести.
Успокоив местного директора тем, что его совершенно не интересует судьба металла, а исключительно состояние доставленного из Америки оборудования, он за несколько часов облазил все склады и цеха, и когда утомленные сопровождающие сбежали наконец на обед, заложил в стопку металлических листов, еще недавно бывших крыльями и обшивкой грозных «Медведей» портативный, но мощный термозаряд, принесенный в кейсе. В состав металла, из которого делали самолеты, в большом количестве входит магний. В сплаве с алюминием — страшная горючая смесь.
Теперь достаточно нажать на кнопку радиодетонатора, и чернеющий вдалеке второй по счету ангар вспыхнет исполинской зажигательной бомбой с пламенем в несколько тысяч градусов. В котором и предстоит «сгореть» бедолаге-сотруднику негосударственной организации «Американская лига социальных исследований» Алану Джефферсону Берковичу, чей портрет вскоре появится в «черном холле» штаб-квартиры ЦРУ, где стены увешаны фотографиями сотрудников, погибших при исполнении.
А чтобы ни у кого не возникло вопросов, какого Ктулху Беркович среди ночи оказался на складе, Опоссум так, чтобы его «случайно услышали» местные, несколько раз тихо произнес по-русски, обращаясь к невидимому, а на самом деле и не существующему собеседнику: «Факт недостачи на первый взгляд подтверждается. Но мы собираемся еще раз посетить склад негласно, ближайшей ночью. Будьте готовы открыть нам нужные помещения». Информация о том, что слишком въедливый мальчишка ночью пробрался на склад, а местные, чтобы упрятать свои махинации, совершили поджог, станет рабочей версией для обоих следствий. Официального, которое проведут местные власти, и негласного под эгидой ЦРУ. Версия станет объяснением произошедших событий, а дело будет закрыто за недостаточностью улик.
Опоссум, изучая документы, обратил внимание на то, что в пожаре погибнут последние части того самого самолета, который доставил в Русу злополучную бомбу. Что же, все возвращается на круги своя…
Ну что же, теперь, наконец, к делу. Опоссум долго размышлял над тем, где исполнить Берковича и куда укрыть тело. Привычка тщательно изучать место будущей операции — важнейшая составляющая оперативного профессионализма. Позапрошлую ночь Опоссум провел на летном поле и знал, что с наступлением темноты внешне безлюдный разоренный аэродром живет своей, достаточно напряженной жизнью. В капониры, где Советы прятали от взрывов бомб и снарядов свои самолеты, несколько раз за ночь ныряют машины, в которых сидят парочки, ищущие уединения. В цех подпольных бутлегеров возят спирт, а обратно — поддельную текилу и виски. По всей территории шныряют, как их здесь называют, «сталкеры» — охотники за ценным металлом и брошенным оборудованием. Русинский аэродром побогаче любой «зоны» будет, для многих — настоящий Клондайк…
Делая вид, что слушает монотонные, как мормонская проповедь, вопросы своего спутника, Опоссум внимательно огляделся по сторонам, кожей впитывая малейшее шевеление. Тихо. Можно работать. Решение положить мальчишку в яму, на дне которой спрятана бомба, было лишь на первый взгляд непродуманным. Если верить предварительным данным — длина контейнера около тридцати футов, так что места внизу будет достаточно. Тело не придется никуда относить, что резко уменьшает шансы на случайных свидетелей. Ну и в крайнем случае, если его найдут, то никому не придет в голову копать глубже, что на несколько дней станет дополнительным обеспечением безопасности…
Привычное ощущение оперативной кобуры под мышкой настраивало на рабочий лад. Главное, не забыть обыскать. Потом. У подобных идиотов всегда что-то вываливается из карманов. То расческа, то бумажник. А то и документы, удостоверяющие личность мелкого вонючего квартерона.
Странное дело, подумал Опоссум. Всего на четверть ниггер, а воняет, как от стаи нигерийцев. Или тут еще добавляется еврейская составляющая? В Питтсбурге, где он вырос, русские эмигранты добрососедски уживались с англосаксами, при этом, все они дружно ненавидели негров, латиносов и евреев…
Луна вышла из-за тучи и осветила поляну неживым, будто украденным у солнца, светом. У Опоссума была давняя привычка перед самым началом операции рассуждать на отвлеченные темы, это помогало резко сконцентрироваться в нужный момент. Как можно любить ночь и ненавидеть Луну? Но ворованный свет полезен — не надо пользоваться фонарем. Хоть тяжелый, надежный «Магалайт» и лежит в рюкзаке, лучше обойтись без него…
* * *Я, конечно, не старший лейтенант Таманцев по прозвищу Скорохват, описанный Богомоловым. И наказывать за то, что не взял живыми диверсантов, меня не будут. Но смерть одного из этих в мои планы не входит. Если среди товарищей согласья нет, то один про другого может много интересного рассказать. А такого внимательного и благодарного слушателя, как я, им еще поискать.
Отцовский ПСМ без глушителя и не взведен. Лязг затвора разнесется по всей поляне, а взводить медленно и печально — нет времени. Зато есть два ножа. Достаю левый. Метание — пошлость и понты для всяческих «выживальщиков» и диванных боевиков. Убить одетого человека таким образом практически невозможно. Но убивать я и не рассчитываю. Отвлечь, не более.
Примериваюсь.
Свист растревоженного воздуха, хлопок выстрела, два синхронных вскрика.
— What are you doing, Ivan? — верещит, кувыркнувшись в сторону, Ушастый.
— Fuuuck! — глухо рычит Стрелок.
А я молчу. Потому что уже бегу. Пять шагов — это меньше секунды. Стрелок и сообразить ничего не успевает, как я с разгону сбиваю его с ног. Падаем. Я сверху. Бью головой в лицо, что кажется сплошным зеленым пятном. Мля! Забытый ноктовизор врезается врагу куда-то чуть выше лба, но и мне достается от проклятого прибора, по физиономии течет кровь. Но противник вырубаться и не собирается. Жилистый, скотина! Тянет руки, что-то рычит. На одной ноте, неразборчиво, но злобно. Не успеваю сгруппироваться, как в ухо прилетает удар. Звезды вспыхивают перед глазами. Стрелок вскакивает, отбрасывая меня, как щенка. Пытается принять какую-то хитрую стойку. Где его ствол?!
Левой рукой сбрасываю расхреначенный ноктовизор. Обратным движением выдергиваю из «Скарабея» лопатку. Прямо как есть, в чехле. Вот уж где тонкий брезент пригодится! Перекидываю в правую руку и очень нехорошо улыбаюсь. Ну что, сука, рискнешь?!
Вражина точно не герой фильмов про Шао-Линь, не рискует. Скалится в ответ и вытаскивает нож. В лунном свете лезвие — как на витрине. Ка-Бар, что ли? Не ожидал такого, не ожидал… На вид ведь — сурьезный мущщина, а таскает точеный лом, хороший разве только пиаром. Ну что же, должно было и мне когда-нибудь повезти, его «кынжаль» против моей лопаты, что голая китайская жопа супротив сурового сибирского ежика…
Тем не менее, кидается на меня вражина серьезно и грамотно, ножом особо не машет, работает не на эффект, а на поражение. Не мудрствуя, действую по простой и надежной схеме: отступаю на пол-шага. Удар американской железки проходит в пяти сантиметрах от корпуса. А вот любовно заточенная лопасть моей МПЛки попадает точно по руке. Мерзкий хруст отзывается в сердце всплеском нескрываемой радости — кость сломана, зуб даю. Не свой, вражий, конечно… Упиваюсь триумфом — любимое пырялово Корпуса Морской Пехоты США выпадает из руки противника и летит куда-то под ноги. Враг запоздало взвывает. И прыгает на меня всем корпусом, да так споро, будто не ему только что руку изувечили.
