Владимир Кузнецов - Ртуть и соль
Из темноты раздается удовлетворенный рык.
– Какой помощи ты ищешь от меня?
Нейдж глубоко вздыхает.
– Мой муж, Джастер… Он много проиграл в карты и, чтобы отыграться, поставил на кон… он поставил…
– Что именно? – требовательно спрашивают золотые глаза.
Нейдж кажется, что они приблизились – настолько, что она даже ощутила на лице горячее дыхание чудовища.
– Нашу дочь, – едва сдерживая рыдания, почти выкрикивает она. – Совсем кроху!
– И чего ты хочешь от меня?
– Барбот, человек, которому проиграл мой муж, назвал цену, за которую готов уступить Милдред. Таких денег у нас нет, даже если мы продадим все, что имеем. Люди говорят, что казна Рипперджека не меньше королевской…
– А что еще люди говорят? – обрывает ее причитания властный рык.
Нейдж понимает, к чему идет разговор.
– Люди говорят, что вы не даете деньги за деньги.
Снова обжигающее, влажное дыхание касается кожи Тинсоу.
– Люди так много болтают обо мне? Может, мне разорвать десяток-другой, чтобы меньше трепались? Пожалуй.
В пещере воцаряется тишина. Нейдж слышит только, как бешено стучит ее сердце.
– Я знаю тебя, Нейдж Тинсоу. Ты и твой муж – известные повара. Лорды Олднона ссорятся из-за вас, каждый норовит перетащить на свою кухню. Дурная слава.
– Как скажете, сэр.
Чудовище смеется. В этом раскатистом реве Тинсоу не сразу распознает смех – первые несколько секунд ей кажется, что мантикор сейчас бросится на нее.
– Скажу так, Нейдж Тинсоу. Я не помогаю людям. Но иногда я даю им то, чего они хотят. И назначаю за это цену. От цены моей нельзя отказаться – придя сюда, ты уже приняла условия этой сделки. Так слушай: я оплачу твой долг и верну тебе дочь, если ты приготовишь мне завтрак. Этот завтрак должен заменить мой обычный, и я должен остаться доволен им. Иначе я позавтракаю в обычной своей манере. Ты знаешь чем?
– Нет, сэр.
– Моя утренняя трапеза – это младенец. В «Старой пивоварне» в них нет недостатка. Бродяги плодятся как блохи и, как блохи, не думают о будущем собственных чад. Многие несут их мне. Я не отвергаю такие подношения. Через три дня принеси мне замену этому блюду. Если не принесешь или блюдо мне не понравится – его заменит твоя собственная дочь. Не спрашивай, как и когда, просто знай, что это случится. А теперь иди! Сейчас время ужина, и твой запах раздражает меня.
Охваченная ужасом, Тинсоу выбегает прочь. Она не помнит пути наверх, не помнит, как остаются позади Старая Пивоварня, Крысиный тупик, Мэдчестер-стрит… Придя в себя, она понимает, что находится дома, в темной и пустой гостиной.
– Что я наделала, – шепчет она. – Зачем я пошла туда?
В комнату, пошатываясь, входит муж. На нем грязные кальсоны, сорочка с пятном на груди и помятый котелок. Его шатает. Он пьян.
– Уходите, мистер Тинсоу, – шепчет Нейдж, – уходите, я не могу видеть вас сейчас!
– Ты все-таки пошла к нему? – с трудом ворочая языком, спрашивает Джастер. – Послушалась этой старой ведьмы?
Нейдж вскидывает голову:
– А как я должна была поступить? – с вызовом спрашивает она. – Утопиться в бутылке, как это сделали вы?!
Мужчина молчит. Ему нечего ответить.
* * *Восточный край пробуждается поздно – с этой стороны Зетмы жизнь не подчинена фабричному гудку. Долгие партии в джентльменских клубах, званые ужины a la russe, тайные свидания – все это продлевает вечера здешних обитателей далеко за полночь. А значит, и утро отступает к десяти, а иногда и к двенадцати часам.
Сейчас время длинных теней и настороженной тишины. Солнце еще не успело подняться, и улицы покоятся в холодной тени особняков, а проснувшаяся раньше хозяев прислуга старается не шуметь, чтобы ненароком их не потревожить.
В этот трепетный час Нейдж Тинсоу встречается с Бабулей Таттерс, полубезумной старухой, которую не слишком любят богатые хозяева, но привечают слуги. Бабуля – опытная травница, и те, кто не может позволить себе доктора, готовы терпеть ее чудачества и несуразный вид. Чтобы не дразнить констеблей, она приходит во время осторожных теней, отираясь у черных входов богатых имений.
– Ты была у него? – спрашивает Бабуля.
Нейдж кивает.
– Теперь я не знаю, верно ли поступила, – говорит она с тихим отчаянием. – Джек выслушал меня и назначил цену. Он потребовал, чтобы я приготовила ему завтрак.
Бабуля хихикает – словно смычком водят по куску стекла:
– И это испугало лучшую повариху Олднана?! Ты должна Всевышнего благодарить, что такой подарок сделал тебе!
– Подарок? Джек сказал, что, если завтрак ему не понравится, он съест мою дочь!
Старуха перестает смеяться, вперив мутный взгляд в Нейдж.
– Что с того? – сварливо говорит она. – Таков его обычай. Джек не помогает людям, ему до людей есть одно только дело – кулинарное. Думаешь, тебе одной такое выпало? Многим он задает что-то ему сготовить. Обычно, правда, на кон ставится тушка самого повара.
Нейдж замирает, глядя на Бабулю Таттерс почти с ненавистью:
– Ты знала? Мерзкая старуха, ты знала и промолчала?
– Рипперджек всегда требует ставки. Видать, считает, что человек так больше стараться будет.
Тинсоу не слышит ее. В голове колоколом бьется мысль: «Если бы она сказала сразу! Почему она не сказала?!»
Силой заставляя себя успокоиться, Нейдж буравит Бабулю горящим взглядом.
– Что еще? Что еще ты мне не сказала?
Старуха кривляется, разевая беззубую пасть и высовывая желтый язык.
– Что-что?.. Ты ведь не благородная, чего ж ты не понимаешь? Принеси Джеку обычный его завтрак, только приготовь как следует, точно королю на стол подаешь. Вот и вся премудрость. Мантикор, он только человечье мясо ест, иного и на зуб не возьмет.
– Ты совсем из ума выжила, старуха? Он на завтрак ест младенцев! Ты предлагаешь мне приготовить младенца?
– Приготовь. Или он твою дочку сырой съест. С костями. Даже похоронить нечего будет, разве что кучу мантикорьего дерьма, – она визгливо-скрипуче смеется, довольная своей шуткой.
Нейдж чувствует, как подступает к горлу горький комок.
– На Западном краю любая рабочая семья продаст тебе новорожденного, даже не спросив, что ты задумала с ним сотворить. Им лишь бы голодных ртов поменьше. Иди туда и купи то, что тебе нужно.
Старуха горбится, снимает со спины сумку, лезет в нее обеими руками, что-то выискивая.
– Младенец чист и безгрешен, душа его пойдет прямо ко Всевышнему, – бубнит она. – Подумай: когда он вырастет, кем станет? Пьяницей, бандитом, прелюбодеем. Будет бить жену и детей, воровать на фабрике, а может, даже и убивать. Такая жизнь противная и владыке земному, и Владыке Небесному.
Нейдж смотрит на Бабулю Таттерс с отвращением. Жуткая старуха все еще бормочет, перебирая в своей суме какие-то мешочки, бутылочки и пучки. Развернувшись, Тинсоу уходит прочь, не сказав ни слова. Ей противно говорить с этой ведьмой, но еще противнее другое. Нейдж Тинсоу понимает, что иного пути у нее не будет – или это будет чужой ребенок, или ее собственный.
У обочины стоит двуколка – извозчик дремлет, знаком вопроса согнувшись на своем месте, кнут почти выскользнул из ослабевшей руки.
– Мистер, – слегка постучав по лакированному борту, произносит Тинсоу. Лошадь вздрагивает, разбуженная чужим голосом. – Мистер, – снова зовет женщина, в этот раз дергая извозчика за обшлаг.
Тот вскидывается, всполошенный, но, видя перед собой леди, успокаивается.
– Мне нужно на левый берег. К овощному рынку.
* * *Овощной рынок – единственное место Западного края, которое Нейдж Тинсоу знает и посещает. Это шумная, заставленная убогими прилавками площадь, полная неряшливых торговок, сутулых грузчиков, облезлых псов и наглых крыс. Рынок начинает работу еще до рассвета и затихает только к одиннадцати, оставляя запоздалых пьяниц вести бессвязные разговоры и горланить похабные песни. Вопреки названию, торгуют тут не только овощами – в лабиринте прилавков можно найти самую разнообразную снедь. Тинсоу всегда скрывали, что покупают здесь продукты. Заносчивым и чванливым лордам нет дела до того, что их поставщики давно проворовались и вконец обнаглели, раз за разом привозя непригодный, порченый товар. Куда важнее соблюсти приличия – джентльмен не будет есть одну и ту же пищу с рабочим, а в плохом блюде всегда виноват повар. Большая глупость больших людей.
Нейдж идет по торговым рядам, рассеянно кивая торговкам, узнающим ее. Сегодня она пришла за иным товаром, таким, какого доселе не покупала и не думала даже, что когда-нибудь станет искать.
В тяжелом воздухе, среди запахов сырого мяса, гниющих овощей, южных фруктов и рабочей похлебки, носятся миазмы слухов и сплетен. Овощной рынок для жителей Западного края – то же, что свежие «Ежедневные новости» для обитателей Восточного. Здесь можно услышать обо всем: от войн и мировой политики до семейных ссор мясника Уильяма. Слова, словно назойливые насекомые, жужжат вокруг, норовя забраться в уши. Нейдж давно научилась не замечать их, но сейчас ее слуха касается что-то, тревожной струной отозвавшееся в груди.
