Всеволод Глуховцев - Смерти нет

— Биосфера... ну, как бы вам это объяснить...

— Никак не надо, — сдержанно сказал Даня. — Читай, не прерывайся. Что надо — спросим после.

— Ага. Ну ладно, «... биосферы Земли. Не буду здесь пускаться в размышления о свойствах и причудах мироздания, постараюсь сказать кратко. Наука и технологии сложились так, что были нацелены на освоение уже заданного человеку пространства — времени, заданного условиями нашего мира. Опять же! Ни в коем случае не хочу утверждать, что этого не нужно было делать. Это делать было не то что нужно, а необходимо. Но помнишь, мы и об этом говорили — во всем должна быть „золотая середина“. Вот ее-то, середину, в какой-то момент и упустили. А с нею упустили и возможность открыть по-настоящему биосферу, вернее, ее растительный мир.

Я пришел к таким выводам еще в прежние времена, до катастрофы, а теперь убедился в этом окончательно. Ведь, в сущности, мы, люди, и растения Земли существовали разобщенно, в разорванных пространствах. Разумеется, мы использовали растения в своих целях, да и они нас тоже: наши биологические массы служат пищей друг другу... но настоящего единства нет.

Видимо, здесь надо объяснить суть настоящего единства. Давно я обратил внимание на то, что растения — особый мир. Неверно думать, что это низший по сравнению с животными уровень живого вещества! Нет, они не ниже, они другие. Помню, как в свое время поразила меня простая вещь: если растения ниже нас уровнем, то почему они красивее и добрее нас?! Ведь это в самом деле так: ничто не сравнится красотой с пейзажем земли, ни одно животное, ни один человек не прекрасны так, как даль наших лесов, полей, холмов, рек и озер... Кроме того, растения, в отличие от нас, не нуждаются в насилии для того, чтобы питаться. Мы вынуждены пожирать другие существа, а растения живут, никому не мешая, никого не уничтожая. Они не приносят в мир зла, а лишь покой, умиротворенность и красоту.

Но, разумеется, есть какие-то преимущества и у нас. Какой отсюда следует вывод? Вот он: человек и мир растений — две ветви жизни, которые почти не знают друг друга. Отсюда дисбаланс, отсюда и трагедия человечества. Мы не сумели разглядеть то, что перед нами! Вспомни, Сережа, как мы с тобой гуляли по лесу, как восхищались его красотой. Признаюсь: я это делал недаром, хотя до поры до времени не говорил тебе об этом. Мне хотелось, чтобы ты проникся этой красотой, чтобы впитал ее в себя, всей душой своей. Я не знаю, доживем ли мы с тобой вместе здесь, в этой жизни, до того дня, когда я расскажу тебе все это, и ты меня поймешь. Я надеюсь!.. Надеюсь, что и наша мама. Что я сумею передать это тебе, а ты потом Володьке... и так далее. Человечество не должно погибнуть. Больше того! Оно должно вступить в новую фазу бытия. Я в том уверен, несмотря на все несчастья. Это урок. Увы, беда — самый лучший учитель в этом мире. Мы научились. И мне хочется, чтоб вы, мои дети, влились в новое, преображенное человечество.

Я уже много раз обращался к тебе с фразой «помнишь ли...», но что ж делать — приходится еще. Помнишь ли ты — это было в самом начале лета, — как мы с тобой вышли на юго-восточную опушку нашего леса? Помнишь, конечно. Пологий склон холма, поля уходят вдаль, перелески. И вот в одном из них, среди берез, стоит маленькая заброшенная церковь...»

Тетрадь резко захлопнулась. Сергей смолк. Несколько секунд царило полное безмолвие. Тихонько шумел лес.

— Ты чего?.. — как-то непривычно осторожно спросил Бабай.

Сергей поднял голову, обвел друзей странным взором.

«Восторженный», — мелькнуло в голове у Дани про этот взгляд.

— Ребята... — начал Сергей торжественно, а кончил так: — Я-то был совсем дурак.

— Совсем? — лукаво переспросил О-о.

— Почти. — Сергей улыбнулся, встал и отряхнул штаны.

— Поясни, — потребовал Бабай.

— Поясняю. Я вам заорал, что все понял, да? Ну да.

— Ну да! Вот и вышел дурак. Потому как ни хрена не понял!

— Как так? — запротестовал Костя. — А тайник?! Ты же его нашел!

— Ну, тайник, это уж да... Но это предисловие. Скажем так: главного не понял. Вот! — Он потряс тетрадкой. — Вот где!

— Теперь понял, что ли? — Бабай сдвинул брови. Сергей, однако, стал в прогнозах осторожнее:

— Думаю, что да. Думаю, да. Опушка, склон холма... О господи! Прямо перед глазами, так и вижу. Пошли!

— Туда? — сказал Даня. — На юго-восточную?..

— Да. Пошли! Это не так далеко. За час дойдем.

— Стой, так ты до конца не дочитал. — Бабай указал на тетрадку. — Что там дальше-то?

— Вот потому и пошли. Сами все поймете. Я скажу! Он не стал тратить больше слов. Махнул рукой и зашагал в чащу. Хрустнул сухой сучок.

Ребята на какое-то мгновение замешкались, но Даня молча устремился за Сергеем — а раз сам генерал пошел, то остальным-то и подавно. Все пустились вслед.

И вновь Сергей как на крыльях летел. Но и прочие научились быть в лесу, и они мчались так, точно никакой поклажи на них нет. Марш-бросок! — вот земля под ними пошла под уклон, стали реже стволы берез и лип, и — то ль почудилось, то ль в самом деле... нет! Не почудилось. Еще не совсем, но показалось впереди бескрайнее пространство, свет его, высота небес, дыхание ветров...

— Ну вот! — прокричал Сергей на бегу. — Вот!.. Здесь! Вот оно!..

Пространство быстро нарастало. Оно будто само вливалось сюда, раздвигало деревья, смывало кусты — навстречу людям, а люди навстречу ему.

Сергей чувствовал, как бьется сердце. Оно билось счастливо. Такого не было никогда еще в его жизни. Была радость, было наивное, беззаботное детство... наверно, это все казалось счастьем, но сейчас о том и говорить нечего.

Он опустил взгляд. Не хотел, чтоб ему что-то мешало. Хотел все и сразу. Смотрел под ноги, видел, как ходят тени по траве, слышал шелест листвы. Ветер летел оттуда, из просторов, он был теплый, словно солнечный, он обещал неведомое, новый, дивный и прекрасный мир.

«Еще малость, — говорил себе Сергей. — Ну, еще. Чуть-чуть! Вот уже последние стволы. Вот граница тени и света. Вот он, свет! Вот предпоследний шаг. Последний...»

Вот и все.

Сергей поднял голову.

Боже мой!..

Он не понял — подумал лишь или сказал это вслух. Да и какая разница! Главное — он увидел ЭТО.

Склон уходил вдаль так полого, что там, в этой дали, уже и не понять — выравнивается ли он, или что-то все так же плавно круглит его вниз. При том, что никаких теней, туманов, ничего, мешающего взору... нет, конечно. Все ясно: небо, поля, перелески, горизонт. Где-то почти на самом краю серебристо отблескивала тоненькая ленточка реки.

— Красота!.. — восхищенно выдохнул кто-то. Сергей даже не понял кто. Но это и не важно.

Он обернулся к друзьям. Глаза его сияли.

— Ну как?

Даня лишь головой покачал:

— Слов нет!..

Это была правда. Слов не было потому, что почти никому из москвичей никогда еще не приходилось видеть столь безмерный мир. Конечно, они забирались на крыши больших домов, на огромную высоту и видели оттуда большие пространства — но то были пространства замершего города: пустые улицы, пустые дома... Впечатление от этого было скорее гнетущее, чем вдохновляющее.

Уфимцам же подобное было знакомо. У себя они видали похожие ландшафты. Но никто тогда толком не обращал внимания на их красоты. А сейчас, после слов Сергея, после того, что они услышали из дневника его отца, они взглянули по-другому. И сейчас они тоже стояли и молчали, пораженные величием открывшейся им картины.

И лишь один человек не удивился. Это был Муха.

Не сказать, что этот пейзаж был точно таким же, как на найденной картине, которая так и стояла у Феди дома; нет, он другой. Но этот мир!.. Это был тот самый мир. Муха узнал его сразу. И понял, что вернулся. Понял, что красота этого мира ждала его, Муху, и вот дождалась — а по-другому и быть не могло.

— Ну как? — повторял Сергей. — Впечатляет?!

— Еще бы, — ответил Даня.

— Теперь поняли, в чем суть?

Бабай, Даня и Костя переглянулись. Что-то блеснуло, но...

— Лучше поясни, — нашел Даня формулу.

— Поясняю! — весело вскричал Сергей.

Он весь сиял от вдохновения.

— Мой отец — он давно понял, в чем дело. Человек и растения...

Бабай нетерпеливо перебил:

— Ну, это мы сами поняли. Что недооценили. Человечество недооценило... этот, как его?..

— Потенциал, — подсказал Даня.

— Ну да. Потенциал растительного мира.

— Да! — Сергей рассмеялся. — Так вот, батя мой как раз и оценил. Что такое красота природы? Ну, вот земных пейзажей? Это окно в бескрайнее пространство! В биокосмос. Врубаетесь?!

Судя по лицам, врубались изо всех сил, но безуспешно. Только Муха смотрел счастливым взором. Пришлось пояснять еще:

— Ну, чтобы яснее было, тогда так. Красота — вид энергии. Самые красивые места — особые энергетические зоны. Человек, оказавшись там, может преобразиться! Стать больше. Больше, чем человеком! Это ясно?