Вадим Панов - Головокружение

– Не боись, твое великофюрерское, – пообещал Иголка. – Я понятливый.

– Я тоже, – вставил Контейнер, которому очень хотелось послушать откровения семейного лидера. – Я, типа, молчун по жизни.

– Оно и видно. – Кувалда выдержал паузу. В принципе, ему не было никакого резона делиться с кем бы то ни было замыслом, но очень уж великому фюреру хотелось похвастаться хитроумным планом. Раньше роль слушателя исполнял верный Копыто, теперь приходилось довольствоваться телохранителями. – Как фумаете, почему именно я великим фюрером сфелался и фо сих пор остаюсь? Потому что вовремя Сабле с Секирой глотки перерезал?

Именно такой ответ Иголка и собирался выдать, однако, услышав его из уст Кувалды, насторожился и сморщил мозг, в попытках родить нечто оригинальное:

– Не поэтому?

– А почему?

– Ума у тебя много, твое великофюрерское, и это ни хрена не лесть, – неожиданно выдал Контейнер. – Все об этом знают, и даже Копыто говорил часто.

– Правильно, боец: ума, – довольно осклабился Кувалда. – А скажите мне теперь, что в Форте еще нефелю назаф творилось?

– Бардак творился, – не стал скрывать Иголка. – Тебя Чемодан разводил, как маленького, да еще и Шпатель стал пальцы гнуть. Через месячишко, глядишь, могли бы и окончательно оборзеть.

– Могли, – не стал спорить Кувалда. – А теперя не оборзеют.

– Это почему?

– Потому что теперя, Иголка, у Чемофана и Шпателя крутой новый враг появился.

– Копыто, – догадался боец.

– И пока эти олухи буфут поф канцлера, мною огосуфарствленного, пофкапываться, я их обоих сковырну, как чирья. Без усилиев, мля!

Довольный Кувалда извлек из-под кресла початую бутылку виски и сделал большой глоток прямо из горлышка.

– Круто, – оценил Иголка.

– Не то слово, как круто, – вздохнул Чемодан. – Мои ребята еще ночью тута все обнюхали и только ластами разводят, врубаешься?

– Всего он предусмотреть не мог, – упрямо ответил Шпатель. – Копыто – тупой, запомни сам и детям расскажи.

– Копыто – тупой, – согласился Гнилич. – А шасы умные. Шасы ему будку выстроили и все предусмотрели.

– Шасы не вояки.

– Но дело свое знают.

Уйбуи разговаривали, стоя на балконе, что нависал над внутренним двором Южного Форта, однако внимание их было сосредоточено не на толпе, что бесновалась у бочек с халявным виски, не на приплясывающем на трибуне Копыто, а на мощных воротах, преграждающих путь к вожделенной винокурне.

Даже не на воротах, а на настоящем защитном рубеже, возведенном по всем правилам военного искусства. Гладкие бронированные створки смыкались настолько плотно, что шов проглядывался с огромным трудом. Замочных скважин не предусматривалось – все запоры были скрыты, а надвратным украшением служили бойницы, из которых дружелюбно косились вороненые пулеметные стволы. Справа от ворот шасы установили дверь, тоже бронированную, блестящую и абсолютно гладкую.

– Толщина у нее такая, что проще стену взорвать.

– Стена здесь капитальная, так мы весь Форт обрушим.

– Да и хрен с ним, главное, до вискаря добраться.

– В руинах копошиться – последнее дело, – не согласился Гнилич. – А ежели мы на вискиделательную машину Форт опрокинем, то чо нам самим достанется?

– Ничо.

– Вот и ответ.

– Мля… – Шпатель даже подпрыгнул от огорчения. – А через калитку?

– Там тамбур, – хмуро отозвался Чемодан.

– Это как?

Гнилич с удивлением покосился на глупого Дурича, но объяснил:

– Калитка открывается, входишь внутрь, а тама еще одна дверь. Первая потом закрывается, и тока после этого открывается вторая.

– Хитрые, суки.

– Шасы.

– А я как сказал?

Чемодан хмыкнул.

И уйбуи вновь уставились на преграду, отделявшую их от источника виски.

– А ежели через потолок пробиться? – предложил Шпатель. – Не могли же они все забронировать, а?

– Тама Шибзичи засели, казарма ихняя, врубаешься?

– Выбьем из казармы, – пообещал Дурич. – Потом пол взорвем и через потолок ворвемся.

– Долго, – поразмыслив, выдал Гнилич.

– Но может получиться. – Шпатель облизнулся. – Подписываешься?

Одному ему поднимать мятеж не хотелось, вот и уговаривал Чемодана выступить.

– А как потом делиться станем?

– Чисто поровну.

– Вискиделательная машина одна.

– Тока виски она делает много, – уточнил Дурич. – Одну бочку тебе, другую мне, одну тебе, другую мне, одну…

– Я понял, понял, – перебил увлекшегося уйбуя Чемодан. – Пополам и между нами лучше, чем все и одному Кувалде. Но атаку обмозговать надобно, с нахрапа не получится.

– Правильный базар, брателло Гнилич, – обрадовался Шпатель. – Давай краба, союз по-мужски замажем.

И уйбуи обменялись крепким рукопожатием.

Центральный офис «Тиградком».

Москва, улица 2-я Брестская,

10 июня, пятница, 11:29

В едином оперативном штабе было тихо, как на кладбище. Точнее, не во всем штабе, а в одном из его помещений. Главный зал, в котором находились операторы, продолжал жить полной жизнью: гудели компьютеры, переговаривались сотрудники, шли доклады от патрулей, но в переговорной, где собрались Сантьяга, Ярина и де Лаэрт, стояла гробовая тишина. Высшие маги Великих Домов тяжело переживали неудачу.

– В следующий раз будем внимательнее, – кашлянув, произнес Гуго.

Похоронная атмосфера приводила рыцаря в неистовство, вот он и решил нарушить молчание.

– Следующего раза может и не быть, – вздохнула Ярина. – Мы показали мерзавцу, что полностью контролируем город. Теперь он понял, что следующий раз станет последним, и больше не появится. Он не самоубийца.

Воеводу бесила мысль, что Мститель избежит наказания. Она была готова ждать, была готова узнавать о новых жертвах, отводить взгляд при встрече с родственниками погибших, скрипеть зубами, не спать, перебирая в ночи допущенные ошибки – была готова на все, потому что верила: убийце не уйти. И теперь едва сдерживалась.

– Мститель вернется, – ровно произнес Сантьяга.

– Через сколько лет?

– В ближайшие дни. Возможно – завтра.

– Почему? – вскинулась Ярина.

– По той же причине, по которой он вообще начал убивать, – угрюмо объяснил комиссар. – Он хочет убивать нас, ему нравится убивать нас, и он будет убивать нас до тех пор, пока дышит. Он не остановится и вернется в ближайшее время.

– Да кто же он?! – не выдержал Гуго.

И вновь, в который уже раз, почувствовал себя опозоренным. Униженным.

С первого убийства прошло четыре дня, а они до сих пор не знают, кого ищут. Лучшие маги Тайного Города, а значит – всего мира, расписывались в собственном бессилии. Маги!