Род на краю империи - Ян Анатольевич Бадевский
Будет исполнено.
Несколько минут ничего не происходило. Среди моих людей были прыгуны, но я не отдавал приказа о телепортации. Глупо терять прыгуна, запуская его в осиное гнездо.
Пользуясь передышкой, я хорошенько рассмотрел здание. Добротное, на прочном фундаменте, но адаптированное к местным условиям. Плетёный бамбук, тиковое дерево, камень, солома. Всё это должно вспыхнуть на щелчок, даже от слабенькой атаки пирокинетика. Вот только не вспыхивает. Потому что — особо коварное колдунство.
В поток сознания вклинилась трансляция.
Дом разбит на несколько помещений. Общий зал, в котором собрались выжившие бойцы Панджаитан, личные апартаменты патриарха, кухня, арсенал, санузел и некое подобие мастерской. Вот где было по-настоящему интересно. Верстаки, крепления на стенах, оружейные стойки, деревянные ящики, манекен в кожаном доспехе. Всюду разложены клинки, непонятные амулеты и браслеты, причудливые детали, словно вытащенные варварами из космического корабля. На одной из стен я заприметил маску, как две капли воды похожую на сломанный артефакт Мансура.
Главный зал явно предназначался для коллективных тренировок и деревенских собраний. Обширное пустое пространство, отполированный до блеска дощатый пол, грубо сколоченные скамьи у стен. Под потолком — лампы дневного света. Я насчитал пятнадцать клановцев, некоторые изрядно потрёпаны в битве.
Патриарха я узнал сразу.
Сморщенный старикашка в обвисших шароварах, белой рубахе навыпуск и квадратной шапочке, которую я видел в одной из прошлых жизней.
Что меня поразило, убийцы не испытывали паники. Они равномерно распределились по залу, окружив своего лидера. Сам патриарх, я даже не знал его имени, уселся на жёстких досках, положил по правую руку от себя изогнутую трость, подозрительно смахивающую на мою, и закрыл глаза. На лице мастера поселилась безмятежность.
Я понял, что выбор у меня невелик.
По сути, два варианта. Перебить всю деревню, включая грудных детей, а такие здесь были. Либо подмять Панджаитан под себя. Что кажется нереальным, учитывая их своеобразные представления о чести и здравом смысле.
Впрочем…
У меня появилась идея.
Поднимаю автомат и делаю несколько точных выстрелов. Прямо сквозь стены, сделав их проницаемыми. Да, я мог бы обойтись и без Фединой проекции, но мастерская шаманов была чем-то экранирована, и просветить дальние перекрытия я не смог.
Зато внешние стены моему Дару поддавались.
Люди из окружения патриарха начали падать, заливая пол своей кровью. Один, второй, третий. Вот здесь уже началась паника. Кто-то бросился на пол, кто-то отбежал к дальней стене, но это им не помогло. Я методично расстрелял всех, кроме столетнего деда, так и не шелохнувшегося за всё время экзекуции.
Врубаю проницаемость.
Просачиваюсь сквозь закрытую дверь и осматриваю зал, который теперь можно назвать кладбищем. Передаю телепату Чёрного Ока приказ: отвести людей подальше от додзё. Вдруг шальная пуля кого заденет…
Старик продолжает сидеть, не проронив ни слова.
Но почему крепнет ощущение, что он прекрасно видит меня даже с закрытыми глазами?
Перехожу на родной язык главы клана:
— Панджаитан умер. Ты можешь спасти своих людей, если присягнёшь мне на верность.
Морщины на лице старика пришли в движение, порождая улыбку. Индонезиец откашлялся, прежде чем ответить:
— Никто и никогда в нашем клане не склонялся перед врагом. Умереть придётся тебе, глупый чужак, но сперва я покажу тебе одну вещь.
Среагировать я не успел.
Чудовищный по силе ментальный удар снёс мои барьеры, которые я считал довольно прочными, и чужая воля затопила мой разум, подхватила его, унесла в неведомые дали.
Додзё растворилось в вихре изменений.
Я осознал себя стоящим под проливным дождём, на мостовой средневекового городка. Улочка, зажатая между рядами домов с двускатными крышами. Что-то до боли знакомое, из давних реинкарнаций. Юаса? Хиросаки? Я жил во многих японских городках, бывал в самурайских кварталах. Очень похоже.
В следующую секунду я понял, что не так.
Город явно выдернули из моих воспоминаний. Переместиться сюда физически я не мог, значит… Патриарх манипулирует моим сознанием. Вопрос в том, может ли он подобраться к моему телу в реальности и убить, пока я погружён в собственные воспоминания. Подозреваю, что нет. Для удержания контроля над конструктом, ему тоже следует находиться здесь.
Ольга?
Нет ответа.
Коля?
Телепат Чёрного Ока молчит.
Я отрезан от мира.
Вот же грёбаный индонезийский дед!
И никто не придёт на помощь, потому что я отдал такой приказ. Сам, можно сказать, подписал себе приговор. Забыл, что в этом мире есть одарённые, чьи возможности не укладываются в общепринятые нормы.
Ладно, прорвёмся.
Раз это вымысел, я тоже могу влиять на происходящее. Это же моё подсознание. Попробую чем-нибудь вооружиться для начала.
Я представил, что держу в правой руке трость.
Ощутил привычную тяжесть, гладкость полированной древесины, лёгкий изгиб…
И меч появился в руке.
Иду вперёд, осматриваясь в поисках врага. Глупо запирать меня в этой клетке, не предприняв попытку уничтожить. Ведь если я умру в своём разуме, то, вероятно, и в обычной жизни превращусь в пускающего слюни овоща.
Самурайские кварталы старой Японии — это унылый лабиринт. Узкие улочки, одноэтажные дома с глухими стенами без окон, бесконечные повороты и безысходность. Местами ещё и плесень — там, где дерево встречается с камнем.
После второго поворота я начал думать.
Раз мне удалось встроить в эту фантазию меч, почему бы не организовать себе проход? Или сменить локацию? Я ведь не обязан мокнуть под дождём и бродить по этим улочкам до бесконечности.
Напрягаю воображение и представляю, как стены расступаются, формируют новую улицу…
Хрен там.
Пробую отменить дождь.
Тщетно. Конструкт не откликнулся на мои жалкие потуги. Остаётся проверить собственные возможности. Я привычно пускаю по каналам энергию ки и делаю себя проницаемым. Разворачиваюсь вправо и шагаю в стену… Больно ударяюсь о твёрдую поверхность. Боги, да этот мир непрошибаем! Я делаю всё, как обычно, но это не работает.
— Потому что конструкт создал я, — раздаётся тихий старческий голос.
Противник стоит аккурат за моей спиной.
Низкорослый высохший старичок в промокшей насквозь одежде.
За спиной старика образовалась новая улица, которой я раньше не видел. Значит, и он вынужден соблюдать в этом конструкте определённые законы, которые сам же и установил.
Патриарх шагнул вперёд, и в его руках образовалось кое-что знакомое.
Кусаригама.
Шарик с шипами, длинная цепь, изогнутый серп — именно та модификация, которой я пользуюсь чаще всего. Небрежно поведя кистью, старик начал раскручивать груз. Цепь над головой индонезийца рубила отвесные дождевые струи, расшвыривая капли в разные стороны.
— Всего лишь сон, — хмыкнул я.
—
