Практик (СИ) - Корнев Павел Николаевич
На первый взгляд картина преступления была очевидней некуда, но я из опасения попасть впросак перво-наперво уточнил:
— А как вообще обнаружили тела?
— Капитан Дыба не смог дозвониться до подполковника Хариус и приехал за ней на квартиру. Дверь оказалась заперта, внутри играл радиоприёмник, на стук никто не ответил. Когда комендант отпер дверь своим ключом, в прихожей обнаружился труп. Дыба проверил квартиру и сообщил о случившемся куда следует… — Всё это Эдуард Лаврентьевич поведал мне, беспрестанно перемещаясь и поворачиваясь, будто мысленно фотографировал обстановку, потом указал на дверной проём. — Встань там!
Я выполнил это распоряжение и начал излагать свою версию.
— Швец и Соль пришли к Хариусам, в прихожей случилась ссора и первый застрелил второго. На шум из своего кабинета выглянул…
Тут я замолчал, а Эдуард Лаврентьевич негромко рассмеялся.
— Сообразил, да?
— Угу, — протянул я. — Судя по брызгам крови на стене, в хозяина квартиры стреляли не из прихожей, а из гостиной или столовой.
— И-мен-но! — по слогам произнёс подполковник. — И убили его не первым, иначе бы Эльвира вот так запросто себя застрелить не дала. Её точно застали врасплох, нападения она не ожидала.
Я припомнил, как уверенно действовала дамочка в Зимске, кивнул, соглашаясь с доводами собеседника, и предложил новую версию:
— Швец застрелил соперника, прошёл в гостиную и убил её, — указал я на Эльвиру Хариус, а после обернулся к телу Германа Аскольдовича, — а затем уже его. После уложил тело любовницы себе на колени и застрелился сам. Но ссора если и случилась, то раньше. Он пришёл убивать, иначе бы не принёс револьвер с глушителем.
— Ты упустил домработницу, — напомнил Эдуард Лаврентьевич, — но вопрос в другом: зачем вообще понадобился глушитель, если изначально планировалось самоубийство? Боялся раньше времени переполошить выстрелами других своих жертв? Тогда почему не задействовать акустический экран?
— А как же энергетические возмущения? — напомнил я.
— Да и чёрт бы с ними! — отмахнулся контрразведчик. — Бац-бац-бац! И пуля в голову! Бац! Никто бы не успел вмешаться. Никто бы не забеспокоился даже! В жизни не поверю, что тут в быту сверхэнергией не оперируют! И на кой чёрт понадобилось убивать домработницу? Зачем грех на душу брать? Не душегуб же действовал! — И вновь по слогам: — Не-ло-гич-но!
Эдуард Лаврентьевич опустился на корточки рядом с подсохшей лужицей крови в двух шагах от дивана и спросил:
— Как думаешь, долго она тут лежала, прежде чем её перенесли?
— Так сразу и не скажешь, — покачал я головой.
— И не сразу — тоже, — вздохнул контрразведчик, продолжая разглядывать паркет, затем попросил: — Выключи свет!
Я выполнил распоряжение, и комната погрузилась в темноту, которую почти сразу подсветило едва уловимое голубоватое сияние. Кровь в этих призрачных отсветах стала абсолютно чёрной. Эдуард Лаврентьевич повёл рукой, луч побежал по паркету и выхватил несколько смазанных отметин, будто кто-то пошаркал там каучуковой подошвой.
— Швец в кровь наступил? — уточнил я.
— Кто-то точно наступил, — вздохнул контрразведчик, развернулся и посветил в мою сторону; на полу обнаружились аналогичные чёрные отметины. — Теперь, поди разберись, кто именно.
Эдуард Лаврентьевич перешёл к дивану, приподнял ногу Швеца и внимательнейшим образом оглядел сначала одну его подошву, а затем и другую.
— Мог и наследить, — признал он некоторое время спустя, затем выпрямился и осветил Эльвиру Генриховну.
К осмотру он подошёл со всей тщательностью, потратил на него никак не меньше десяти минут, затем хмыкнул и вновь обратил своё внимание на Швеца, только на сей раз взялся изучать ладони убийцы.
— Всё, включай свет! — объявил Эдуард Лаврентьевич некоторое время спустя, а стоило только загореться под потолком люстре, вновь извлёк из футляра фотокамеру.
Стало интересно, что именно дал ему осмотр места преступления в ультрафиолетовом освещении, но контрразведчик определённо не собирался вводить меня в курс дела. Я вздохнул, прислонился к дверному косяку и взялся дожидаться окончания обыска.
Как ни удивительно, но тот свои плоды всё же принёс. Что-то такое обнаружилось в кабинете хозяина дома, раз уж к нам присоединился в срочном порядке вызванный на место преступления Альберт Павлович. С его появлением разговор за закрытыми дверьми кабинета сразу пошёл на повышенных тонах, но в беспредметное выяснение отношений общение, надо понимать, всё же не перетекло, поскольку к какому-то консенсусу высокому начальству удалось прийти уже четверть часа спустя.
Первым кабинет покинул генерал Дичок, обратился ко мне:
— Линь, пистолеты!
Возникший за его спиной Георгий Иванович едва заметно кивнул, и я начал доставать из карманов и выкладывать на буфет новенькие ТТ. Василий Архипович придирчиво оглядел оружие диверсантов и уточнил:
— Который из них Маленского?
Я чуть отодвинул один в сторону, и тогда Дичок обратился к своему порученцу:
— Капитан, по две пули каждому. — Он шумно выдохнул и поправился: — Нет, Эльвире не нужно. Только остальным…
Услышанное повергло меня в ступор, а вот Дыба спокойно взял пистолет и проверил, дослан ли патрон. Выстрелы прозвучали совершенно бесшумно, только зазвенели на полу вылетевшие за пределы акустического экрана гильзы. Дважды пальнув в тело хозяина квартиры, порученец генерала дошёл до Юрия Швеца и пару раз пальнул ещё и в него. После вернулся к нам, протёр оружие и ушёл вглубь квартиры со вторым ТТ в руке.
— Эдуард, место преступления на тебе! — объявил Дичок и посмотрел на часы. — Товарищи, пора выдвигаться!
Худощавый полковник госбезопасности покачал головой.
— Георгий Иванович, бери руководство операцией в свои руки, а я здесь задержусь.
— Согласуете выделение людей в оцепление?
— Да, конечно.
Тут вслед за остальными вышел задержавшийся в кабинете Альберт Павлович. Он протянул Городцу портфель и, будто извиняясь, улыбнулся всем разом.
— Позвольте откланяться. Дела.
Георгий Иванович молча кивнул, остальные и вовсе заявление проректора РИИФС проигнорировали. Им было не до того.
Обсуждать операцию по возвращению Барчука на явочную квартиру взялись в служебном фургоне. Впрочем, обсуждать — это слишком громко сказано, поскольку высокие чины уже распланировали всё от и до. По легенде Маленский остался дожидаться подельников у машины, те проникли в дом без него, вернулись некоторое время спустя с портфелем и на вопросы отвечать отказались. После ездили по городу, пытаясь выявить слежку.
— Брать вас будем под окнами явки! — заявил Дичок. — Обставим всё так, чтобы сложилось впечатление, будто наблюдение за ней установили ещё до вашего возвращения. Группа захвата будет в курсе ситуации, но — никаких поддавков! Стрелять на поражение! Всё должно выглядеть естественно! Ясно?
— Так точно! — отозвался Маленский.
— Бойцам в оцеплении поставят боевую задачу, посвящённых среди них не будет. — предупредил Городец. — Приказ начать облаву поступит с небольшим запозданием, это даст вам несколько минут, чтобы оторваться от преследования.
Лично меня решение отпустить фон Винека, нагрузив его какой-то дезинформацией, а заодно подсадной уткой в виде Барчука, откровенно покоробило. Эдакого вражину и пощадить? Уму непостижимо!
— Из города выбирайтесь самостоятельно. Поблажек не будет, — добавил Георгий Иванович. — Это понятно?
Маленский вновь кивнул, а Василий Архипович уточнил:
— Георгий, твои люди ведь не в форме вохровцев действовать станут?
— Нет, переоденутся.
— Найдёшь для нас два комплекта формы?
Дыбу при этих словах едва не подкинуло.
— Товарищ генерал! Это слишком рискованно!
Дичок развернулся к нему всем корпусом и объявил:
— Работа у нас такая — рисковать!
— Вам на выходных дочь замуж выдавать!
— Это не повод прятаться за чужими спинами! Если что-то делать, то делать на совесть! — отмахнулся Василий Архипович и перебил уже открывшего рот Городца. — Георгий, даже не начинай! Группа захвата из пяти… Да пусть даже из шести человек — это курам на смех! Фон Винек не дурак! Действовать станем двумя четвёрками. Пётр, зови своих людей!
