Пепел Предтеч - Евгений Хорошко
— А кто отправится туда тогда, если мы жуков не найдём? — чуток дрогнувшим голосом спросила она, ради этого даже приподнявшись с пола. — Ты... отправишь туда Артёма? Кого?
Я тоже нехотя выпрямил спину, сидя на полу напротив неё.
— Никого, — тяжело обронил я. — Никто туда не отправится.
— Но это же не выход... — растерялась Белка. — Кто-то должен, иначе мы не сможем предупредить о том, что случилось. Будет множество жертв, когда жуки нападут, вооружённые Проектором.
— Рано или поздно мы найдём, кто отправится в Извлекатель, — посулил я. — И если не сделаем это за два дня, станем искать дальше. И если Климента это не устроит, то он отправится туда сам.
Девушка испуганно выдохнула, ошеломлённая моими словами. Она чуть приосанилась, и долго с недоверием на меня смотрела. Спустя долгое время, она опустила голову, чуть улыбнувшись, и заправила за ухо выбившуюся красную прядь.
— Я сказал что-то смешное? — не понял я. — Или ты мне не веришь?
— Верю. Ты звучишь решительно, как мне кажется, — по-прежнему чему-то улыбаясь, сказала девушка. На её гладком, белом как алебастр лице застыло без движения странное выражение, с которым она осматривала меня.
— Тогда в чём дело? — вздохнул я, почему-то чувствуя бегущие от её близости по коже мурашки. И с каждой секундой, что она молча на меня смотрела, ощущение, будто мы ведём сокровенную с ней беседу становилось сильнее.
— Ты... — нерешительно начала она, подняв взгляд. — Когда ты говорил, что между нами ничего не было — ты имел в виду, что ни разу не пытался меня изнасиловать, или...
— Или, — ворчливо ответил я.
— Но мы же... шли вместе пять дней, и наедине, — кашлянула девушка, вздёрнув недоверчиво бровь. — Неужели мы... за всё время ни разу?
— Ни разу, — тяжело вздохнул я, пытаясь понять, что за недоверие на неё нашло. Белка от ответа встряхнула головой, по-прежнему смотря странными глазами на меня. Я не выдержал, и спросил с невольной иронией в голосе. — Ты мне не веришь? Почему это?
Белка покачала головой, и слабо рассмеялась.
— Я, твоей милостью, Антон, знакома с тобой только сутки. Но за это время уже случилось столько, что... если каждый проведённый с тобой день был таким же... то я правда не верю, что между нами ничего не случилось. Это невозможно. Это не укладывается в голове. Это невозможно.
Я вздрогнул и почувствовал настроение, которое витало над ней, подобно летнему облаку. Блики солнечных лучей играли среди стеблей сочной зелёной травы, и капли влаги текли по лепесткам лилии, склоняя к земле. Там, среди прозрачных дождинок, реяли ростки новой зелёной жизни, нерешительно разглядывая небеса. Это была не любовь... наверное. Восхищение.
Так я прочитал её мысли, словно пытаясь разглядеть знакомые символы среди знаков китайской грамоты. Они иногда мелькали смутно перед моим взором, словно стихийные проблески, и вдруг я безотчётно двинулся с места, приближаясь к Белке.
Она замерла и затрепетала, как будто я застиг её врасплох. Её губы издали смутно слышимый звук, когда я оказался совсем рядом, положил ей руки на пояс и приблизил ближе лицо. Она будто закаменела, сначала, но покорно приоткрыла мне губы, сразу начав отвечать. Её руки обвили меня сзади и притянули к себе, пока я не почувствовал тепло её тела. Её упругие изгибы пригибались, податливо покоряясь моим мягким касаниям, пока я не стал смелее.
Она застонала, когда я выпустил из своих пут её губы, и стал ласкать её кожу, опускаясь всё ниже. Мои ладони нежно обнимали её, поднимая к себе на колени. Они гладили прильнувшее ко мне тело, и не могли насытиться теплом сквозь тонкую ткань. Я заглянул в затуманенные глаза, читая в них чистую радость, как капли дождя.
Её руки потянули меня за затылок, и опустили на упругую, полную грудь, которую девушка успела разоблачить, пока я целовал её шею. Мои губы сомкнулись вокруг мгновенно ставших твёрдыми сосков, и я медленно стал клонить Белку к полу. Рубиновые волосы рассыпались красным пламенем страсти, и я приник к ней, прижимая к мягкой походной постели.
Ловкие девичьи пальчики принялись разоблачать меня, расстегивая пуговицы и застёжки на комбинезоне. Наши обнажённые, тёплые тела дотронулись до друг друга, и тогда между нами мелькнула искра, как будто мы были погружены в грозовое облако страсти. Поспешными, лихорадочными движениями, мы принялись избавляться от последней одежды, и когда я, тяжело дыша, взглянул ей в глаза, то вдруг вздрогнул.
В глубине зрачков девушки переливался видимый свет, который сначала казался мне отблесками наших мерцающих на полу лампад. Но он, всё же, исходил от неё, и с каждой секундой становился сильнее, будто подчиняя нас, двоих, своему вечному ритму. Её руки потянули меня к себе со страстной тоской, и одновременно, с жадною жаждой, утолить которую могла лишь долгожданная близость.
И когда мы соединились в неделимое целое, как муж и жена, моё сознание воспарило от огня страсти, и вдруг стало погружаться в густой кисель, где звуки не доносились до моих ушей, а перед глазами было лишь блестящее от пота личико Белки. Я больше не управлял собой.
Нечто властное, первобытное влекло моё сознание, и я словно мысленно с ним общался через нашу связь с Белкой. Оно было предвечным и древним, и не подчинялось законам иным, кроме неизменного умножения связей — и когда мы с девушкой соединились, возник псионический отзвук, что эхом пронёсся по моему телу.
Оно узрело меня, а я зрел его. Невидимые ладони скользили по моему разуму, словно любовно меня лаская — и вдруг я почувствовал связь. Незримые пальцы что-то у меня брали, что-то дарили, заимствовали — но не как руки вора, а скорее, как соприкоснувшиеся друг с другом, горящие факелы.
Миг связи — передача, и пожар в сознании от разрыва связи, когда нечто далёкое... Предвечное, получило, чего оно от меня хотело.
Мир стремительно возвращался ко мне, и я уже видел перед собой чуть усталое, украшенное улыбкой лицо Белки, которая зарылась мне в грудь, и мурлыкала что-то довольное, обхватив меня ногами. Для неё, кажется, прошло много больше времени, чем для меня — и она осталась удовлетворённой. Что касается меня, то меня потребовалось ещё немало усилий, чтобы утихомирить взбудораженные от контакта нервы. Я был растерян, пусть и был счастлив тому, что Аня не