Генезис. Книга I - Влад Андреевич Туманов
Прислушался к своим ощущениям. Энергия на нуле буквально. Ни маны во мне нет, ни сил. Удивительно, как я ещё на ногах стою и бодрствую. Взглянул на Кулакова. Он шатался, но стоял, притом с открытыми, закатившимися глазами. Отрубился, но не падает⁈ Да что же за ерунда⁈ И кто тогда победит, если я сейчас упаду и отключусь⁈
— Держись, Серёга! — прорычал я, но глаза предательски закрывались. — Да чтоб меня!..
В последнюю секунду перед падением я увидел, что и Кулаков тоже начал наклоняться вперёд. Жаль только, что я так и не понял, кто из нас упал первым. Впрочем, для себя я всё равно вышел из этой дуэли победителем. Ведь отключился я позже, пускай и падать начал раньше.
* * *
Открыв глаза, не сразу понял, где оказался. Голова гудела от перенапряжения. Это чувство я уже давно не испытывал, но с точностью смог его определить. Это истощение. Оно самое. Последний раз я доводил себя до него ещё будучи совсем юным Звероловом, когда только начинал свой путь. Многие ситуации, в которые я попадал, заставляли меня цепляться за жизнь обеими руками и держаться, пока руки сами не отцепятся. Каждый раз я каким-то чудом выживал, но от истощения после страдал так, что желание снова попадать впросак пропадало моментально. Возможно, именно из-за этого я привык так много тренироваться. Ведь лучше всегда перебдеть, чем недобдеть. Так ещё пьяница Джим говорил, и тут он абсолютно точно угодил в точку.
Место, в котором я очнулся, оказалось больничной палатой. Понял я это по белёному потолку с магическими светильниками под ним и мягкой перине, уложенной на твёрдое, пружинистое дно койки. Где-то на отголосках сознания пробежала мысль, явно принадлежавшая частичке Сергея, жившей во мне. «Что-то всегда остаётся неизменным». Интересно, к чему это он?
Попытавшись встать, понял, что едва ли могу пошевелиться. Всё тело ломит, но я его чувствую, и это уже хорошо. Значит, не инвалид и буду жить.
Заметив мои телодвижения, ко мне подошла медсестра приятной наружности. Пухлые губки, большие карие глаза и красивый носик, дополняющий её миловидный образ. Но халатик на ней сидел не по размеру, и понять, что кроется под ним, было трудно. Даже с моим опытом.
— Прошу, не двигайтесь! — судорожно проговорила она и положила руки мне на плечи, утапливая меня в перину. — Вам положено лежать!
— Я полон сил! — сказал и широко улыбнулся, но прокатившаяся по лицу гримаса боли меня подставила.
— Вижу я! — она сурово окинула меня взглядом и покрутила головой. — Отдыхайте, Мышецкий! Вы с товарищем минимум сутки будете в себя приходить!
— С товарищем? — я нахмурился. — Вы про Трубецкого?
— Нет же! — она кивнула на соседнюю койку, промятую почти до пола. — Про Кулакова! У нас тут несколько палат заполнены вашими состоявшимися оппонентами! Ой, как же хорошо, что всё это, наконец, закончится! Две недели, что ни смена, то целые сутки на ногах! И все что-то просят!..
Горько вздохнув, она снова окинула меня взглядом.
— Можете не переживать. Жить будете, — она взглянула на Кулакова, который только притворялся спящим. — Оба! Всё, я пошла. У меня таких, как Вы, ещё вагон и маленькая тележка.
Крутанувшись, она ушла из палаты, оставив нас с Кулаковым вдвоём. Что удивительно, в этой палате и в самом деле больше никого не было. Мест нет, или решили меня в общую с остальными не класть? О, а вот и мой «враг» очнулся. Тоже посмотрел вслед этой красотке, оценивая её сзади. Да, что всегда и везде остаётся неизменным — это мужская натура.
— Тема её задницы явно не раскрыта! — раздосадовано произнёс он.
— Очнулся? — я усмехнулся и упал затылком на мягкую подушку. — Зачем притворялся? Боялся, что она тебе уколы будет ставить? Так она и спящему поставит.
— Не шути, Мышецкий, мы с тобой ещё не друзья, — сухо ответил Михаил и повторил за мной, улёгшись на подушку, но почему-то продолжил. — Просто не люблю медсестёр. Плохой у меня с ними опыт. Я против их медицины.
Правду говорят, что после драки, как после выпивки, тянет на разговор. И в этом мире это правило тоже работает. Видимо, все мы — мужики во всех мирах одинаковые.
— Против медицины? Ты что, из тех самых? — взглянул на здоровяка.
— Из каких?
— Ну из этих, — я покрутил пальцем у виска. — Из конченных?
— Нет, — Кулаков отвёл взгляд. — У меня свои медицинские практики. А этих я не признаю, потому что методы у них не такие действенные, какие у меня.
— Понятно, значит фанатик.
Михаил ничего не ответил. Замолчал так, будто обиделся на мои слова. Но я молчать не мог, и его молчание меня в корне не устраивало. Грызла меня одна мысля, на которую я хотел найти ответ.
— Слушай, а кто из нас в итоге победил? Ты или я?
— Не знаю, никто не видел окончания дуэли, — он посмотрел на меня вопросительным взглядом. — Я и вовсе не помню, что случилось. Ты помнишь?
— Я смутно припоминаю, но из того, что всплывает, сложно понять. Вроде ты первым отключился, но на ногах держался дольше моего. Я позже отключился, но первым упал. И чёрт его знает, как это рассудить…
— Удивляешь ты меня, Мышецкий. Я же сказал, что ничего не помню. Почему просто не сказал, что победил? Я ведь уже говорил, что победа мне не важна, а тебе явно пригодятся лишние очки.
— Не хочу врать, — откровенно. — Соври сейчас и присвой себе такую победу, я себя сам уважать перестану. Да и как ни крути, а это было весело. Однако и проигрывать я тоже не хочу. Я, знаешь ли, рассчитываю на компенсацию от «Лунного когтя». У меня и планы на эти деньги были.
Кулаков посмотрел на меня изучающим взглядом.
— В таком случае, как насчёт ничьей? — он улыбнулся. — И не проиграл, и не победил. Компенсацию всё равно получишь, и совесть чиста будет, а Лунатиков наказывать — это дело правое! Такое я уважаю!
— А так разве можно?
— Шутишь? — Кулаков попытался встать на эмоциях, но его тоже ломило, и он
