Темный орден (Оболенский, том 3) - Алекс Хай
На самом деле почти все уже было подготовлено — у нас с Друзиллой было время отточить план и продумать детали. И мне самому не терпелось увидеть, что из этого получится.
Дионисий понял намек и вышел из спальни, оставив меня наедине со своими мыслями. Я вдохнул и выдохнул, уставился на яблоневый сад, в котором сейчас прогуливались десятки разряженных в черное представителей Ордена.
Я надеялся, что Луций успеет прибыть вовремя, потому что моя часть представления устраивалась отчасти и для него. Путь от Луги был неблизкий, и дисциплинарий стартовал рано утром — даже ночь перед отъездом он решил провести вместе с князем и семьей, чтобы убедиться в их безопасности.
Пока все шло гладко. Если не учитывать того, что внезапное исчезновение Оболеснких из города породило самые невероятные слухи. Но ничего, слухи всегда можно пресечь. Этим я сегодня и займусь. Но позже.
Сначала — жатва.
«Пора, Хрусталев», — сказала Тьма.
— Пора.
Я сложил необходимые вещи в небольшой кожаный портфель и, подхватив его, вышел в гостиную.
— Алтай, будь здесь, — я положил перед ним большую баранью кость. — Наслаждайся. И, если почуешь неладное, лучше беги в сад. Дорогу знаешь.
Пес издал тихий «уф» и позволил потрепать себя по зажившему боку. Я дотронулся до защитного артефакта на его ошейнике. Лишь бы сработало. Лишь бы его не задело.
И вышел в коридор, оставив Дионисия в апартаментах. Нечего ему было делать на Собрании, да и формально мне по статусу не было положено являться на подобные мероприятия со свитой. В Собрании имели право участвовать только посвященные.
В парадной части уже собирались люди. Совсем молодые братья и сестры — кто-то едва старше восемнадцати, матерые Примогены и Примы с тяжелыми цепями на плечах, суровые отцы и строгие матери, заискивающие прихлебатели из свиты… Все удивительно разные, но одетые по местной моде в черное. Лишь с фасонами да украшениями каждый выпендривался как мог.
Подошедшая к лестнице Друзилла взяла меня под руку.
— Сейчас начинаем, — шепнула она.
Даже старушка-Прима принарядилась, хотя обычно не любила прихорашиваться. Главным украшением оставалась ее цепь Примы, но полностью закрытое приталенное платье с юбкой в пол демонстрировало стройную и удивительно гармоничную для престарелой дамы фигуру. Голову старухи венчал вечный тюрбан, только на этот раз он был украшен брошью с ярким рубином.
— Господа, просим всех пройти на торжественное приветствие! — объявил распорядитель, и по его команде распахнулись высокие двустворчатые двери величественного зада приемов.
Гости тонким неторопливым ручейком проследовали внутрь. Их встречали одетые в парадные ливреи слуги с серебряными подносами, на которых сверкали хрустальными гранями ликерные рюмки.
— В честь сегодняшнего знаменательного события братьями-гербалистами был приготовлен особый Темный ликер, — вещал распорядитель. — Созданный из яблок из нашего старинного Темного сада, впитавший в себя первозданную силу. Настоянный на яблочном дистилляте из этих же яблок с добавлением целебных трав и пряностей. Глоток концентрированной тьмы, глоток чистой силы!
Лакеи приветствовали каждого вошедшего и предлагали выпить рюмку — угощение было нарасхват. Еще бы, с такой-то рекламой! В каждую рюмочку помещалось не больше трех глотков, но здесь угощали не ради выпивки, а ради почитания традиций. Напиток редкий и статусный. И не в каждый год яблони рожали достаточно плодов.
Знакомый нам официант подошел к нам и, поклонившись, предложил напиток. Друзилла вопросительно приподняла подрисованные брови, и слуга молча кивнул. Мы взяли по рюмочке и сделали по глотку.
Тем временем в зал все прибывали гости. Я насчитал примерно полторы сотни посвященных. Это были не все члены Ордена — не позвали некоторых новопосвященных и откровенно слабых носителей. Несколько человек не смогли приехать. Впрочем, и этого было достаточно.
— Господа, прошу всех подойти ближе, — велела Друзилла и направилась в дальнюю часть зала. Там, под сенью готического купола, располагалось возвышение, к которому вела мраморная лестница из десяти ступеней.
Официанты с пустой посудой начали понемногу утекать из зала — все собрались, и я все-таки заметил Луция. Отец Юстиний успел подойти к нему и сам подал рюмочку. Луций сделал один глоток из вежливости — было заметно, что он нервничал, поскольку был вынужден оставить Оболенских без личного присмотра.
Двери закрылись с тихим стуком. Люди начали собираться перед возвышением, выстраиваясь полукругом. Вскоре разговоры утихли, и был слышен лишь шелест ткани, стук каблуков да потрескивание ритуальных благовоний в больших чашах. На этот раз их расставили щедро и на фимиамы не скупились. Тем более что благовония для такого случая были особыми.
Друзилла поправила тяжелую цепь на плечах и едва заметно мне кивнула.
— Почтенные братья, сестры, отцы, матери, Примогены и Примы, — обратилась она хорошо поставленным голосом. — Пусть сегодня на дворе солнце, но в этом зале, в этом дворце царствует Тьма.
Тьма действительно царствовала. Все окна были плотно занавешены тяжелыми портьерами, и ни один лучик не пробивался в зал. Свет давали толстые восковые свечи, которые в избытке расставили в канделябрах, бра и на люстрах. Словно в Средневековье. Только большой камин не горел. Царивший полумрак придавал церемонии еще более мистический антураж.
— Как вам известно, Совет лишился двоих Примогенов, — продолжила Друзилла. — Правила предписывают переизбрать Совет и назначить новых Примогенов. Процедура голосования всем известна, и мы не отступим от традиций…
Друзилла продолжала вещать, словно генеральный директор на корпоративе по случаю юбилея компании — миссия, достижения, признание заслуг и так далее. Я поймал на себе взгляд распорядителя, занимавшегося благовониями. Встретившись с ним глазами, я коротко кивнул, и тот отдал помощникам приказ добавить в чаши ритуальную смесь. По его команде следившие за чашами слуги вытряхнули мешочки с драгоценными ингредиентами, и огромный зал мгновенно наполнился сладковато-древесно-пряным ароматом.
Эту смесь создавал я сам, руководствуясь полученными в книгах знаниями и поглощенными воспоминаниями.
Те, кому не повезло стоять совсем близко к чашам, закашлялись, и Друзилле пришлось сделать паузу в хвалебной речи.
— Но прежде, чем мы начнем церемонию, я дам слово нашему новообретенному брату Элевтерию.
Друзилла уставилась на меня, и я отделился от толпы, сжимая в руках кожаную ручку саквояжа. Пока я поднимался по лестнице, мне в спину летел ропот. Ну да, какой-то салага — и о чем-то будет им вещать. На ходу я открыл саквояж и отбросил его в сторону, оставив в руках лишь тонкую тетрадь Примогена Октавиана.
Они ничего не понимали. Одаривали меня снисходительными улыбочками, словно я был пятилеткой, рассказывавшим стишок
