Превосходство Вознесённого. Том 5 - Дмитрий Ра
Смотрю на руки и свожу брови. Эти руки... мои! Настоящие. Руки Альва. Я в своем теле. Уши улавливают какой-то звук, и я оборачиваюсь.
Между деревьями что-то мелькает. Что-то большое. Я уже видел подобное в голове Монтано.
— Ты пришел...
Нежный голос звучит прямо у длинного уха. Я не двигаюсь — не вижу в этом смысла.Хм, похоже я понимаю, куда попал. Кожей чувствую. Это какой-то переходный мир. Между Кибой Рио и Богом. Между человеком и НЕЙ. Грань, где возможно взаимодействие между муравьем и высшем существом.
Молчать нельзя:
— Я пришел.
Слова даются с трудом. В моей глотке будто кисель.
— И я знаю зачем...
А потом...
Это случилось...
Я вижу ЕЁ!
Зубы сами сжимаются, а костяшки пальцев хрустят. Сердце выламывается от напряжения и тяжелой атмосферы.
Из-за деревьев выходит ОНА. Нет, не она...
ОНО.
Огромное щетинистое существо с десятками глаз, массивным круглым телом и восьмью конечностями, расходящимися во все стороны. Тварь настолько большая, что заслоняет небо. Настолько страшная, что даже столетний Альв испытывает страх. Ее отвратные глаза смотрят во все стороны. Шипастые конечности еле шевелятся, не издавая ни звука, несмотря на габариты.
— Ты не хотел увидеть это...
Сжимаю зубы сильнее, не в силах справиться с киселем в глотке.
Огромная туша пропадает также неожиданно, как и появилась, превращаясь в черную дымку.
— Но ты хотел увидеть это...
Голос за спиной все такой же прекрасный и будоражащий все шесть альвских чувств. Медленно оборачиваюсь.
В десяти шагах от меня стоит женщина, выше меня в два раза. Статная, прекрасная и величественная. Волосы похожи на туман, а глаза на всепоглощающий космос. От ее улыбки хочется сжаться и пасть к ногам. Ее платье кажется сотканными из черного ветра. Оно бликует и я замечаю обнаженный живот, грудь и талию.
Только сейчас до меня доходит, что Шиила хочет сказать.
Что она умеет играть на чувствах. Может заставить ее ненавидеть или любить. Бояться или боготворить. Что она не понимает смысла вести со мной разговор, если способна на подобное. Ей не нужно меня в чем-то убеждать или что-то доказывать. Сейчас ей достаточно пожелать я и буду ее верным рабом, пуская слюну на единственную чистую красоту во всей вселенной. Пожелает и я буду испытывать к ней отвращение. Или любить. Она не может по-другому. Такова ее сущность. Одно ее присутствие — закон для мироздания.
Действительно...
Понятно, почему боги не общаются с такими, как мы. Зачем им? Это ведь даже не общение, а просто... хренота какая-то. Уговаривать не надо, что-то внушать тоже. Лепи из пластилинового болванчика всё, что хочешь. В этом месте у меня нет свободы воли. Всё, что мне скажут — будет фактом и единственной истиной.
Богиня просто стоит и смотрит на меня. Ветра нет, но ее туманное платье и волосы колышатся. Не могу понять улыбается она или грустит. Вроде смотришь, улыбка, а потом приглядываешься — грусть. Она меняется. Ее внешность непостоянна и зависит от того, какой я хочу ее видеть. Будто сам проецирую ее...
Гниль подземная...
— Почему ты молчишь? — шепчу, вглядываясь то ли в открытые глаза, то ли в закрытые.
Она не отвечает. Сверлит меня своим пожирающим взглядом.Почти не сомневаюсь, что она знает о чем я думаю.
Да уж. Паршиво чувствовать себя пластилином. Вот она стоит сейчас и может обратиться в паука, а я буду его обожать — стану арахнофилом. Или, наоборот, возненавижу всех красоток-брюнеток, буду плеваться от отвращения.
— Ты хочешь сказать, что мне не должно быть важно, кто ты? Монстр или нет?
Забавно, никогда не думал, что, встретившись с богом, буду разговаривать так. Тет-а-тет. Я просто знаю, что ей плевать на все эти важности, поклонения, воздыхания. Какая разница, как копошится муравей.
Качаю головой, пытаясь выбить из мозгов всякую чепуху.
— Что стало с храмом?
Мир преображается. Меняется на глазах. Только что я стоял в лесу, а теперь... в одном из залов Храма Шэйлы. Я узнаю это помещение. Оно в стиле Храма — такие же стены, такой же антураж. Я точно знаю, что сейчас нахожусь в месте, где в свое время провел большую часть жизни. Это левое крыло, помещение для переговоров. Никто не знает, что тут происходит, если двери закрыты.
Значит, храм цел и невредим.Замечаю две фигуры и статую Шэйлы. Они переговариваются, но меня не видят.
Изможденная и уставшая на вид Давара Соф и... кто это с ней, гниль подземная? Человеческий старик в белой рясе на арнийском диалекте, лет под шестьдесят. Инквизитор? Прямо в храме?!
— У нас проблемы.
— Не проблемы, — голос Давары мягок и нежен. — А сложности.
— Называй как хочешь. Мы теряем братьев из-за твоей халатности. Они умирают и предают нас. Потому что ты допустила попадание в Гериус сильнейшей Тени.
Гериус — интуитивно понимаю, что так называют Землю в Варгоне. Они говорят обо мне.
— Это допустила не я, а она. Вы переоценили мои возможности и плохо скрывали от нее свои планы, тир Дарген. Даже сейчас вы находитесь в её Храме.
— Поздно осторожничать. Мы уже раскрыли все, что можно. Ты забылась, Давара. Ты должна была не спускать со своего ученика глаз.
— Я говорила, что за ним невозможно уследить. Он сам следил за нами. Мне чудом удалось сохранить в секрете наши... непростые взаимоотношения.
Значит, это правда. Давара Соф и правда работает с инквизиторами.
— Нам нужно отправить в Гериус еще людей. Сам верховный инквизитор вызвался добровольцем. Нужно подготовить ритуал.Инквизитор не скрывает этого. Говорит прям здесь. Похоже, Храм и правда превратился в отстойник инквизиции во главе Давары Соф.
— И сколько времени это займет? Десять лет? Двадцать?
— Неважно. Найди подходящего ребенка и подготовь паучиху. От нее же еще что-то осталось?
— Немного...
— Ты нашла способ добраться до нее?
— Нет.
— Сколько лет ты пытаешься приблизиться к ней? Я устал слышать оправдания.
Давара Соф резко поворачивает голову в сторону старика:
— Знай свое место, человечек.
Ее собеседник сжимается, видно, что ему не по себе:
— Прошу меня простить. Давара, ты много лет пытаешься приблизиться к ней. Шаг за шагом. Мы уже многое забрали с ее трупа, это должно было тебе помочь. Она больше не излучает столько эфира. А может... ты специально не торопишься?
Давара Соф слегка улыбается:
— Отчего же?
— Боишься, что тварь и правда окажется тварью? Мы
