Сергей Куприянов - Маги нашего города
Положа руку на сердце, лезть под землю Павлу не хотелось совершенно. Страшновато. Но при этом ему было интересно. Правду говорят, что в любом мужчине живет мальчишка, которого хлебом не корми, но дай куда-нибудь залезть, клад найти или просто к тайне прикоснуться.
– А давай!
Чекалин откинул самодельную крышку, открывая довольно широкий лаз, идущий вниз под небольшим углом. Монастырь стоял на берегу реки, при этом некоторые стены его выросли на склоне, и основание их находилось значительно ниже, чем фундамент церкви. Понятно, что строители и проектировщики постарались произвести планировку рельефа, но выровнять до конца им не удалось. А может, это не входило в их задачу. Во всяком случае, даже снаружи было видно, что после небольшого спуска начинался горизонтальный земляной пол. А еще Павел заметил четыре ленточки заклятий, перегораживающих лаз.
– Ты "сторожей"-то сними, – попросил он, оборачиваясь.
– Извини, заболтался, – сказал Чекалин и из-за его спины сноровисто убрал преграду. – Давай вперед. Там в нише справа свечи и спички. Видишь? А я сейчас, мне тут переговорить нужно.
Павел нашел свечку и зажег, прикрывая пламя рукой. Снаружи раздались голоса, но вслушиваться он не стал. Ему хотелось туда, внутрь.
Следы пребывания человека обнаружились уже через несколько шагов. Земляная печь с уходящим в сторону и вверх дымоходом, вбитая в земляную стену железка, как он догадался, держатель для лучины. Место, где из земли бил ключ, аккуратно выложено камнями, а само невеликое ложе потока – мелкой речной галькой. В нескольких шагах ход резко уходил влево, а немного спустя расширялся, образуя небольшое помещение неправильной формы. Ряд полочек по стенам, на некоторых нехитрая и немногочисленная посуда, еще два разностильных держателя для лучины, в углу полуистлевшая деревянная колода, рядом топор без топорища, низенькая скамеечка перед неказистым самодельным столом, тоже очень низким, на нем плошка, в которой Павел угадал масляный светильник. Вот практически и все, если не считать вбитых в стены колышков, на одном из которых висела черная грубая тряпка непонятного назначения. Место это невольно внушало трепет.
Некоторое время Павел стоял, рассматривая этот склеп и стараясь представить в нем даже не того человека, который здесь жил, не исключено, что долгие годы, а хотя бы себя. Как он бы ел, спал. Молился, в конце концов. И только тут до него дошло назначение той самой колоды в углу, проще говоря, части ствола дерева с выдолбленной либо выжженной сердцевиной. Когда-то, как он помнил, древние славяне в подобных хоронили умерших. Этот же старец в ней спал.
Теперь, когда глаза попривыкли к полумраку, он смог различить некоторые не замеченные прежде детали. Так пол перед углом, как раз под одной из пустых полок, обильно закапан воском. Очевидно, там когда-то стояла икона, перед которой кто-то помногу молился. Вряд ли у отшельника были свечи; в его время они были недешевым удовольствием. Возможно, Чекалин прав, когда говорил о частенько наведывавшихся сюда настоятелях. По стенам тут и там встречались глубоко процарапанные буквы непривычных очертаний и оттого складывающиеся в непонятные слова. Рядом с колодой на полу пучок прутьев – не очень аккуратно сделанный веник. Слева от входа на полу – грубо слепленная плошка, по форме напоминающая пиалу. И вдруг Павел увидел то, что, казалось бы, должен был заметить сразу. Вся эта комнатенка, точнее ее пол, стены и потолок, были покрыты многочисленными мелкими блестками.
Сначала он подумал, что это иней, осевший на стенах, отражает свет свечи. Или мелкие кристаллы кварца, вкрапленные в почву. Он задул свечу, хотя абсолютную, непроглядную темноту не любил, и снова увидел эти точки.
Это были не заклятия. И не молитвы. Хотя и то, и другое он без большого труда разглядел в общем хороводе. Это было…
Ничего подобного он никогда не видел и даже не слышал о подобном, поэтому и готового названия под рукой не оказалось. Хотя уже догадывался о природе происходящего.
Вытянув руку, шагнул в сторону, нащупывая стену. На фоне многочисленных микроскопических светлячков его рука выглядела грозной пятипалой тенью. Стена не была теплой, как ему вдруг показалось – или захотелось? Но и не холодной тоже. Вступив в тактильный контакт с землей, Павел почувствовал, что она ему отвечает. Не в том смысле, как если бы он задал вопрос, а в ответ прозвучало объяснение. Это скорее походило на рукопожатие. Ты протянул руку – тебе тоже протянули, ты пожал – тебе ответили. Еще ничего как будто не произошло, еще ни слова не сказано, но в то же время нечто случилось.
Не будучи религиозным человеком, церкви он посещал считанное количество раз, причем по большей части в экскурсионных целях, при этом имел собственное отношение к религии. Или, точнее, с ней. И выражение «благодать», чувство, которое испытывают в храмах верующие, он тоже слышал, хотя и не очень понимал, что под этим подразумевается. Попроси его кто дать этому определение, он, скорее всего, синонимами выбрал бы слова «облегчение» или «экстаз». Здесь же… Нет, ни о каком облегчении или экстазе речь не шла. Он просто понял.
Неужели все так просто? Но ведь можно же было бы и объяснить. Просто сказать. Неужто люди… Ладно, не все. Но он-то! Уж если б и не поверил сразу, то нашел бы способ проверить. Ведь везде, во всем лежат подсказки, нужно их только увидеть.
– Паша! – глухо позвали его.
Он встрепенулся. Ну нет, так, в конце концов, не бывает. Не может быть. Не должно! А впрочем, откуда ему знать, как бывает и как должно быть.
– Ты идешь? Пора!
Это звал Чекалин.
Он повернулся и на ощупь вышел в ход, ведущий наружу, задев угол плечом. Здесь было светло. Проходя мимо родничка, он остановился, присел и, зачерпнув ладонью воды, смочил рот; отчего-то очень захотелось пить. Или это последствия пьянства? Может и такое быть.
– Пошли, – сказал Чекалин, стоя наверху на фоне обложенного низкими белыми облаками неба. Снизу небо выглядело совершенно по-зимнему. – Материал привезли, надо встретить.
– А ты не войдешь?
– Потом. Вылезай.
Пока отец Николай накладывал свои «сторожки» – Павел не стал подсматривать и вежливо отвернулся, – пока они вдвоем ставили на место тяжеленькую импровизированную дверь, оба молчали. Только отряхивая черный подол своего служебного наряда, Чекалин вдруг взглянул снизу вверх и неожиданно спросил:
– Ну и как тебе? Что тут ответишь?
– Впечатляет.
– И все?
– А что ты хотел услышать?
– Ну-у… Может, еще что скажешь. Свечку-то, смотрю, погасил?
Теперь стало понятно, что он имеет в виду.
– Погасил, это точно. – Павел помолчал, собираясь с мыслями. – Только я не знаю, как сказать. Надо переварить.
– Переваривай. Я, когда в первый раз увидел, тоже не знал.
– А теперь?
– Ты понимаешь, какая штука… Пошли, там действительно машина пришла. Откровения, они ведь у каждого свои. Нет, я не жлобствую. Хочешь, могу сказать. Только мне кажется, что ты сначала сам должен осознать. Ну, проникнуться, что ли. Сам! Я же тебя, так сказать, не вербую и проповедей не читаю. Кого другого – может быть. А тебе-то чего? Ты и сам с усам.
– А Ирине показывал?
– Показывал. Только она… В общем, не по этой части.
Они уже подходили к воротам.
– Слушай, тебя искали, – сказал Чекалин.
– Кто?
– Я не понял. Не то Петрович, не то… Мощно так.
– Это когда я там был?
– Да. И утром еще. Когда ты спал. Я, понимаешь, твой фантомчик сделал, – он показал еле заметную блестку на меховом отвороте рукава полушубка. – Извини, без спроса.
– Я поеду, – даже неожиданно для себя самого сказал Павел. – Только сумку заберу.
– Куда?
– Обратно, в Москву.
– Зачем, Паша?! Ну пусть там все утрясется. Хоть пару дней. Здесь тебя никто не найдет. Я тут таких заготовок для «болванов» сделал. И в Питере поставил, и в Нальчике, и в Херсоне. Даже в Штатах есть. И еще кое-где. Их активировать на тебя – тьфу! Такие фантомы классные будут! Я тебе обещаю.
– Спасибо, Коль. Но ехать надо. Поверь.
– Жаль. Ладно! Ты иди в дом, я скоро буду. Хочу тебе кое-что дать в дорожку. Авось пригодится. – И уже в спину добавил: – Не люблю я эти разборки.
Сразу за воротами стояла длинная фура с работающим двигателем, в кабине которой сидели двое и курили; дым выходил через приспущенное боковое стекло. Выходящего из калитки Павла они проводили равнодушными взглядами, но зато когда следом вышел отец Николай, они как по команде выскочили наружу.
Ирина, что-то делавшая в спальне, вышла навстречу со слегка вопросительным выражением лица. Мол, чего вернулся и где муж? А когда он сказал, что уезжает, встрепенулась и запричитала. Было видно, что ей действительно жаль отпускать гостя. Такое искреннее гостеприимство не могло не подкупать, и в иной ситуации Павел обязательно задержался бы, поддавшись на укоры вроде "А как же наши планы покататься?" да "Вы совсем не отдохнули". Так, наверное, было бы, если б он не слазил в ту пещеру. То, что кто-то его мощно искал, было скорее доводом в пользу того, чтобы не возвращаться.
