Игорь Николаев - Гарнизон
— Подумай сам, — огрызнулся Лино с плохо скрываемым, точнее совсем нескрываемым отвращением. — Я сказал и повторю еще раз, это Ересь! И ты не сможешь впустить к нам эту… скверну! Я не позволю тебе.
— Послушай, друг, — Хаукон сменил тактику, теперь он говорил почти задушевно, старательно показывая доброжелательное терпение. — Ты не понимаешь сути происходящего…
Лино зло буркнул что — то неразборчивое, но Тамас продолжал гнуть свою линию.
— Наша беда не Чума. И не мертвецы, что нарушают естественных ход вещей. Наша главная беда — орки.
Священник издал возглас, который Холанн снова не понял. Однако не нужно было слышать слова, чтобы понять — Фаций яростно протестует.
— Да, прах тебя побери! Орки! — так же возвысил голос Тамас. — Все на Ахероне привыкли, что зеленые бегают где — то далеко, за прочными стенами укрепленных городов и станций. Бегают, проламывают друг другу черепа и не мешают людям. Но эти времена прошли!
Комиссар снова понизил тон.
— Танбранд пал, в нем еще остались отдельные анклавы, они могут продержаться довольно долго, как и мы. Но организованной обороны больше не существует. Некому истреблять расплодившихся орков и некому охранять от них сокровища Черного Города. В ближайшие месяцы начнется лютая поножовщина — мертвецы против зеленых.
— Слава Богу — Императору! — даже не глядя на священника можно было с легкостью понять, что он истово осенил себя аквилой. — Порождения Хаоса и ксеносы начнут истреблять друг друга, это славно и хорошо!
— Это… — комиссар сказал короткое, неизвестное Холанну слово, которое, впрочем, прозвучало настолько выразительно, что его смысл был очевиден. — И конец. Поднявшиеся ужасны, вместе с эпидемией они смогли свалить Танбранд всего за один месяц. Но думай чуть дальше, Фаций! Даже если мы примем, что восстали из мертвых десять процентов умерших или даже больше, то это дает семь — десять миллионов бродячих тварей. На Ахероне не более полумиллиона орков, но зеленые постоянно возобновляют численность, и они будут стягиваться к Танбранду со всей планеты! Для нас поднявшиеся — это замогильная нежить, чудовища Хаоса. А для зеленых — всего лишь противник, с которым можно очень весело подраться, при этом еще и награбить нужное!
Тамас сделал паузу, переводя дух. Священник Лино молчал.
— Неважно, сколько это займет времени, рано или поздно орки перебьют всех врагов. И не имеет значения, сколько они потеряют, все равно на место каждого убитого зеленого встанет новый! Но людей на планете не останется гораздо раньше, потому что как только орки доберутся до Танбранда, они будут драться с мертвецами и одновременно растаскивать, разбирать город на железо, еду и материалы. И очень скоро по материку начнут раскатывать уже не мелкие шайки, а банды в сотни и тысячи зеленых рыл, с трофейным оружием из наших арсеналов и технологичными шутами самих парней. База может отбиваться от небольших стай, но штурма мехбанды нам не выдержать.
— И что ты хочешь?
— Нам нужно бежать с планеты.
— Ты не только отступник, Тамас, ты трус и дезертир, — с преувеличенным спокойствием отметил Лино. — Жаль, я думал о тебе гораздо лучше.
— Не бросайся словами, чей смысл тебе непонятен, — сухо бросил в ответ Хаукон. — Ты не видел ни настоящей трусости, ни дезертирства. А я видел. И я отвечаю за две с лишним сотни живых людей, которые укрываются за стенами Волта. И говорю тебе — нам надо бежать с Ахерона. Пока нас не затоптали орки или не задавили чумные.
— Мы останемся и будем ждать помощи.
— Помощь не успеет! Даже если запрос пройдет все инстанции, пройдут годы, может быть десятилетия, прежде чем все шестеренки провернутся. У нас нет этих лет! Нужно бежать, выходить в систему, искать корабль, пока орки не начали строить свои — а они их построят! И очень быстро!
Комиссар успокоился так же быстро, как и вспыхнул, дальше он снова говорил спокойно и выдержанно:
— На базе немало снаряжения, но в космос с ним не выйти. Нужен корабль, хотя бы шлюпка. Ее надо найти или собрать самим. Значит придется путешествовать — на рыболовецкие станции, там субмарины, а это почти те же космические корабли по сложности, можно набрать запчастей. Может быть даже в Адальнорд, посмотреть, не остался ли там транспорт. Поэтому Волту нужна техника. А ты можешь экзорцировать восемнадцатый ангар, я это точно знаю.
Священник молчал долго, так долго, что Холанну уже начало казаться — а не было ли все это лишь сном, видением уставшего мозга? Когда же Лино заговорил, голос его был тускл и необычно спокоен.
— Хаукон, тобой, быть может, движут благие побуждения… или ты сам себя в том убедил… неважно. Главное — все это не оправдание осквернению души, которое ты предлагаешь. Можешь поверить мне, а можешь не верить, тогда просто прими на веру — экзорцизм оскверненной Хаосом техники ужасен. И даже при удаче — пользование ею смертельно опасно, и не только для тела. Я не позволю, чтобы эта богомерзость вышла за пределы опечатанных священным серебром стен.
Голос Фация окреп, теперь священник не говорил, но скорее вещал, впав в экстаз обличения и пророчества.
— И лучше моей пастве умереть, чем испачкать душу прикосновением к мерзости! Потому что смерть есть забытье в любящих руках Бога — Императора, а Хаос — это вечное проклятие и бесконечные страдания, которые неизмеримо хуже смерти!
Настала пора комиссару задуматься.
— Я все сказал, — утомленно вымолвил священник. — Я ухожу.
— Остановись, — сказал Тамас, и Холанн невольно вздрогнул — столько ледяного дыхания смерти было в одном коротком слове разжалованного комиссара. Туэрка прижалась к Уве, вцепившись в его руку тонкими и на удивление сильными пальцами.
— Наш разговор не закончен, — проговорил Хаукон, с неприкрытой угрозой в голосе. Стало понятно, что время переговоров и уговоров закончено, комиссар намерен получить желаемое и станет добиваться своего любыми средствами. Уве невольно представил себя на месте священника и снова вздрогнул.
— Закончен, — сумрачно откликнулся Лино, но не было уверенности в его словах. — Или ты собираешься убить меня, отступник?
Если раньше слово «отступник» в устах Фация звучало с некоторой ноткой вопроса, то теперь — как обвинение. Констатация очевидного и не требующего доказательств.
— Только не надо этого надрыва, прямиком из писаний Экклезиархии, — хмыкнул Тамас. — Фаций, ты же не боевой поп и не святой, готовый принять мученичество за веру. А я не дикий хаосит, так что не разыгрывай «Драму об утерянной чистоте», тебе не идет.
Пауза.
— Я не собирался тебя убивать, насилие — это плохо, — почти елейно сообщил Хаукон. Уве тихо выдохнул, облегченно подумав, что все — таки конфликт идет к благополучному разрешению. Но следующая фраза вновь повергла его в безмерное удивление.
— Я сделаю нечто гораздо худшее. Для тебя, по крайней мере, пастырь!
Скрипнули подошвы — Хаукон сделал несколько шагов и, похоже, встал совсем рядом со священником.
— Я тебя и пальцем не трону, мой богобоязненный друг. Я просто сообщу всему Волту, каждому человеку внутри наших стен, что ты — именно ты, священник Экклезиархии Фаций Лино — подвергаешь их жизни невероятным опасностям. Что ты можешь им помочь, но не хочешь этого делать.
— Их вера крепка, ты только выставишь себя дураком и еретиком, — с грозной уверенностью откликнулся Фаций.
— Конечно, — с готовностью подхватил Тамас. — Первые несколько дней так и будет. До первого покойника. Второго. Третьего. Каждого, кто умрет на базе — а их будет немало — я запишу на твой персональный счет. Каждый раз, когда очередной солдат подхватит хворобу, сломает ногу, словит орочью пулю, ляжет с отравлением и дизентерией… Каждый раз я буду показывать на тебя и напоминать — вот он, человек, который мог бы нас всех спасти! Но он не хочет этого, потому что его вера запрещает… Потому что его Бог желает их смерти ради своих пыльных догм многовековой давности!
— О, нет… — выдохнул Лино, и теперь в его голосе слышался неподдельный ужас. Пожалуй, не столько от смысла сказанного комиссаром, сколько от непонимания — как вообще подобная угроза может исходить из уст командира Волта. — Ты не посмеешь…
— Посмею и сделаю, — с непоколебимой, холодной уверенностью сказал Хаукон. — И посмотрю, надолго ли хватит их веры. Как быстро она даст первые трещины.
— Не посмеешь… — повторил Фаций. — Не сможешь…
— Что ты знаешь обо мне, поп, — с неожиданной яростью спросил комиссар. — Чтобы судить, что я могу, и что смею?
— Ты предаешь веру, Бога — Императора, Империум… — потерянно вымолвил священник. — Ты готов погубить души этих невинных?..
— Я не предаю ничего из того, что ты назвал. Потому что империум… бог — император… — эти слова Хаукон процедил с невыразимым презрением. — Они недостойны мой преданности. И я не считаю себя обязанным служить им.
