Глеб Бобров - Украина в огне
— Хух… Ну — круто! Ты точно уверен, что россияне решатся на такой конкретный шаг?
— А куда им деваться?! С тысяча девятьсот девяносто первого, как минимум, окончательно стало ясно: русские будут воевать с украинцами. Априори! Вопрос лишь — когда?! После поражения в холодной войне добивание правопреемницы СССР стало неминуемым. Ну, а столкнуть один народ лбами — святое дело. И горе побежденным. Ты же хорошо учил уроки Югославии. Знаешь ведь утвержденный Штатами сценарий!
— Знаю… Плюс раскол Европы на два лагеря. Тут — понятно. Даже не спорю. Но насколько Россия готова дать сдачи? Ей бы самой консолидироваться да с национальной идеей разобраться.
— Ты хоть не грузи! Какая, нах, национальная идея?! Кто владеет Евразией — владеет миром! Россия — ровно половина Европы и добрячий шмат Азии в одном лице. Это — перекресток миров. Она и есть ключ к мировому господству. Да как приятное дополнение к суперпрайзу еще и Хозяйка Медной горы. И будут ее рвать зубами, пока не разорвут на куски и не сожрут, если она, конечно, не опомнится и вновь не покажет всем «кузькину мать». Тут же — такая возможность, чужими руками. Вот посмотришь на тон ооновских педрил, когда наши танки будут под Варшавой…
— Я не про государственных мужей. Кроме хохлогона[146], да и то — когда народ началом войны нахлобучило, особых подвижек в деле всеобщего осознания проблематики национального спасения у русских как-то не наблюдается.
— Пиздатый аргумент! Я тебя не узнаю… Ау — родной!!! Цвет ты нашей журналистики… Когда и кто спрашивал народ?! Ну, ты дал стране угля…
— Не заводись… С танками в Европе не боитесь до ядерного холокоста доиграться?
— Дети хлопали в ладоши — папа в козыря попал!!! Кто это говорит? Гуманист Деркулов… Не смеши, брат! Пока туземцы в Европе, Азии, на Дальнем Востоке режут друг друга, то пусть хоть на корню изведут. Другое дело — оружие массового поражения. Экологию не тронь — святое.
— Ладно. Посмотрим…
— Ты не торопись, я тебя не на политинформацию пригласил!
— Что еще?
— Говорю прямо, без экивоков… Мне бы не хотелось, чтобы ты участвовал в этой затее. Я имею в виду оборону Луганска.
— Как это?
— Понимаешь… Нужна твоя голова, а не руки. И не только мне — Республике. Официально говорю — можешь распустить отряд. Кого надо — эвакуируем. Хоть всех. Денежное довольствие на каждого выдам из личного фонда. Возвращайся. Задач — немерено. Например, нужно проработать тему «Знамени». Ну… — Станислав Львович щелкнул в воздухе пальцами… — «Иконы», «Борца». У нас героев — немерено. Только шлифануть да раскрутить. Ясно, о чем я?
— Да. Понимаю, Стас… Я попробую отправить ребят по домам. Но мои пацаны намерены насмерть биться. Они твоих пасьянсов не поймут и не примут. Если останется хоть одна гранатометная пара — остаюсь и я. Ты меня знаешь и, надеюсь, переубеждать не будешь. Для всех нас уже давно эта война — дело глубоко личное. Важнее всего на свете, даже собственной семьи.
— Ясно, Кирьян, чего уж тут. Только трезво посмотри на свой расклад, без двух лап[147]. Солдат на войне — расходный материал, после — отработанный. Республика уже не нуждается в подвиге твоих пацанов. Да и хочется, знаешь, хоть раз поступить не как государственный деятель, а как нормальный мужик. Помнишь, сколько мы с тобой перетерли на первых курсах за войну? Ну, и меркантильные интересы Республики, как без этого… Твои бойцы — точно как ты их волкодавами кличешь: за каждым шлейф тянется. У каждого из пасти выдранные с мясом гортани и трахеи свисают. Куда же их миру показывать, вот таких героев с окровавленными мордами… Бывшие беженцы — другое дело чистенькие чудо-богатыри. Никого не резали, не вешали с отрубленными пальцами на будках ГАИ, как некоторые… — Старый друг хитро прищурился. — Вернулись воины воздать захватчикам по заслугам. Суть агнцы, клыки отрастившие… — Он хлопнул меня по плечу. — Отправляй своих по домам. Хватит, брат. Повоевали…
— Ладно, Стас, посмотрим. А «знамя» я тебе нарисую, тут ты не сомневайся. Уже знаю — как…
Бахнули водочки, похлебали гражданской солянки; на столе хлебная выпечка, салатики, креветочки, нарезочка, шашлычок… Круто! Нам так и не снилось. Стас не удержался, чтобы не подколоть:
— Видишь, какой ты жизни лишился со своей партизанщиной.
— Это не партизанщина, это комплексная программа эффективного сдерживания веса.
— Тю, Кириллыч… Попросил бы меня, я шикарную диету для похудения знаю: подвал — наручники — батарея.
На следующее утро построил своих пацанов.
— Давеча разговаривал не скажу с кем. Неважно… Тема следующая. В обороне участвуют только добровольцы. Точнее, даже не добровольцы, а смертники. Я — серьезно… Поэтому! Каждый, у кого есть хоть какие-то — любые! — причины отложить собственные похороны, валит домой. Деньги, эвакуационный коридор, пропуски и бакшиши на дорогу — под мои личные гарантии. Все будет как положено и даже сверх того. Это — первое. Далее… Часть людей я отправляю на дембель лично, по собственному приказу, на свое усмотрение. Ни о каких базарах типа «струсили», «отказники» и прочего гамна — даже слышать не хочу. Это не моя прихоть! Всем: час на размышления. Можете считать, что официальное заявление о роспуске батальона Деркулова прозвучало. Вольно! Разойтись!!!
Замерший в недоумении, нестройный ряд полусотни родных рож сразу заволновался, загомонил на все лады. Жихарев, удивленно задрав бровь, протяжно посмотрел на меня и отошел в сторонку… Пусть думает. Считается, что это полезно.
Избегая ненужных мне сейчас объяснений, сел на «Патрол» и укатил к Воропаеву — добирать остатки вооружения. За мной хвостиком увязался Гридницкий. Ну, этого гони не гони — без толку. Леха и один останется — пойдет на войну… не со мной, так с любым другим отрядом. Еще не отыграли в жопе пионерские зорьки.
Вернулся с задержкой, уже к обеду. Народ все еще колобродит. Построил…
— Итак… Кто остается в обороне — подошли сюда!
Остается большая половина. Блядь! Весь костяк. Ничего, сейчас разжижу…
— Кобеняка — три шага вперед. Бугай — следом. Стовбур — вперед. Ты — тоже. И ты. Так… О! Прокоп, хватит с тебя трех дырок — быстро рядом с остальными… Я не спорю — я приказываю… Молчать всем!!! Антон — рот закрыл! Сейчас и ты пойдешь, умник, бля! Дядь Михась, иди сюда. Не артачься, сказал! Вот так… Всё, что ли? — Мужики, краснея и отводя глаза, выстроились третьим строем. Ну! другое дело… — Жихарев! Бери остающихся. Разбирайте, что привез. Ночью продолжаем стройбатиться и нычкарить[148]: сегодня — помогаем саперам и тарим привезенные граники по базам сектора. Остальные! В этой «Ниве»… — я указал рукой за плечо, — капитан Бурсаков! Звать — Андрей Петрович. По очереди: подходите, записываетесь, сообщаете ему пункт назначения — куда вам надо, то бишь. Следом получаете у него свой маршрут, пропуски и денежное пособие. Стовбур! Тупо подели кассу и раздай всем поровну. Только отъезжающим — нас не считать! Объявишь всем, сколько выходит на рыло. Я потом проверю, понял?! — Женя преданно и на всякий случай виновато кивнул. — Кобеняка, иди сюда. Бугай — ко мне!
Когда подошли, отвел их чуток в сторону и, понизив голос, выложил напрямик:
— Василь Степаныч, забирай мой джип, мне он больше без надобности. И еще, прошу, возьми с собой Мыколу. Только тебе могу пацана доверить… Присмотри, вместо Деда. У тебя под Осколом все равно такая орава, что, считай, целый строевой взвод. Один рот…
— Да о чем ты, Аркадьевич?! Все будет хорошо. За сына парнишка будет.
— Мыкола?
— Га?
— Та не гакай, дытынко… — шутя ткнул его кулаком в броник на пузе. — Ось Васылю Стэпановычу… Вин будэ тоби шо батько. Вин — гарный, ты сам бачив, та памъятаешь. Бувай здоров, сынку! Хай тоби щастыть… — Обнял растроганного парнишку, потом своего седоусого подполковника. — Давайте, собирайтесь, мужики, посветлу, пока… — Повернулся к притихшим остаткам отряда: — Леха, выгрузи шмотки из джипа, машина уезжает.
Тут третий раз за день в нагрудном кармане мелкой дрожью стыдливой женской радости забилась мобилка. Бутыль ставлю — Алена… Так и есть. Ну, кранты — пошла на характер, теперь будет набирать, пока я трубу не возьму. Отошел, сел в тенек, под стеночку.
— Да, солнце…
— Можешь говорить?
— Угу. Что у тебя, Мамсик?
— Просто звоню. Как дела — узнать. Все нормально?
— Было бы иначе — ты б первая узнала…
— Типун тебе на язык!
— Уже…
— Я вернулась.
— Откуда?
— Папс, не тормози! Я к малой в Воронеж ездила. И домой, к своим, заскочила.
— Да, точно. Прости! Как она?
— Хорошо. На каникулы обещает приехать. Такая взрослая… Ночевала в общежитии. Легли, чувствую — принюхивается ко мне. Спрашиваю: «Что — пропотела, да?» — а она мне отвечает: «Какая ты дурочка — от тебя мамкой пахнет!» А я чувствую — отошла от меня. Уже выросла, моя красавица…
