Виктор Точинов - Новая Зона. Все сокровища мира
Не было бы счастья, да несчастье помогло: холод сыграл роль анестетика, поумерил на время боль, я стал совершать более уверенные и расчетливые прыжки и добрался наконец до льдины матерой, обширной и толстой, на четверть метра возвышавшейся над своими собратьями. По здешним меркам – настоящий айсберг, «Титаник» не потопит, но мой вес с оружием и снаряжением выдержал с большим запасом…
Сил не осталось. Я скинул рюкзак на мокрый лед и уселся на него, не желая промочить ту часть одежды, что еще не успела промокнуть. Все, хватит, напрыгался, буду теперь плыть, куда вынесет.
За время скачек с препятствиями я изрядно удалился от берега, выбравшись на фарватер. Здесь было самое стремительное течение, и мой «айсберг» быстро удалялся от Троицкого моста.
А там, на мосту, что-то происходило… Стрельба стихла – я не обращал на нее внимания, пока скакал, как напуганный кенгуру, воспринимал периферией сознания, как привычный звуковой фон. Но когда выстрелы смолкли, сразу встревожился.
«Костоломка» доконала Чеширского, или не разминулся с пулей, не так уж важно. Главное, что сейчас люди в черном обнаружат мое исчезновение, начнут искать, и поиски увенчаются успехом после первого взгляда на реку – я красовался на своей льдине словно клоп на белоснежной простыне и не мог ни спрятаться, ни укрыться.
За перилами моста вроде бы мелькнули какие-то фигуры, но видимость сквозь туманную дымку была паршивая и не позволяла их разглядеть… Я поднес к глазам бинокль: они и есть, люди в черном… Ну, вот и наступил момент истины: проверим, ошибался Чеширский или нет. Дистанция немногим более трехсот метров – для прицельной стрельбы возможность сохраняется, даже сквозь сгущающийся туман, но гарантировать, что цель будет ранена, а не убита наповал, никто не сможет…
С моста прозвучала короткая, на три патрона, очередь. Над соседней льдиной взлетели три фонтанчика из талой воды и ледяных крошек. И на том все поползновения в мой адрес завершились.
Надо полагать, сие демонстративное послание означало: не расслабляйся, еще увидимся…
Чеширский, мир его праху и удачного воскрешения, не соврал и не ошибся. Интересно, в другом он тоже прав? И я, сам того не заметив, стал подопытной морской свинкой для профессора Черного?
Оперировали меня в приличной клинике, давно известной и дорожащей своей репутацией… Поверить, что там занимаются нелегальными операциями, я бы еще смог. Но операциями без согласия клиента, втайне от него… Крайне сомнительно. В любом случае, если вернусь живым, надо пройти полное обследование на предмет несанкционированных изменений в организме… А до тех пор нечего забивать себе голову. Если даже злокозненные эскулапы имплантировали что-то лишнее, здесь, в Зоне, сделать я ничего не смогу, даже получив каким-то чудом полную информацию о проведенной операции. Хотя наши находчивые алкоголики даже «эспераль» вилкой выковыривают, но я не сторонник такого самолечения.
Пока я размышлял, чем могли обогатить мой организм врачи-вредители, мост окончательно исчез в тумане. Стоило задуматься, как завершить плавание. Насчет Финского залива и Дамбы я, разумеется, погорячился, нечего мне там делать… Да и несокрушимость моей ледяной бригантины вызывала сомнения: столкновения с мелкими льдинами выдерживает, но если с разгону налетит на каменную опору моста, вполне может развалиться.
Приближалась развилка пути, река разделялась на два рукава, на главное русло и на Большую Невку. И мне показалось, что моя льдина может уйти влево, в Невку… Неплохо было бы, этак доберусь до Петровского острова напрямую, без пересадок.
Но нет, каким-то капризом течения льдину начало отжимать вправо, но двигалась она недалеко от берега, значительно сбавив ход.
Я вглядывался в меняющийся узор ледяных полей, пытаясь прикинуть оптимальный путь для высадки. Но ничего не придумал, слишком мелкие куски льда отделяли меня от набережной, не способные выдержать человека даже короткое время, необходимое для нового прыжка.
Так и проплыл мимо набережной Петроградки, ничего не придумав. Зато на следующей развилке вся ледяная мелочь ушла левее, в Малую Неву, и мой броненосец теперь отделяла от Заячьего острова полоса чистой воды… Ну, прямо хоть открывай купальный сезон. Увы, температура воды никак не располагала к заплывам в одежде, с рюкзаком и оружием… Даже промочив всего лишь ногу, я уже начал мерзнуть, а уж если окунуться целиком… Нет, не в этой жизни.
Но сейчас течение играло на моей стороне: полоса чистой воды становилась все у́же, берег приближался. Меня выносило на пляж Петропавловки – когда-то в эту пору здесь, на узкой полосе между крепостными стенами и водой, уже кучковались загорающие, была у них такая мода: сделать селфи в плавках или купальнике на фоне ползущих по Неве льдин.
Сейчас на пляже было пустынно – всего один человек, да и тот не загорал, а целился в мою сторону из арбалета. Щелкнула тетива, и болт с молекулярной присоской прирос ко льдине, впрочем, ненадолго – едва леер натянулся, присоска оторвалась вместе с куском льда.
– Хватайся! – крикнул майор.
Я подхватил уползавший в воду леер, потянул, с другой стороны тянул Джей-Си, и совместных наших усилий едва хватало, чтобы справиться с течением, льдина приближалась к пляжу со скоростью улитки. А затем вообще села на мель невдалеке от берега. Я оценил ширину разводья и решительно шагнул в реку. Глубина была по колено, а одна нога промокла или две, разница невелика, все равно необходимо развести костер и высушить одежду.
– Ткач погиб совсем не здесь, – сказал я вместо приветствия.
– Я тоже рад тебя видеть, – по обыкновению невпопад ответил майор. – Пойдем, обсушишься. Костерок мы заранее развели, как чуяли, что сухим из воды не выйдешь.
И добавил непонятное:
– Будешь номером вторым, чтобы мне не путаться.
Лишь несколько минут спустя, разглядев двоих, сидевших у костра, я понял смысл его слов. Парочка оказалась не «каракалом» и Ильзой, как можно было надеяться. Там сидели Шмайсер и я сам. Не знаю, тот ли я, что выпал из окна на остановке Кордильеры, или другой, да и какая разница.
– Воскрешений больше не будет, – первым делом порадовало меня альтер эго. – Трамвай сошел с рельсов и разбился, я едва успел выпрыгнуть.
Глава 20
Лес и его обитатели
1
Когда-то эти места – окрестности Петровского пруда – были объявлены заповедной зоной. Запрещалось ставить палатки и разводить костры, удить рыбу и тревожить птиц, здесь гнездившихся… В результате почти в центре многомиллионного города уцелел кусочек девственного леса – практически не изменившийся с тех времен, когда в дельту Невы прибыл царь-реформатор с идеей основать новую столицу.
Рубка леса здесь тоже была категорически воспрещена с любыми целями, кроме санитарных. Но даже для того, чтобы свалить умершее от старости дерево, грозящее рухнуть и кого-нибудь придавить, необходимо было получить множество согласований… А не отдыхала ли, часом, под этим дубом какая-то историческая личность, тот же Петр, например? Не тут ли он тыкнул перстом в землю со словами «Здесь будет город заложен»? Не лучше ли накачать дуб консервантами, предохраняющими от гниения, укрепить подпорками и снабдить мумию дерева табличкой, раскрывающей ее историческое значение?
В результате визг пилы и стук топора раздавались в этой части Петровского парка крайне редко. Ну а после Прорыва и вовсе не раздавались, заниматься лесоповалом стало некому и незачем, и поднявшийся кустарник и заросли молодых деревьев изменили пейзаж, не менявшийся веками.
И лишь совсем недавно все разительно изменилось. Кто-то прошелся тут с бензопилой, не щадя ни исторические дубы, ни охранявшиеся законом сосны. Срезы пней не успели потемнеть, чуть ли не сочились древесным соком: дровосеки-вандалы порезвились здесь месяц назад самое позднее.
Никаких попыток воспользоваться результатами лесоповала никто не предпринял: деревья лежали где упали, даже сучья со стволов не обрублены.
Вырубка тянулась протяженной полосой, ширина ее достигала сотни метров, а направление не оставляло сомнений: здесь прорубали дорогу, никакой иной цели у лесорубов не было. Не наземную дорогу, та лишь затруднилась: обходить поваленные деревья нам приходилось по замысловатой траектории. Просека предназначалась для воздушного судна, для взлета и посадки гидросамолета. Размер Петровского пруда невелик и, очевидно, позволял только-только оторваться от воды, но не набрать высоту, а высокие деревья росли почти вплотную к берегу. И кто-то исправил ошибку природы с запасом и размахом.
У нас даже появилось подозрение, кто именно здесь постарался… Мы двигались вдоль просеки, растянувшись в неширокую цепь, внимательно осматривая местность. И Шмайсер обнаружил нечто вроде бивака лесорубов: кострище, следы от двух установленных некогда палаток и некое подобие обеденного стола со стульями – огромный пень со стоящими рядом чурбаками.
