Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды

– А как фе дефи?

– Ай, ладно, иди, давай. Друг, убери лапу мне с поясницы. Эй, убери, сказал, или когти спрячь. Молодец. Не, ты мне не подходишь.

– Пофему? Гофько…

– Сладкое калечит, а горькое лечит. Все также больно?

– Неа… голова легкая такая… Абдульманов, ты зачем мне наркотик дал?

– Это не наркотик, а природный транквилизатор и обезболивающее. Так… стой, замри. Водомерка вон, видишь?

– Вижу. Фу, какая некрасивая. Это жвала?

– Точно. Стой и не дергайся.

– Ты сам виноват, накормил чем-то. А я красивая?

– Самая красивая, лучше не встречал.

– А, что во мне самое красивое, а?

– Глаза, конечно. Пошли, удрала эта страхолюжина.

– А самое-пресамое прекрасное?

– Ну…

– Не запряг еще, чтобы нукать. Так чего?

– Эм…

– И это Пуля, гроза бандитов, мутантов и сепаратистов? Боишься сказать?

– Да задница, задница. Она просто прекрасна.

– Люблю честные ответы. А почему я тебе не подхожу?

Азамат, стоя по пояс в воде, замер. Вгляделся вперед. Улыбнулся.

– Вон и Зуич. Почему не подходишь? Потому что меня в Уфе ждет девочка, маленькая, и она мутант. А их ты точно не любишь.

Женя, падая в мягкую перину беспамятства, нащупала его руку. Уставилась на задумчиво нюхающего воздух совершенно мокрого кота.

– Ну, его я люблю. Тебя, возможно, тоже. Если я люблю твоего кота-мутанта, и, возможно, тебя, так почему бы не полюбить и какую-то там девочку? Что это со мной?

– А, это последняя стадия действия этого хитрого растения. – Азамат подхватил ее, не давай уйти под воду. – Зуич, ну помоги уже, а?

Зуич, сплюнув за борт, развернул небольшую лебедку:

– В сеть положи.

– Вот что ты за человек такой, а? – Азамат загрузил Уколову в сеть. Та уже спала. – Нет бы, взять, помочь, подставить плечо, а ты мне устройство подставляешь.

– Так я и не человек… – Зуич несколькими рывками поднял Уколову на борт. – Я мутант. А ты сам забирайся, да?

И, закинув девушку на плечо своей единственной рукой, пошел по палубе, бухтя под нос:

– Связался, на свою голову, а… Митрич, Митрич!

– Шкипер?

– Запусти водомет, уйдем по-английски, тихо и не прощаясь. А то, кажись, за нашими пассажирами погоня.

Азамат усмехнулся, и полез по сброшенному концу с узлами. Саблезуб, уже сидя за бортом, старательно вылизывался.

– Морду вылизывай, убивец. – Пуля снял рюкзак. Прислушался к тихому рокоту водомета, толкающему «Арго» вперед. – Да… как дальше-то быть?

Женя села, больно ударившись макушкой о перекрытие. Ойкнула, прижав ладонь к голове, оглянулась. Тесная каморка, два на полтора, не больше. Со всех сторон доносился скрип, а снизу, через ребристый пол, доносились шлепки воды. Так, и где она?

Потянулась почесать вспотевший затылок и уставилась на аккуратно забинтованную ладонь. Потрогала лубок, идущий под желтоватой тканью. Боль отдавала в локоть, но не так сильно, как раньше.

Одеяло, серое с черными полосами по низу, сползло, разом пустив холод. Грудь, живот и ляжки тут же покрылись гусиной кожей. Женя прищурилась, небольшая лампочка под потолком светила неярко. От почерневших желваков на животе ей захотелось заплакать, хотя куда больше хотелось убить тех, кто это сделал. И даже стало жаль так рано погибшего Гришу – ей очень сильно захотелось самой добраться до него.

Сев, она поняла, что Гриша смог бы убить ее парой ударов, не больше. Сон пошел на пользу, смягчив боль, но не восстановил силу тела. Мышцы отзывались плохо, еле выделяясь под бледной кожей. Уколова принюхалась, уловив какой-то терпкий запах от нее самой. Провела пальцами по волосам в паху, поднесла к носу. Ромашка?.. Ее мыли с ромашкой? В горле запершило, сжало спазмом, но она справилась.

Одежда, явно из запасов Митрича, лежала рядом, на отстегивающейся полочке. Обувь, разношенные сапоги, стояли рядом. Женя поморщилась, спуская ноги на пол. Ботинки сейчас точно не подошли бы.

От коленей и до щиколоток, бугрясь твердыми желваками, под бинтами вздувались шишки. Синева с багровым оттенком, выползая из-под нижних витков, зацепила даже ступни. Поработали над ней знатно, что еще скажешь. В затылке она все-таки почесалась. Учитывая срезанные волосы, сделать это оказалось очень просто. Забинтованное ухо, как ни странно, чесалось, как будто заживая.

В люк, ведущий внутрь ее каюты, постучались.

– Я знаю, что ты проснулась. – Пуля кашлянул. – Койка скрипела. Зайду?

– Не надо. – Женя, прижимая одеяло к груди, прикусила губу. – Не надо. Выйду сама.

– Хорошо.

Он не настаивал. Уколова порадовалась этому. Язык больно зацепился за обломанный край левого верхнего клыка – и тут тоже, вот незадача, били на совесть. Женя сгребла одеяло, прижав к груди, и заплакала. Молча, сухо и страшно.

Хотела бы она, сидя голышом в крохотульке каюте, прячущейся под палубой «Арго», чтобы сталкер Пуля зашел?.. Что врать себе, конечно. Да, хотела. Да, зная, для чего. И что? Ради услышанного в собственном наркотическом бреду? Да хотя бы и так, Уколовой было наплевать. Для чего? Почему?

Потому что впереди темнота вместо определенности, жизнь может закончиться в любую минуту. Вот-вот только она осталась жива, и ей разом хотелось многого.

Хлебнуть настоящего чая, что так вспоминал Дармов, и запить его ядреным самогоном на меду и шишках, продаваемого из-под полы в Деме. Выйти на палубу и попросить у Зуича его вонючую трубку, чтобы накуриться до одури и рвоты непонятной смести, забитой туда. Найти Клыча, отрезать ему нос, уши, пальцы на руках и ногах, яйца с членом, а потом, отрубив ноги с руками, припалить их огнем. И прямо здесь, на скрипучей койке, наплевав на уши с палубы, отдаться долбаному сталкеру, крича и плача. Но из всего этого ей оставалось только пореветь еще, только от злости, или забрать у Зуича трубку.

Она потрогала обломки зубов, всхлипнув напоследок. Если вернется, придется остаток жизни проходить со стальной челюстью. Понятно, что таких счастливчиков, сумевших заплатить имеющимся зубным врачам, немного, и все прочие им завидуют, но от этого ей легче не становилось.

Женя отбросила одеяло и начала одеваться. В чужие вещи, выстиранные, но все равно пахнущие мужским потом, дымом и моторным маслом.

– Хорошо выглядишь, – пробасил Зуич, сидя под натянутым брезентом. Дождь барабанил по металлу, стекая ручейками в бортовые сливы. – Мне нравится твоя новая прическа.

– Замуж не позовешь?

– Не, не сложится у нас, – водник улыбнулся, встопорщив густо-смоляное полено бороды. – Комплекция у тебя не та. Люблю крепких, задастых баб с большими титьками.

Азамат, ютившийся на носу, нацепив плащ от ОЗК, покосился на Уколову через плечо. Она сразу пошла к нему. В ногах сильно отдавало при каждом шаге, ныло в паху. Пуля на нее не смотрел, наблюдая за берегом на той стороне реки. Дождь шел стеной, практически не давая рассмотреть что-либо. Женя нырнула под его навес, погладила дрыхнувшего кота. Саблезуб лизнул ладонь и развернулся на спину, подставив светлое пузо под пальцы.

– Спасибо.

Азамат пожал плечами.

– Еще раз хотела сказать.

– Пожалуйста. Лейтенант?

– Да? – Женя радовалась тому, что он не смотрит на нее и все равно старалась открывать рот поменьше.

– Ты не хочешь повернуть назад, пока есть возможность?

– Нет. Зачем?

Азамат вздохнул, повернул к ней лицо.

– Ты хотя бы знаешь, как выглядит девушка?

Уколова кивнула. Да, она знала Гульназ, сканер Дармова, показала ей лицо их цели.

– Ясно. Мы можем погибнуть. Клыч не отстанет.

– Вряд ли у нас проблема только в нем… – Женя встала. – Кто-то еще хочет забрать ее себе. Так сказала Гульназ, а она редко ошибается.

– Мутант со способностью чувствовать других людей? – Удивил ее Азамат.

– Откуда ты знаешь?

– Шила в мешке не утаишь. Особенно когда под конец от ОСНАЗа осталась горстка человек. Мы охраняли ее как-то раз. Подумал, посмотрел, кое-что понял.

– Я пойду в каюту. Сыро здесь.

– Иди. Подойду сейчас, надо поговорить.

– А здесь безопасно?

Азамат еще раз пожал плечами:

– Зуич говорит, что да. Небольшая заводь, ее не видно с берега. А мы его видим. Лодок у Клыча нет, так, лоханки. Хотя кто знает?

Женя повернулась и пошла назад.

Ноги заломило, отбитые места ныли, отдаваясь уже до таза. Она легла, закутавшись в одеяло, в каюте стало холодно. Присмотревшись, она увидела ТЭН, уже остывший. Надо же, специально ради нее шкипер запускал машину, тратя пеллеты. Люк скрипнул, пропуская Азамата. Пуля присел на небольшой раскладной стул, откинул столешницу. На нее, чуть лязгнув, приземлился его мешок. Рядом лег АК-103, добытый не иначе как во время ее спасения. Обрез, с которым сталкер не расставался, появился чуть позже.

– Кто такой Клыч?

Азамат хмыкнул, достав из мешка масленку, ершик и кусок ветоши.