Василий Звягинцев - Время игры

Вспомнив какой-то приключенческий фильм с подобной коллизией, Сашка пропустил в люк погреба Славского, нагреб на крышку всякого подручного мусора и, придерживая ее одной рукой, протиснулся в оставленную щель. Так, чтобы при беглом осмотре в темноте или при свете ручных фонарей показалось, что никакого люка вообще нет или в крайнем случае он давно не открывался.

А окно из второй комнаты флигеля в сад он распахнул еще раньше. То есть вломившиеся в домик контрразведчики скорее всего решат, что запершиеся изнутри люди успели бежать именно этим путем и давно уже пробираются под обрывом вдоль пляжа или просто уплыли на лодке.

Тут Шульгин даже слегка заигрался в стремлении к абсолютной убедительности и правдоподобности.

Его ведь на самом деле совсем не интересовало, что подумают посланные полковником Максиным опера.

Но так он привык: если делать дело — чтобы комар носа не подточил.

Больше всего его раздражали приблизительные, надуманные сюжеты американских, да и многих отечественных боевиков, где непрерывно хочется плеваться от непрофессиональных, а то и просто глупых действий персонажей.

— Бегом, бегом, быстрее, — торопил он Славского, — надо отойти в глубь пещеры хоть метров на сто, тогда нас найдут не сразу или вообще не найдут.

Неизвестно, бывал ли Славский вообще в одесских катакомбах или слышал о них что-нибудь.

Пожалуй, если да, Шульгину не удалась бы его провокация.

Предоставив ротмистру нести непослушное, полупарализованное тело немца, сам он спешил впереди с двумя тяжеленными сумками, словно набитыми двухпудовыми гирями, через плечо, болтающимся на ремне автоматом и сильным электрофонарем в вытянутой руке.

Штрек был достаточно высоким и вел в глубь каменного массива с небольшим наклоном, идти было нетрудно, несмотря на груз, метров двести они отмахали за четыре-пять минут. И ни выстрелов за спиной, ни топота и криков преследователей пока не услышали.

Только когда каменный потолок начал ощутимо снижаться и сначала пришлось просто головы втягивать в плечи, а потом уже и сильно пригибаться, Шульгин остановился.

Ушли они достаточно далеко. Тем более что как раз здесь находилась приличных размеров квадратная камера, из которой подземные ходы шли сразу в трех направлениях.

— Уф-ф! — сказал Шульгин, садясь. — Кажется, здесь нас уже точно не найдут. А в крайнем случае — позиция отличная. Можно и бой принять — без света противник не сунется, а на огонек я берусь снять первой же пулей любого, кто появится вон из-за того поворота…

Осмотрелся вокруг, поковырял ногтем рыхлый ноздреватый камень.

— Ну и подземелья. Я такие видел только внутри египетских пирамид и в храмах Элоры. Это в Индии, недалеко от Аурангабада, — счел нужным пояснить он. — А как вы себя чувствуете, друг мой? — спохватился он, обращаясь к фон Мюкке. — Вас не слишком растрясло?

— На удивление прилично, — ответил немец. — Вы бы лучше спросили, как себя чувствует господин Славский, который пронес мои восемьдесят килограммов, наверное, целую милю…

— Нормально чувствую, — Славский никак не мог отдышаться, но держал фасон.

Минут десять они, каждый по-своему, приходили в себя, потом Шульгин налил всем виски в пятидесятиграммовую крышечку от фляжки.

Выпили, окончательно успокоились, закурили.

Воздух в штреке был достаточно свежий, хотя и сыроватый, прохладный, едва ли больше, чем градусов десять по Цельсию.

На полу лежал густой слой каменной пыли, но главное здесь была тишина.

Тишина стояла вокруг совершенно нечеловеческая. Стоило замолчать, и она буквально обрушивалась не только на уши, а на все органы чувств сразу, хотя в принципе такого не могло быть.

Однажды Сашка уже посещал катакомбы, правда, расположенные с другой стороны города, у села Нерубаевского, где был устроен мемориальный музей защитников Одессы. И, конечно, читал одноименный роман Катаева, когда он еще назывался, в первом издании, «За власть Советов».

Поэтому и радовался сейчас. Теперь партнеры были полностью в его власти, он знал прикуп и имел вдобавок четырех тузов в рукаве.

— Посидим, я думаю, здесь до утра, а потом кто-то из нас двоих сходит на разведку, — беспечно сказал Шульгин. — Если наверху все будет спокойно — в машину и немедленно к румынской границе. Без дорог, напрямик. Хватит с меня российской экзотики.

— Надеетесь, машина уцелеет? — внешне небрежно поинтересовался Славский. — Ваш слуга не вмешается в драку?

— Сам? Ни за что. Он парень дисциплинированный и осторожный. Без моей команды будет сидеть как мышь. И день, и два, и неделю. В чужой стране в чужие разборки не ввяжется.

— А если при повальном обыске соседних дач его все же обнаружат? — не отставал жандарм.

— Если, если… Русского языка он не знает, но знает законы. Предъявит паспорт и будет требовать переводчика и британского консула. Пусть это вас пока не волнует. Поговорим о другом — откуда здесь вдруг взялись полицейские? Все же профессор выдал или?..

Славский снова начал закипать. Наглая настырность собеседника надоела ему хуже горькой редьки. И он разразился тирадой в том смысле, что профессор сам по себе, а вот совершенно дурацкая выходка господина Мэллони (сэром его на этот раз Славский не назвал), который ни с того ни с сего поперся шляться в одиночку по незнакомому городу, вполне могла привести к подобному итогу. Подцепил при своей вызывающе нездешней внешности «хвост» — какого-нибудь скучающего филера, и пожалуйста.

— Оставьте, господин Славский. Я полмира обошел и объехал и никаких «хвостов» не цеплял. Значит, страна у вас такая, и вы все здесь…

Азартный межнациональный спор, в меру сил поддержанный и немцем, угас после того, как Шульгин налил всем еще по второй и по третьей. Запас еды и напитков у него в сумках был небольшой, но для троих на пару дней достаточный, поэтому он соорудил каждому по доброму сандвичу с колбасой и сыром. После чего сошлись на том, что искать виноватых несвоевременно, а лучше поспать.

Тем более что Шульгин наконец сообразил выключить фонарь. Он хоть и был аккумуляторный, рассчитанный на сутки непрерывной работы, но кто знает, как оно повернется еще.

Впрочем, «как» — Шульгин имел соображения.

Одно шерстяное одеяло, сложенное втрое, постелили на землю, вторым закутали фон Мюкке, как младенца в пеленку, подмостили ему под голову сумку, и, согревшись, капитан быстро уснул.

— А нам-то как? Холодновато здесь, оказывается, — сказал Славский.

— Да, пожалуй, — согласился Шульгин, хотя сам был одет куда теплее его.

Сашка под плотным твидовым костюмом имел еще и шерстяное егерское белье, и крупной вязки пуловер.