Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
– Да какой платы?! – не выдержал Васюта. – Когда бы мы успели, если вы нам только вчера вечером об этом сказали? Но мы уже… это… – про поход к Агуше, как и договаривались, он сказать не мог и думал теперь, как выкрутиться. Помог, аккуратно погладив обожженную лысину, Силадан:
– Мы уже по сусекам поскребли, по амбарам помели – кое-что набрали для платы.
– Ну так надо тогда вам скорей колобками катиться! – словно мельница, замахал руками Кривонос. – А то поздно будет! Если уже не поздно… И оружие, оружие берите! Без войнушки там, чую, дело не кончится…
– Без оружия я даже в нужник не хожу, – буркнул Околот и обернулся к своим: – Слышали?.. Три минуты на сборы! Взять оружие, все найденные гостинцы и столько патронов, сколько в подсумки и карманы поместится!
* * *
Собрались быстро. Васюта не успел с ночи выложить гостинцы, так что и собирать рюкзак не пришлось – сунул только в его карманы три магазина для «Никеля», столько же в подсумок да напихал россыпью патронов по карманам штанов и куртки. А вот Олюшка на сей раз взяла «Печенгу».
– Почему? – не удержался от вопроса сочинитель. – Ты же говорила, что в городских боях «Никель» удобнее.
– «Печенгой» драться ловчее, у нее приклад есть, – пояснила осица. – Там ведь много тех будет, кого не убивать, а переубеждать надо. Правильные мысли прикладом хорошо-о в голову вбиваются, а пуля веский аргумент, но слишком уж безоговорочный – навсегда оппонент замолкает, а он ведь еще для полезных дел пригодился бы.
– Какая ты у меня умная, – искренне похвалил любимую Васюта. – И как же я рад, что я не твой оппонент.
– Ясен пень, – деловито кивнула Олюшка. – Со мной лучше не спорить.
Кривонос их дожидаться не стал – побежал к своим, как только передал известие. Но дорогу к «Лосю», понятное дело, «мончаки» знали и без него. Даже Силадан с Васютой, поскольку еще в Мончегорске Олюшка им сказала, что скульптуры лосей в обоих «параллельных» городах и почти одинаковые, и стоят в тех же самых местах. Только в Мончегорске это была площадь Пять углов на проспекте Металлургов, а в Мончетундровске – площадь имени Ирины Клавдиной, по-простому Клавдина площадь, на Екатерининском проспекте. На вопрос сочинителя Олюшке, кто такая Ирина Клавдина, любимая толком ответить не смогла, сказала лишь, что эта Ирина жила задолго до Помутнения и всех побеждала.
– Кого всех и в чем именно побеждала? – попытался уточнить Васюта, на что осица огрызнулась:
– Какая тебе разница? Во всем! А всех – это и значит всех.
– Ну, тогда и мы на такой площади победим, – сказал сочинитель. – Всех и во всем!
* * *
Силадану и Деду Околот велел остаться. Валентин Николаевич и так уже достаточно находился минувшей ночью, да еще мало спал – для его возраста дополнительная нагрузка могла оказаться излишней. Силадан был, конечно, пусть и не сильно его моложе, но все-таки куда крепче, однако раскрывать тайну двойников было еще определенно рано.
Не доходя до Клавдиной площади, Васюта услышал гудящий шум толпы и отдельные неразборчивые выкрики. Звуков стрельбы, к счастью, не было, но ведь это только пока, к тому же Кривонос говорил, что уже и постреливали… А еще, следуя с друзьями вдоль Екатерининского проспекта, он то и дело вертел головой, невольно сравнивая эту часть города с аналогичной в его родном Мончегорске. И различий было куда больше, чем совпадений. По сути, главным совпадением было лишь существование в одном и том же месте самого проспекта. Но этому имелось простое объяснение: из-за рельефа местности и наличия вокруг озер и речек по-иному спланировать основную городскую улицу было бы и невозможно. А вот прекрасный, любимый многими мончегорцами городской парк здесь практически отсутствовал, вместо него тут почти до самого спуска к озеру Лумболка стояли однотипные, ничем не примечательные двух– и трехэтажные здания, в большинстве заброшенные сейчас, пыльные, с обвалившейся штукатуркой и пустыми квадратами окон. Но чем ближе к «Лосю», тем дома становились выше – четырех– а то и пятиэтажными, – целее, добротнее, архитектурно изысканнее, и было уже видно, что во многих из них кто-то живет – в некоторых окнах даже виднелись занавески. По другую сторону проспекта картина была примерно той же, а не доходя совсем немного до места назначения – людскую толпу было уже не только слышно, но и частично видно, – сочинитель увидел и кирпичные развалины с кусками выцветшей от времени, но определенно некогда синей штукатурки.
– Это она? – кивнув в ту сторону, спросил у Олюшки Васюта. – Та самая библиотека?
– Да, – скупо обронила осица.
– А знаешь, – сказал Васюта, – у нас в Мончегорске тоже ведь Центральная городская библиотека в этом районе находится. Немного левее, чем эта, но…
– Вась, я верю, – прервала его Олюшка, – но у вас же библиотекари мозги людям не запутывают.
– Ясен пень, не запутывают! Хотя, – попытался он пошутить, – вдруг и такие тоже есть, я ведь не со всеми общался.
– Уже не пообщаешься, – все так же сухо сказала любимая. Развивать тему дальше ей явно не хотелось.
Впрочем, время пустых разговоров прошло, идущий впереди Околот поднял руку и остановился.
– Все сюда, – сказал он. – Держимся вместе. На провокации не поддаемся. Стреляем только в исключительных случаях, при непосредственной угрозе жизни. И еще… Нужно найти Потапа, чтобы узнать, кому из скупщиков передать гостинцы.
* * *
А потом Васюта увидел «Лося». Потемневшая от времени бронзовая скульптура и впрямь была похожа на мончегорскую. Только лось в его родном мире стоял на большом камне, здесь же «подставкой» являлся покрытый гранитной плиткой невысокий постамент. Отличалась и поза самого сохатого. Тот, который остался в Мончегорске, стоял в спокойной гордой позе, с поднятой головой. А этот, выставив вперед рога, голову чуть опустил, будто предупреждая: «Не подходи! Это моя территория!» Он будто и впрямь охранял площадь Ирины Клавдиной вместе со всем находящимся на ней людом. И этого самого люда было тут предостаточно, сотни две точно.
На спине лося сейчас уже никто не сидел, а вот возле его ног на постаменте стояли трое: два одетых во все
