На той стороне: Боярин - Кирилл Юрьевич Шарапов
— Захватывающе. Хотя, наверное, ожидал чего-то большего.
Граф улыбнулся.
— Так всегда бывает. А теперь предлагаю выпить взвару, хотя могу предложить чай или кофе.
— Великолепно, — обрадовался Воронцов, — я с удовольствием приму ваше приглашение и выпью чашечку крепкого не сладкого кофе. А если еще и позавтракать предложат, будет вообще замечательно.
— Сейчас организуем, — и Радим извлек из кармана мыслеглас.
Через пять минут они уже сидели в кают-компании, Константин пил кофе и жевал только что пожаренную яичницу с беконом.
— Кстати, а что это за лесенка с люком справа в рубке? — поинтересовался Воронцов, вспомнив вопрос, который его терзал.
— Выход на стрелковую площадку, — охотно пояснил граф, — там башенка с пулеметом, еще одна такая же позади.
— Зачем? — удивился Воронцов.
— Во-первых, во тьме нас могут атаковать клюи — летающие мутанты. А во-вторых, у бандитов есть точно такие же леткоры. Мне известно о двух нападениях в прошлом году, и оба, к несчастью, для моих коллег оказались неудачными, команда и капитаны убиты, груз и леткоры захвачены.
Константин попытался представить, как должен выглядеть захват на высоте пары километров, и не смог. Хотя скорость и не велика, а эти летающие корабли могут зависать.
Когда все было выпито и съедено, граф поднялся.
— Вынужден вас оставить, боярин, мое присутствие необходимо на мостике.
Воронцов поднялся следом.
— Не смею задерживать. Пожалуй, вернусь в каюту и посплю пару часов, да и вещи нужно распаковать.
— Передайте вашим людям, завтрак в девять утра. Ваш будет доставлен в каюту.
Константин кивнул и отправился отдыхать, все же подъем был ранним, левая рука на перевязи ныла.
Дождь закончился, и Константин уселся в кресло перед иллюминатором. Достав сиграиллу, он прикурил и стал смотреть, как неторопливо проплывают над леткором облака, а впереди, красиво их окрашивая багряным, проступает солнце.
На третий день Константин был вынужден признать, путешествовать с комфортом и ни хрена не делать ему очень понравилось. Скучновато, конечно, ни тебе засад, ни тварей, одержимых тьмой, летишь себе, смотришь в иллюминатор на облака или на землю далеко внизу, беседуешь с составляющим ему компанию Радимом. Причем эти беседы получили практическое продолжение, оказалось, что граф отлично фехтует, и он начал показывать боярину приемы. Капитан очень удивился тому, что Константин не умеет обращаться с клинком, хоть и одержал победу в двух дуэлях, и теперь он взялся вбить в Воронцова хотя бы азы. За что боярин был очень благодарен. Охранники скучали, но службу тянули. Один постоянно находился в общей комнате, присматривая за каютой боярина. Каждый вечер леткор опускался на землю, стоянки для него имелись почти возле каждого более-менее крупного городка. Капитаны летающих кораблей знали эти места, как дом родной, им были рады, их всегда ждал стол, кровать и женщины. Ночи же Воронцову, который предпочитал оставаться на леткоре, скрашивала Юлия. Вот только, проведя вместе час-полтора, она исчезала, экономя резерв, ведь не лазить же Константину по Астре в поисках сущности для кормежки одной активной боярышни. И чем ближе девушка была к дому, тем мрачнее она становилась, словно чуяла грядущие неприятности. А то, что без них не обойдется, оба прекрасно понимали.
За пару часов до заката четвертого дня путешествия в каюту, постучавшись, вошел Радим. Константин, уже привычно сидевший в кресле напротив иллюминатора с сигариллой и стаканом виски, пару бутылок которого он прихватил в дорогу, сделал приглашающий жест.
— Присоединяйтесь, граф.
— Нет, Ваша светлость, — покачал тот головой. — Я пришел сказать, что скоро садимся в пункте назначения. Прибыли. Даже чуть быстрее, чем я рассчитывал.
— Понятно, — усмехнулся Воронцов. — Что, пора собирать вещички и уматывать?
— Нет, — улыбнулся капитан, оценив шутку, — но часть нашего договора выполнена. Ночь проведете на леткоре, как всегда, а я попытаюсь найти вам и охране машину до земель боярина Рысева, чтобы утром вы смогли отправиться в путь.
— Благодарю, Радим, это путешествие стоило затрат. И как мне кажется, я нашел в твоем лице друга.
— Не знаю, как насчет друга, — вполне искренне, с улыбкой, ответил капитан «Прекрасной Анны», — но доброго приятеля точно. Не буду мешать. — И, кивнув, он покинул каюту.
Константин продолжил любоваться на белые облака, подкрашенные розовым с золотым от опускающегося за горизонт светила. Торопиться некуда, ужин был два часа назад, до утра его никто никуда не погонит.
— Боярышня, — позвал он. — Как думаешь, лучше явиться в твой дом при параде, в богатом камзоле, и в дорожном сюртуке?
— С одной стороны, ты проделал долгий путь, и богатый камзол наведет отца и деда на мысль, что ты пустобрех, для которого одежда значит больше удобства. С другой стороны, дорожная одежда покажет пренебрежение манерами и традициями. Даже не знаю, как они прореагируют на такое.
— Вот и проверим, — принял решение Воронцов. — Понадобится переодеться, сумка всегда со мной, я не с официальным визитом явился, я пришел предложить им свою помощь.
— Наверное, ты прав, — согласилась Юлия. — Я все время думаю, как тебе построить общение с моей семьей, и ничего в голову не приходит.
— Мне тоже, — согласился Константин. — Придётся действовать по обстоятельствам.
— Ты ведь не оставишь меня? — В мыслях боярышни проскользнуло отчетливое беспокойство. — Если бы я могла, как Беляш, обходиться без тела, то, наверное, отговорила бы тебя от этого путешествия. Я боюсь, что они разлучат нас, или причинят тебе вред.
— Ничего, где наша не пропадала, — стараясь ее ободрить, заметил Воронцов. — Я стал сильнее за последние недели, выстою.
— Ты знаешь, что средняя боярская дружина достигает тысячи стволов? А мой род, хоть и не такой древний, как твой, но все равно можно смело рассчитывать на полторы тысячи дружинников, только усадьбы охраняет больше ста пятидесяти человек.
— Нас трое, а если считать Беляша, то четверо, всего тридцать семь человек на брата, — подсчитал он в уме, — справимся.
Юлия рассмеялась, это был вполне искренний смех, тревога, которая ее тяготила, на время отступила.
Леткор приземлился уже в сумерках возле небольшого городка под название Лесинск. Вообще, север представлялся Констатину в виде тундры, холодные заснеженные просторы, а поскольку лето, то бескрайние пустоши, на которых пасут оленей. Но вот уже два дня под леткором проплывали огромные лесные массивы с гигантскими незнакомыми ему деревьями и полями, возле которых располагались деревни и поселки. Дорог он разглядел немного, но они были. Видел даже железку, по которой двигался тягач, тащивший за собой сразу десяток вагонов.
Леткор опустился на поле за стенами города. Помимо него там стояло два больших, метров по пятьдесят каждый, тяжелых транспортника, на фоне
