СД. Том 17 (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой"
От его секущего удара сорвался силуэт плывущего по ветрам Кецаля, унесшегося куда-то к горизонту. Кань Дуну действительно пришлось разорвать связь с техникой, почти уничтожившей Лэтэи и сойтись в ближнем бою с простым смертным.
Простым смертным, который не уступал ему – пусть и раненному, но Бессмертному, в скорости и силе ударов.
Хаджар, пригнувшись под копьем-клинком, подсек противника по ногам, а затем, ударив еще падающего плечом и оттолкнув от себя, выстрелил мечом в стремительном выпаде.
Находясь в воздухе, Кань Дун выставил перед собой древко, ощущая, что по оружию пришелся удар достойный слуги Дома Ярости Клинков.
– Да что за…
Отлетая едва не на километр, он затормозил в воздухе своей волей и энергией, после чего оттолкнулся от разрушающегося пространства и уже сам полетел в выпаде. Его окутывали речные потоки, представая в образе распускавшихся цветов.
– Умри! – закричал он то ли от гнева, то ли от… страха.
Хаджар же, будто какой-то не свой… потусторонний, стоял прямо. Заложив меч за спину, он не принимал никаких боевых стоек. Его одежды трепались на ветру, а волосы развевались белоснежной метелью.
Когда удар Кань Дуна уже почти его настиг, он внезапно развернулся на пятках и, сгибая руку в локте, нанес мощный удар по древку копья.
Вся мощь удара, представ в образе реки, заполненной лотосами, унеслась в небо, а Кань Дун с неверием смотрел на небольшую трещину, разошедшуюся по его оружию в месте удара.
Закричав что-то на родном языке, он высвободил оставшиеся золотые сферы. Те на этот раз приняли очертания широких кувшинок и оттолкнули Лэтэю с Хадажаром на самый край лестницы – на тот остров, где застыла погибающая от душевных ран Эйте.
– Я не знаю, откуда вы взяли эту силу, – Кань Дун выпрямился и взялся за оружие двумя руками. – но я лучше отдам сокровище бездне, чем сам отправлюсь туда же.
С этими словами он высвободил всю энергию и силу, какие только мог собрать в таком состоянии.
Глава 1535
На Хаджара с Лэтэей сперва обрушился ураган энергий, вновь заставив их использовать свои защитные техники. Каждая из которых была усилена той странной силой, что струилась к ним сквозь разбитые оковы реальности. Сквозь прошлое и настоящее. Чужая и, одновременно с этим, такая своя.
Птица Кецаль, в полный размер, немногим уступая в нем Первобытному Богу, оглашая окрестности пронзительным “Кья” расправила крылья перед штормом силы и энергии бессмертного.
И ни одного дракона не танцевало на её перьях — вместо этого там зажглись звезды. Такие яркие, что можно было подумать, будто крылья птицы — само ночное небо и все его прекрасные сады.
Но это было лишь эхо от техники Кань Дуна, а не сама техника. Его копье-клинок пылало от проводимого сквозь него могущества. Трескались доспехи на теле бессмертной обезьяны, а из ноздрей и глаз падали капли крови.
Его лучшая убийственная техника, даже в своем лучшем состоянии он должен был использовать алхимию, чтобы без вреда для себя претворить её в жизнь. Теперь же…
Он закинул в рот пригоршню пилюль стоимостью больше, чем за целый век смогли бы собрать все семьи Чужих Земель вместе взятые.
Но даже так – ему пришлось словами помочь своему разуму направить энергию в нужное тело.
— Цветение Тысячи! – воскликнул он, визуализируя технику.
И одновременно с этим дрожащее и все быстрее осыпающейся пространство вдруг превратилось в огромную реку. Энергия речной воды заполнила пространство, сковав намертво и птицу Кецаль и Звезды на её перьях. Хаджар с Лэтэей не могли даже пошевелиться.
Будто… будто Кань Дун переделал, пусть и на краткое мгновение, реальность под себя. Создал её заново или, быть может, поместил внутрь другую – сродни аномалии. И эта бесконечная полноводная река вспыхнула тысячей бутонов лотоса.
Каждый из них раскрывался лепестками режущих и колющих ударов. И каждый из них был способен отправить к праотцам не только Небесного Императора, но и смертельно ранить Бессмертного.
Именно благодаря этой технике Кань Дун не боялся ввязываться в битву даже с Бессмертными восьмой ступени Божественного Воителя. Именно её он получил благодаря тем тысячам лет заточения в другой аномалии.
Птица Кецаль в её звездной броне еще сопротивлялась бесчисленному множеству лепестков, но силу ограничивала река. Идеальная техника, заключавшая в себе одновременно и неумолимый натиск, и глухой партер, в котором врагу нет места для маневра.
– Передайте моему клану, – прозвучал позади легкий шепот. — что я умерла достойно.
Эйте Лецкет, надламывая выточенную из дерева лодку, вдруг превратилась во вспышку света. Широко раскрыв свои когтистые объятья, она обхватила Кань Дуна. И, что-то прошептав ему на ухо, вместе с бессмертной обезьяной прыгнула в сторону разрыва пространства за их спиной.
Бессмертный что-то кричал и пытался вырваться, но его погубила его же собственная техника. Разорвав с ней связь, он пострадал точно так же, как Хаджар после Звездной Вспышки. Лишь мгновение ступора, пока не восстановиться энергетическое тело — вот и все, что требовалось Эйте.
И она этим воспользовалась.
Острые осколки пространства и самой реальности, едва касаясь гранями тел смертной и бессмертного, превратили их в ничто. Не осталось даже пыли расколотых источников энергии.
Бескрайняя река обмелела и исчезла, а сверкавшие в небесах лотосы – зачахли.
Хаджар с Лэтэей, без сил, опустив оружие, стояли на последнем каменном островке. Они смотрели на то, как каким-то сказочным дождем на них осыпался небольшой мир, ставшей могилой для столь многих адептов.
– Она была красива? — вдруг спросила Лэтэя.
Хаджар промолчал.
Он никогда не знал, насколько красива Аркемейя. Потому что для него во всем мире… во всех мирах была лишь одна единственная женщина. Как можно её описать таким простым словом?
— Она еще жива?
Хаджар только кивнул.
– Тогда я помогу тебе её спасти.
— Это будет очень опасно.
– Я знаю.
– Нам придется сразиться не только с бессмертными, но и, возможно, духами, демонами и даже богами.
— А как же иначе.
- Скорее всего я умру… и все те, кто пойдут со мной – тоже.
– Разумеется.
– Тогда… почему?
Лэтэя вспомнила глаза Эйте. Два пустых, холодных, бездонных колодца. А затем представила такие же на лице Хаджара.
– Потому что это то, как поступают друзья.
Хаджар посмотрел в глаза Лэтэи. Честные и искренние. Она действительно собиралась пойти с ним до самого конца – хоть против всего Седьмого Неба.
Впервые, за долгие годы, уста Хаджара тронула теплая улыбка.
И следующие его слова утонули в вихре разбившейся на куски аномалии.
– Вы бы действительно подружились…
Раскинув руки в стороны, Хаджар лежал на холодной земле. Он смотрел на то, как в небе плыли кудрявые кучевые облака. Некоторые были похожи на зверей, другие – на птиц. Несколько даже напоминали собой горы.
Дул прохладный, восточный ветер. Он обещал с собой скорую осень и холода.
Лето постепенно отступало, расчищая путь для вступавшей в свои права зимы.
Хаджар дышал. Тяжело. Прерывисто. Он пытался удержать в сознании то чувство, что открылось ему в момент, когда разрушалась аномалия. То ощущение, будто он встретил самого себя. Только более целостного. Более… правильного.
Но не смог.
Чувство, столь же быстро, как появилось – так же и исчезло.
– Проклятье, – тихо произнес Хаджар.
– У тебя тоже не получилось? – спросила лежащая рядом Лэтэя.
С неба падали капли. Тяжелые, теплые капли. Алые.
Рядом поднимались холмы из плоти. Кто знает, зачем Кань Дун искал то, что искал, и как много лжи прозвучало в его словах, но об одном он не солгал.
Время в аномалии действительно шло иначе. Хаджар и Лэтэя успели вернуться еще до того, как утих фонтан крови из разорванной плоти Пожирающего Облака Мула.
