Олег Петухов - Пост-Москва
Мясокомбинат — огромное предприятие. На его территории рядами стоят ангары. Кот пробирается в один из них. Внутри стоят шеренги гастов, уходящие куда-то вдаль из поля его зрения. Терракотовая армия императора биг смаков и наггетсов, ждущая своего сигнала боевого рожка, полностью укомплектованная оружием и амуницией, но еще не активированная. Бесконечные, кажется, ряды солдат с мертвыми глазами.
Иван снимает гарнитуру виртуальной реальности и протягивает ее Даше:
— Посмотри. Там их миллион, не меньше.
Даша надевает гарнитуру, молчит. Потом снимает ее:
— Срочно доложи отцу, — говорит она изменившимся голосом.
Иван зовет Фиделя:
— Фидель, у нас тут проблема. «Миротворцы» изготовили армию оккупации. Миллионная, не меньше, квантунская группировка вторжения, только в Подмосковье. И странно, что мы еще живы.
Фидель только что закончил телефонный разговор, разговор на повышенных тонах.
— Мы летим в Кремль, — объявляет он. — Кто из вас умеет пилотировать вертолет, кстати?
5
— Я полечу с тобой, — заявляет Ксения.
— Ты мне нужна здесь, — безапелляционно отвечает Фидель. — Ты мой ангел смерти, если забыла.
— Я твой ангел-хранитель, старичок.
— Девушка, у нас нет времени на споры.
— Ну, так и не спорь с девушкой, сразу плачь.
Фидель разводит руками, оглядывается в поисках моральной поддержки, но все воротят морды, будто их чужие семейные разборки не касаются. Он делает недовольное лицо, но больше не спорит. Вместо этого он спрашивает Кузю:
— Что там с нашим хакером? С хакером-самоучкой?
— Все нормально, папаша. Он сказал, что работать с нашими улитками — это кайф. Он дал им один свой ништяк — голубой лед называется. Это вирусняк, и он сожрет любую защиту, как медоед пчелиный улей.
— А что говорят сами улитки?
— Они в шоке. Трещат, что это невозможно. Но вот, первый уровень сдулся, и второй вслед за ним пошел по ...изде.
— Это действительно так? — спрашивает Фидель Ивана.
— Да. И главное, непонятно, как все это работает. Программулина, написанная на коленке торчком, вскрывает алгоритмы управления защищенной сети на раз-два-три.
— Эй, он не торчок! — встревает Кузя. — По тяжелым он пасс.
— Все вы так говорите, — замечает Иван. И к Фиделю:
— Тебе все еще нужен пилот вертолета?
— Больше, чем когда бы то ни было.
— Я в твоем распоряжении, мой тесть.
Даша вскидывается:
— Ого! Да вы тут без меня уже породнились.
— Молчи, женщина! — заявляет Фидель. — Тут мужчины разговаривают за жизнь.
— Кто-то из мужчин сильно рас...зделся, — Ксения блеснула лезвиями из ладони, или что это там у нее. — Молодые должны хорошо узнать друг друга перед таким ответственным шагом. Как узы Гименея.
— Не знал, что ты так осведомлена в греческой мифологии, — Фидель включает заднюю. — Впрочем, ты права, как обычно. Ваня, ты можешь пилотировать вертолет, даже если в нем будет сама Ксюша?
— Да легко. Я в свое время разрабатывал симулятор с вертолетами. И ты не знаешь, наверное, но в современных машинах есть автопилот. Забиваешь координаты посадки — и наслаждаешься видами из иллюминаторов.
— «Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…» — затягивает нечто, напоминающее песню, Николай.
Все тут же уставились на него. Ибо это было впервые на памяти поколения.
— Вам тут всем башку срубило, — подытоживает Эдвард. — Шуруйте уже поскорее и принесите нам на блюдечке Революцию.
На экране дисплея с диагональю под три метра видна площадь перед зданием лаборатории, где тысячи гастов кладут земные поклоны, повязав на головы белые ленточки.
6
Они зашли в подъезд перед самым рассветом. Там был домофон и электронный замок, но выстрел из обреза открыл им дверь. Дворник из местных гастов назвал им номер квартиры, где можно найти все. Не деньги, деньги их не интересуют. Там жизнь, там страх, там их ждут женщины от тридцати пяти до пяти лет.
Они идут уверенно и целеустремленно. Потом, знают они, весь этот подъезд станет их собственностью. Они гасты с оружием. Они знают, что такое опасность, риск и победа. Весь район погружен в липкий, беспомощный страх. Обычный жилой микрорайон.
Они не знали только, что в этой квартире жил человек, не понаслышке знавший, что такое война и смерть. И когда он открывал дверь на предутренний звонок, в руках он держал дробовик двенадцатого калибра, заряженный картечью.
Первый выстрел снес пол башки гасту, звонившему в дверной звонок, второй раздробил ребра тому, кто стоял рядом. После этого мужчина захлопнул дверь и перезарядил ружье. Его руки не тряслись, он был спокоен.
Гасты присели, не ожидая такого поворота событий. Их оставалось еще не меньше пяти. Среди них, присевших от звуков выстрелов, разбилась бутылка, брошенная с верхнего пролета лестницы. Когда-то это простейшее средство обороны называлось «коктейлем Молотова». Бензин под их ногами разлился и вспыхнул. Крайний попытался отступить по лестнице, но его встретили бейсбольные биты и размозжили ему череп. Еще трое гастов метались по лестничной площадке, объятые пламенем. Дверь в квартиру, куда они так стремились, снова открылась, и два заряда картечи уложили тех, кто меньше всего пострадал от огня.
Единственного оставшегося в живых гаста вывели наружу жильцы из подъезда и повесили во дворе на детских качелях. Вверх ногами. На бельевой веревке. Но хозяин квартиры с охотничьим ружьем милосердно прострелил ему печень зарядом свинцовой картечи. А дворник-гаст, выдавший адрес для легкой наживы бандитам, был убит выстрелом в сердце в своем подвале.
7
Где кончается игра, и начинается реальная жизнь? Человек включает компьютер, входит в сеть, кого или что он там встречает — живых людей, маски, играющие роли, неизвестные сущности, инопланетный разум? Если люди только мыслящие субъекты, как утверждал Декарт, то сервера того же гугла несомненно обладают признаками интеллектуальной деятельности, а уж любой персонаж сетевой игры для тебя столь же реален, как твой сосед по лестничной клетке, даже в тот момент, когда ты отходишь от компьютера, он продолжает участвовать в событиях виртуального мира. Впрочем, в этом нет ничего необычного. В так называемой реальной жизни ты ведь тоже можешь заснуть, отвлечься на размышления, страхи или мечтания, или принять слишком большую дозу алкоголя, чтобы кусок действительности вдруг приобрел для тебя фантасмагорические очертания
Если реальность, как думают многие, характеризуется эмоцией, что может быть эмоциональнее игры, погруженности в заведомо выдуманные ситуации, подчинение нелепым правилам и законам игрового мира, подчинение, освобождающее первичные инстинкты, но не ставящее под сомнение твое право выйти из игры в любой момент? Но и с этой точки зрения игра даст сто очков так называемой реальности, где правила зачастую гораздо нелепее и абсурднее всего того, что может сочинить сценарист игровой вселенной. Реальность есть не что иное, как открытая совокупность языковых игр, если не ошибаюсь, такой точки зрения придерживался Витгенштейн, пройдя через гомосексуальные увлечения юности и ранний логический позитивизм мира как совокупности логических фактов.
Сегодня, я ни минуты не сомневаюсь в этом, Витгенштейн пришел бы к выводу, что Вселенная есть совокупность сетевых игр. И не надо развивать аналогию, трактуя физический мир как сверхмощный компьютер. Аналогии слишком часто заводят на кривые пути, чтобы мы могли безответственно к ним относиться.
Кто-то из греков, а я уверен, что это был Парменид, сказал, что человек есть мера всех вещей, существующих в том, что они существуют, несуществующих — что они не существуют. Это слишком глубокая мысль, чтобы бросаться такими фразами в переполненном баре в субботний вечер. И тем не менее, если избегать сомнительных обобщений типа «Вы все — только плод моего воображения», подкрепляемых крепким словцом, мысль этого грека не просто понятна, но прозрачна и даже самоочевидна. И когда ты протягиваешь бармену какую-то бумажку с цифрами, а он не только не смеется тебе в лицо, но наливает абсолютно реальную водку, хоть и не того качества, как было заявлено, и ты чувствуешь, как этанол превращает еще один одинокий вечер в некое подобие праздника, ты же должен понимать правоту Парменида, нет, приятель?
8
Пока Иван заводит двигатель вертолета и разбирается с системой управления, Фидель, будто вспомнив что-то важное, подходит к гастам, припавшим к земле в своей молчаливой молитве к несуществующему богу.
— Пусть выйдет из вашей среды пророк, — говорит он без тени насмешки. — Пусть он станет передо мной.
