Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
Из глубин памяти возникли слова пророка Исайи:
Populus qui ambulabat in tenebris / Vidit lucem magnam. / Habitantibus in regione umbrae mortis / lux orta est eis.
Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет[30].
Те же слова, но не на латыни, а на иврите, вспомнились и молодому раввину.
«Но действительно ли в конце пути свет?» — спросил себя Самуэль.
Удар в спину оторвал его от мыслей.
― Эй, ты, бездарь! Держи спину прямо! Ты идешь сражаться, а не собирать картошку!
Самуэля толкнула незнакомая девушка-сержант из Бонолы.
Ее форма была самой безупречной из всех, что довелось увидеть, за исключением формы Крисмани. Металлические детали прямо-таки сверкали. Самуэль задумался, хорошо ли это.
― Давай догоняй своих! — крикнула девушка, указывая пистолетом в сторону света, до которого оставалось уже меньше километра.
Послышался свист и щелчок.
Голова девушки-сержанта взорвалась, и от нее разлетелось в стороны серое и красное. Самуэль почувствовал, как что-то теплое шлепнулось о его щеку там, где ее не закрывал противогаз.
Девушка пошатнулась, оглядываясь вокруг удивленными глазами. Потом повернулась вполоборота, и Самуэль увидел огромную дыру в ее шлеме — размером почти с кулак. Девушка рухнула на колени, а потом распласталась на снегу.
Свист, еще щелчок, и один из Альберти справа от Самуэля упал на бок, пораженный в висок.
Один из солдат Бонолы бросился вперед, призывая остальных подняться.
― Бегите зигзагами! Рассейтесь! Не останавливайтесь!
Он показывал на покрытый снегом опрокинутый остов автобуса, лежавший поперек дороги на правой стороне улицы на полпути до станции. Но в этих обстоятельствах до него было далеко, как до Луны. Бежать по свежему снегу значило проваливаться ногами больше, чем на полметра, и торчать из него, как мишень в тире.
― Рассейтесь! Рассейтесь!
Еще один выстрел, еще один солдат падает, как сбитая кегля.
― Бегите, бегите, черт побери!
Пять шагов — и кричавший солдат тоже падает с пробитым пулей горлом.
Дэниэлс в отчаянии оглянулся. Шедшие за ними солдаты начинали отступать назад.
Снайпер продолжал валить их, делая по выстрелу каждые тридцать секунд.
Он целился не торопясь. И каждый выстрел бил точно в цель.
С расстояния в восемь сотен метров — согласно расчету Ваганта, находившегося во главе второго штурмового отряда, — это было трудно, но не невозможно.
При первых же выстрелах он упал на землю. В отчаянии он искал глазами Даниэлу, но девушку нигде не было видно. Вагант мог только надеяться на то, что она не была в авангарде.
Положение было хуже некуда.
Всего один снайпер.
Но слишком долгий переход без прикрытия.
Одного за другим он может убить их всех.
Некоторые пытались открыть ответный огонь, но дальнобойность их оружия была вдвое меньше, чем у снайпера. Они могли только шуметь, больше ничего.
Вагант в бессилии смотрел на происходящее.
Какой-то идиот из передового отряда приказал людям продолжать наступление вместо того, чтобы упасть на землю и стараться замаскироваться в снегу. И у них не было радиосвязи, при помощи которой Вагант мог бы отменить этот глупый, самоубийственный приказ.
Он искал способ спасти их или хотя бы уменьшить потери.
Впереди лежал перевернутый автобус, который мог послужить укрытием.
Но до него еще нужно было добраться. Он был чудовищно далеко.
Еще выстрел.
Еще.
На глазах у Ваганта погибли еще двое солдат.
Он прокусил губу до крови.
Что он должен был сделать?
Что он мог сделать?
Самуэль поднял голову из снега.
Как и Дэниэлс, он инстинктивно не подчинился приказу солдат и остался лежать на земле. Он видел, как они падали один за другим в попытках добраться до автобуса. Все без толку. Глубокий снег затруднял движения, бежать было попросту невозможно.
Снайпер убил бы их всех. Одного за другим. Выхода не было.
Как будто в подтверждение этой мысли выстрел повалил еще одного солдата.
И тогда раввин решил осуществить свой план. Каким бы безнадежным он ни был, это их последний шанс.
Самуэль молча молил Бога дать ему сил.
Трясясь как лист, он поднялся на ноги. Потом повернулся назад, к своим людям, широко разведя руки.
Он знал, что представляет собой очень соблазнительную мишень.
Но театральность этого жеста была необходима.
― Братья! — прокричал он. И взмолился про себя: «Господь Израиля, помоги мне!»
― Братья! Господь даровал нам этот день, чтобы он стал днем нашей победы! Из тьмы мы выйдем к свету! Господь, отдавший в руки Израиля филистимлян, амаликитян и амореев, поможет нам и сегодня.
Самуэль несколько раз закрыл и открыл глаза, тяжело дыша. У него кружилась голова. Но мысли оставались невероятно ясными. Он еще шире раскинул руки. Теперь его ладони были направлены на небо. Под защитной формой грудь тяжело вздымалась, шурша синтетической тканью.
Самуэля охватила бессознательная радость.
Он оглядел напуганных солдат, лежавших в снегу. Мотнув головой, со смехом прокричал:
― Не бойтесь!
Лежавший в сотне метров от него Джон Дэниэлс смотрел на происходящее, не веря своим глазам. Он хотел было подбежать к раввину и остановить это безумие, но голос Алессии остановил его.
Послушай.
Всего одно слово. Но его было достаточно. Затаившись в снегу, Джон смотрел, как молодой раввин изображает пугало под прицелом снайпера.
В его сознании Алессия успокаивала его даже не словами, а каким-то первобытным шепотом, на языке до языка, состоявшем из универсальных смыслов.
Успокойся. Успокойся. Все будет хорошо. Его Бог с ним.
― Его Бог? — удивленно спросил Джон.
Но в тот же момент он понял. Бог, которого Самуэль призывал прийти им на помощь, был древним Богом чудес и справедливости.
Молодой раввин взметнул руки к небу. Казалось, время остановилось, сосредоточилось в этом мгновении.
Джон был уверен, что с секунды на секунду раздастся звук выстрела.
Но ничего не происходило.
Даже ветер утих. Снег перестал валить с неба.
Самуэль поднял голову. Сделал глубокий вдох. Затем начал говорить:
― Прошлой ночью я молился. Я молился долго.
Раввин произносил слова отчетливо, с долгими паузами, как будто желая, чтобы каждая фраза отпечаталась в сознании слушающих.
― Я молил Бога даровать нам победу. Я молился долго. Всем сердцем. Но Господь не ответил мне.
«Интересно, слышно ли эти слова со стен станции», — подумал Джон. После того, как снег прекратился, здание было хорошо видно.
Но он предпочел бы не видеть его.
На стенах крепости висели трупы.
Более того, в это самое время вооруженные люди на стенах и карнизах внушительной постройки тридцатых годов подвешивали новые тела. Безумное смешение старинной и современной архитектуры в стиле, который когда-то иронически называли ассиро-миланским. Здание, возведенное всего сто лет назад, казалось тысячелетним.
И то, что происходило сейчас, могло относиться к гораздо более древним временам.
Трупы, которые подвешивали на цепях, были маленькими.
Трупы детей.
Более того. Это были скелеты без мяса, как в чудовищной мясной лавке. От некоторых тел остались только голова и позвоночник.
Это было бесчеловечно.
Это зрелище должно было привести атакующих в отчаяние.
И оно сработало.
Стон прошел по рядам Чинос и солдат из двух городов. Это был отчаянный вой смертельно раненного животного. Казалось, даже Альберти потрясены ужасным зрелищем.
Не поворачиваясь к стене, но словно зная каким-то образом, что там происходит, Самуэль прокричал сквозь слезы:
― Я молил Бога, но тщетно. Бог мне не ответил.
― Потому что Бога нет, придурок, — раздался крик со стен крепости.
Самуэль спокойно покачал головой. Потом снова обратился к своим людям:
― Этой ночью я тоже так подумал. Но несколько минут назад, пока я шел по этой долине смерти и враг торжествовал, мой Бог заговорил со мной!
― И что он тебе сказал? «Скоро увидимся»? — издевательски спросил тот же голос. Послышался безумный хор смеющихся и кричащих голосов. Самуэль медленно повернулся лицом к станции.
В воздухе вибрировала энергия. Солдаты чувствовали ее. Джон тоже чувствовал эту силу, мощную и безудержную. Он с удивлением увидел, что волосы раввина поднялись, как будто в электрическом поле.
