Артем Мичурин - Умри стоя
«Думаешь, они сдохнут от твоей наглости?»
– Пусть охереют от такой наглости.
Глеб нахмурился, припоминая, не озвучил ли свою мысль, случайно.
За поворотом стали видны сторожевые вышки с направленными на дорогу прожекторами. Как только отряд попал в световое пятно, искаженный громкоговорителем голос прокричал на чистом русском:
– Стой! Кто идет?!
«Неужели сам Уваров стоит в наряде?» – подумал Глеб.
– Я сказал – стой!!! Кто такие?!
– Спокойно и уверенно, – напомнил Грубер, продолжая шагать как ни в чем не бывало.
– Еще шаг, и будем стрелять!!!
– По моей команде.
– Вы что, блядь, оглохли?!
– Огонь.
«Фениксы» Палачей, проснувшись, выдохнули в морозный воздух четыре языка пламени. Первой жертвой пали прожектора. Со сторожевых вышек Лазо ударили два пулемета, но быстро затихли, когда линии трассеров перерезали гнезда. Внизу замелькали вспышки коротких очередей, служащих ориентирами для «Фениксов», безошибочно тушащих одну за другой. Броня Палачей расцвела искрами, с дороги поднялось множество снежных брызг, но огонь ополченцев ни на секунду не замедлил продвижение «Скорого Суда».
Глеб шагал за спинами первой линии и лишь наблюдал, не желая без толку тратить боеприпасы на неподходящей для «Малыша» дистанции, пока на баррикаде не возник едва уловимый в зеленом спектре ночного видения след гранатометного выстрела. Система автозахвата немедленно поймала цель, и сноп картечи превратил смертоносный снаряд в облако дыма и снега в сорока метрах от отряда.
– Неплохо, – оценил Грубер и добавил: – Очень неплохо, – когда выпущенная «Малышом» очередь уничтожила на подлете термобарический заряд, ухнувший посреди дороги желто-красным огненным шаром. Со стоящих возле обочины елей сдуло снежные шапки, хвоя вспыхнула, словно порох.
– Система, отключить ЭнВэ, – скомандовал Глеб, когда разгорающийся пожар осветил дорогу не хуже солнечных лучей.
Баррикада становилась все ближе, а вспышки выстрелов на ней – все реже. Последние тридцать метров отряд, не меняя формации, прошел в полной тишине.
Подойдя к заваленному трупами укреплению, Грубер вырвал из земли арматуру, согнул ее на манер скобы, поднял одного из мертвецов и пригвоздил его к воротам.
– Вроде неплохо вышло? – поинтересовался он мнением сослуживцев, полоснув прибитый труп ножом по животу, от чего кишки вывалились наружу и повисли розовато-серыми веревками.
– Годится, – кивнул Палач с алым ястребом на броне, улыбнувшись.
– Вацлав, Стас, – позвал Грубер, – повесьте еще двоих, для симметрии.
– Есть, – в один голос отозвались Палачи с медвежьей головой и белым деревом, тут же приступив к исполнению приказа.
– Дитрих, остаешься охранять дорогу.
– Так точно, – процедил сквозь зубы явно не обрадованный таким распоряжением ястреб. – Всех подпускать, никого не упускать?
– Именно. Заскучаешь, укрась ворота. У тебя к этому талант. Все, хорош, – переключился Грубер на Вацлава и Стаса, увлекшихся освежеванием распятых покойников. – Идем в город.
Проходя через ворота, Глеб краем глаза заметил, что одно из «украшений» приколочено к табличке с названием населенного пункта, и лишь потом поймал себя на мысли, что без труда смог прочесть надпись «Лазо». Хотя курсы иностранных языков в программу обучения не входили. Считалось, что знание вражеского наречия не только бесполезно, но и вредно штурмовику. Штурмовик не разговаривает, штурмовик уничтожает. Но если по какому-то нелепому стечению обстоятельств появилась такая необходимость, он – носитель «великого и могучего», принудительно и весьма успешно насажденного по всей территории Союза – должен говорить с врагом только по-русски. Если враг не понимает – это проблемы врага. Полиглотство – удел задротов из разведки и контрразведки.
Городок имел всего две полноценные улицы, пересекающие его крестом. На этом перекрестке, согласно загруженному в бортовой компьютер плану, находилось здание муниципалитета, к которому и направился отряд Палачей, как к наиболее вероятному месту дислокации объекта.
– Скучновато тут, – констатировал Грубер, пробежавшись взглядом по безлюдной темной улице. – Неплохо бы добавить огоньку.
– Так точно, – отозвались Вацлав и Стас, меняя немаркированные магазины подствольных гранатометов на помеченные красным.
Подствольник Отто ухнул первым, посылая выстрел в окно ближайшего здания. Пробитое стекло вылетело наружу после раздавшегося хлопка и яркой вспышки. Из оконного проема повалил дым, по дороге заплясали тени от стремительно разгорающегося внутри дома пламени. Подствольники Вацлава и Стаса подхватили начинание, в завидном темпе рассылая зажигательные гранаты все новым и новым адресатам. Вскоре уже половина улицы была охвачена пожаром. Огонь жрал одно-двухэтажные бревенчатые в большинстве своем избы, как сухую солому, выгоняя их перепуганных обитателей на мороз.
– Схема четыре, – приказал Грубер.
Оба Палача молча кивнули и, разойдясь в разные стороны, исчезли за пылающими домами.
– Что за схема? – спросил Глеб, не на шутку раздраженный таким наплевательским отношением. – Я должен догадаться?
– Просто будь рядом, – ответил Грубер, срезав короткой очередью выскочившую из огня женщину в ночной рубашке. – И не забывай стрелять.
Справа и слева сквозь треск горящих бревен и крики охваченных паникой людей раздался рокот переведенных в режим прицельного огня «Фениксов». Палачи били редко и точно, экономя патроны, зная, что работы предстоит еще очень и очень много.
Пытающиеся спастись на задних дворах гражданские, попав под обстрел, бросились на улицу. И когда улица наполнилась мечущейся толпой…
– Черт, как же я это люблю, – усмехнулся Отто Грубер, переключая реостат «Феникса» на отметку «4000». Блок стволов, разогнанный электроприводом, засвистел, превратившись в сплошной сверкающий воронением цилиндр. – Обожаю, твою мать!
Непрерывная линия огня ударила в толпу и прошлась по ней слева направо, а потом обратно, оставляя за собой прошитые навылет, изорванные, истекающие кровью тела. Они падали, словно волосы под машинкой для стрижки. Абсолютно беззащитные, обреченные. Это не было похоже даже на казнь. Забой скота – вот что это напоминало. Массовый и варварский. Мужчины, женщины, старики и дети ложились под карбид-вольфрамовым мечом Палача, не понимая, за что они умирают и в чем их вина.
Лежащий на гашетке палец Глеба медленно сполз с нее, держащая картечницу рука опустилась.
– Жалкие ублюдки, – ухмыльнулся Грубер, оценивающе глядя на заваленную телами улицу. Вращающиеся вхолостую стволы «Феникса» остановились, окутанные облаком пара. – Мне нужен Александр Уваров! – развернулся Отто лицом и дульным срезом к живой половине улицы. – Выдайте его, и мы пощадим уцелевших! – Тишина. – Нет? Что ж… – Грубер сменил опустевший магазин подствольного гранатомета.
– Стойте!!! – на улицу, размахивая поднятыми руками, выскочил бородатый мужчина в валенках и накинутом поверх майки тулупе. – Стойте! Не надо! Я… я схожу за ним. Я знаю, где… Иди в дом! – рявкнул он на вылетевшую следом и повисшую у него на руке взлохмаченную женщину. – Дура! Пошла отсюда, я сказал! – Женщина, бросив взгляд на Палачей и устланную трупами дорогу, отпрянула, замерла на секунду в нерешительности и кинулась к двери. – Он придет, – заверил мужик дрожащим голосом, не переставая делать руками примирительные жесты, и засеменил в сторону муниципалитета. – Обязательно!
– Пусть, – остановил Грубер поднявшего пулемет Вацлава.
– Он говорил по-русски, – обратил внимание Глеб.
– Коллаборационист, – пояснил Отто, двинувшись вслед за посыльным. – Их больше, чем тебе кажется.
– Настолько много, – кивнул Глеб на вывеску «Магазин», – что для них аж целый городок на Аляске отвели?
– Не удивлюсь, – пожал плечами Грубер. – Люди в массе своей – говно.
– Это же гражданские. Какой им смысл?
– Да мне плевать. Они уже не жильцы.
– А как же «пощадим уцелевших»?
– Уцелеют – пощадим.
Доброволец-переговорщик тем временем скрылся в муниципалитете – трехэтажном кирпичном здании с неким подобием колонн на фасаде и очень удачном с точки зрения обороны расположением узких невысоких окон-бойниц.
– Ждать, – остановился, подняв руку, Грубер. – Если выйдет не один, валим остальных по моей команде.
В окнах замелькали фигуры.
– Стас, берешь третий этаж. Вацлав – второй. Глен, помогаешь с сопровождением.
Но Уваров вышел один. Высокий поджарый старик лет шестидесяти, в зимнем мундире без знаков различия и с непокрытой седой головой, испещренной шрамами, будто ее обладатель встретил шестидесятый день рождения не в штабном кабинете, а в траншеях под артобстрелом.
– Я – генерал Уваров, – представился он, подойдя к Груберу почти вплотную.
