Борис Громов - Насмерть

— Суки-и-и! — Володя в отчаянье зажмурил глаза и ткнулся лбом в холодный бетон стены. — Да откуда ж вы повыползали-то на мою голову?!

Да уж, еще полгода назад скажи ему кто, что видел бредуна южнее Камышина, Володя сам бы такому фантазеру в лицо рассмеялся. Действительно, бредуны, конечно, больные на всю голову, если по зараженным пустошам даже без дозиметров шарятся, но не настолько у них радиация еще мозги разъела, чтобы с пограничниками бодаться. Нет, набеги бредунов и «уродов» периодически случались, ну так они в набег меньше чем парой-тройкой сотен и не ходили никогда… Но чтобы вот так внаглую, ватага в два десятка этих мразей радиоактивных в сотне километров от Волгограда за ходоком охоту устраивала… Такого на памяти Володи еще не бывало. Из-за войны всё. На юге снова турки голову подняли. Вот и сняли с границы почти всех. Только Бригада в Иловле и осталась, да только Бригада — это не пограничники. Они облав на бредунов в степи устраивать не будут, у них задачи всю жизнь другие были. Вот и распоясались бандиты.

В стену снова ударили пули. Володя тряхнул головой и поудобнее перехватил автомат. Нужно хоть пугануть напоследок гадов. Отойдя в глубь подвала (Рыжий всегда учил его, тогда еще малька совсем, что высовываться в таких случаях — та еще дурость, из глубины помещения стрелять нужно), ходок внимательно оглядел улицу сквозь пролом. Есть! Вдоль стены дома напротив метнулось перебежкой тело, завернутое в длинную, напоминающую плащ обтрепанную хламиду с глубоким капюшоном. На тебе, сволочь! Короткая очередь, толчок приклада в плечо. Бредуна впечатало в стену, и он медленно сполз по ней вниз, оставляя на бурых растрескавшихся кирпичах темно-красную отметину. Ну, вот, уже у вас всухую выиграть не получилось, твари. Как минимум один — один. «Боевая ничья», как любил говаривать Рыжий.

Бредуны ответили. Пролом затянуло тонкой кисеей красноватой кирпичной пыли, а прямо над ухом прожужжали злыми майскими жуками еще две влетевшие в пролом пули. Володя плашмя рухнул на пол и, подняв автомат над головой, не глядя несколько раз выпалил в дыру. Один черт — конец, сейчас подберутся вдоль стены сбоку и закатят гранату. А так — хоть попугать их, гадов, перед смертью.

На улице вдруг дурными голосами взвыли сразу несколько глоток, а потом басовито и солидно залязгал пулемет. Вот это ничего себе! Неужели помощь? Кто же это может быть? Патруль Бригады? Нет, маловероятно, они так далеко от Иловли не забираются. Может, эти, с юга? Месяца полтора назад приехали тут какие-то, народ говорил, чуть ли не с Терского Фронта. Наемники. Мол, в помощь, вместо «погранцов». Сам Володя их и в глаза не видел, они в Большой Ивановке встали, там, где раньше у пограничников передовой форпост был, а туда ему забредать последнее время не доводилось. Но те, кто видел, рассказывали, что мужики явно серьезные: на хороших машинах, при двух бэтээрах, оружия у них — что у дурака фантиков. Тут по зиме кино новое на кинопередвижке привозили, как раз про них, про терцев. Говорят — прямо вылитые, только еще круче, потому как настоящие. И, похоже, не врали. Воевали снаружи явно богато: гавкал короткими очередями пулемет, разноголосицей лязгали короткими очередями несколько автоматов, звонко, словно пастуший хлыст, хлопали винтовки. Потом грохнул взрыв, и все стихло.

— Эй, партизан аджимушкайский, алле, ты там живой? — донесся снаружи насмешливый голос.

— Живой, — отозвался ходок.

— Ну, так вылезай, хоть поглядим, стоило ли ради тебя патроны тратить.

Делать нечего, кое-как отряхнув с превратившегося в лохмотья кожаного плаща вонючую грязь, Володя поправил на шее старенький шемах[6] и снова полез в пролом, теперь уже в обратном направлении. Выбравшись, он стал подниматься с четверенек, щурясь от слишком яркого, после подвального полумрака, солнца, да так и замер с открытым ртом. Да уж, только ради картины, открывшейся его глазам, стоило в этот переплет с бредунами попасть.

Прямо посреди засыпанной пылью и разным сором улицы, метрах в тридцати друг от друга стояли две… Два… Назвать это «машиной» как-то не получалось. Нечто, явно имевшее в далеких предках армейский УАЗ, вот только задранное чуть не на полметра выше, чем обычно, попирающее давно растрескавшийся асфальт рубчатыми протекторами колес, украшенное дополнительными дугами безопасности, да еще и с пулеметом на турели, смотрелось откровенно угрожающе. Стоявший прямо перед Володей бугай очень органично вписывался в «пейзаж с машинками»: высоченный, не ниже двух метров, широкий, словно шифоньер, одетый в слегка вытертую и выгоревшую на солнце «горку» и «подвесную»,[7] плотно набитую магазинами и гранатами. В кобуре на бедре — «стечкин», на ремне поперек груди — вообще непонятно что. Вроде как «калаш», если по ствольной коробке, мушке и дульному тормозу судить, но при этом с каким-то чудным прикладом, похожим на приклады турецких винтовок с агитплакатов, странным, покрытым какими-то рубчатыми «рельсами» и прикрепленной снизу дополнительной рукоятью цевьем, и с явно дорогой, навороченной оптикой. А вместо магазина — «бубен» от РПК на семьдесят пять патронов. Полный звиздец!!!

— Эй, малец, ты, часом, помереть со страху не собираешься? — громила поправил лихо сидевшую на голове черную косынку и задорно подмигнул.

Володя молча отрицательно замотал головой.

— Ну, и правильно, — широко улыбнулся амбал. — Раз помирать не будешь, давай тогда знакомиться.

— Владимир Стельмашок, ходок, — представился Володя.

Громила обернулся к машине и крикнул кому-то, сидящему на переднем пассажирском сиденье:

— Курсант, свяжись с местными, пусть подтвердят личность!

— Лады! — донеслось оттуда.

Пока таинственный Курсант что-то бормотал в рацию, Володя смирно стоял, закинув на плечо автомат, а бугай разглядывал его, весело щуря свои карие, чуть раскосые глаза.

— Прозвище у тебя какое, ходок? — снова донеслось из УАЗа.

— Малек.

— Все нормально, командир, и прозвище совпало, и по описанию — похож.

— Ну, что ж, Вова, будем знакомы, — великан в черной косынке снова подмигнул и протянул устрашающих размеров ладонь. — Михаил Тюкалов, позывной — Чужой. Значит, говоришь, ходок?

— Угу, — мотнул головой Володя и снова поймал на себе веселый и немного скептический взгляд.

— А не слишком ты, друг, молод… — начал было представившийся Михаилом амбал, но вдруг резко осекся и, несколько секунд помолчав, вдруг выдал:

— Понял тебя, Коваль, тогда возвращайся, собираем трофеи и — на базу.

«Он что, контуженный что ли?» — мелькнула в Володиной голове испуганная мысль. А что, если на голову ушибленный и заговариваться начал, так сейчас пальнет из своего понтового автомата, и все, поминай как звали… И лишь через секунду ходок сообразил, что сказано это все было вовсе не ему. Он разглядел торчащий в ухе Михаила маленький наушник с уходящим от него куда-то за плечо витым проводочком. Вот это да! Точно, крутые до безобразия, какое уж там кино. Про такие вот примочки к радиостанциям он только от Рыжего да его друзей слышал, когда они, немного выпив, начинали прошлые, еще довоенные времена вспоминать. Правда, вживую увидал впервые, ни у «погранцов», ни в Бригаде таких игрушек ни у кого не было.