Артем Каменистый - Горечь пепла

Начали спускаться, и Драмиррес негромко, так, что услышать его смогли лишь ближайшие ребята, произнес:

– Одному мне кажется, что сэр Файеррис чересчур много болтает?

В тот же момент от головы колоны донеслось:

– Ты! Остряк! Имя!

Тот даже не дернулся, сделав вид, что ничего не произносил.

– Драмиррес! Ко мне! – прозвучало через несколько мгновений.

– Да как же он узнал?.. – пробурчал черноволосый и, расталкивая остановившихся товарищей по несчастью, направился вперед.

Сэр Файеррис дожидался его, приняв любимую позу – ладони на рукоятях, слегу ради этого вертикально воткнул в податливый торф. Чтобы добраться до воина церкви, Драмирресу пришлось пройти по широкой мелкой луже, на середине этого участка пути его остановил окрик:

– Стоять! Как ты сказал?! Я слишком много болтаю?! В таком случае буду немногословным! Двадцать отжиманий от земли! Стоять, тебе сказано, ни шага в сторону!

– Но тут вода! – опешил Драмиррес.

– Сорок отжиманий от земли!

Неслышно подошедший сзади воин, который до этого шагал за колонной, резко выдохнув, ударил Драмирреса кулаком чуть ниже лопаток и почти сразу ловко пнул под колено. Тот с плеском растянулся в луже во весь рост, а сэр Файеррис брезгливо повторил:

– Сорок отжиманий от земли! Бегом!

Драмиррес, осознав, что отжиматься придется именно столько и именно в этом неудобном месте, уперся ладонями, но тут же плюхнулся лицом в воду от сильной оплеухи по затылку, и голос подал ударивший воин:

– В школе рашмеров на ладошках отжимаются лишь бабы! Причем не все, а только целки! Если тебя это устраивает, можешь прямо сейчас стянуть штаны, и по приходе в цитадель тебе выдадут юбку и чулки! Впрочем, при таком покладистом характере целкой тебе долго ходить не придется, так что прямо сейчас начинай отжиматься на кулаках или выпрямленных пальцах! Вперед, сосунок!

То зарываясь в воду, то выбираясь из нее на выпрямляющихся руках, Драмиррес начал отжиматься. Не сказать, что делал это технично. Видно, что непривычно, тем более на кулаках, рыцарь церкви в свое время не делал акцент на этом простом упражнении, старался дать больше техники. Но товарищ старался, ни единого намека на сопротивление такому обращению не допускал. Сложно спорить в такой ситуации, сэр Файеррис явно не настроен смягчать наказание, а его цепной пес, который стоит над спиной, может пнуть по поводу и без, ничего ему за это не будет. Даже один на один Драмиррес против такого матерого верзилы ничего не сделает, а их тут двое, плюс сэр Файеррис и преподобный Примус, плюс ты и слова против сказать не можешь, это могут счесть попыткой бунта.

А уж если возразишь не словом, а делом, этот остров станет твоей могилой. У церковников с дисциплиной строго.

Да уж, здесь не то место, чтобы вслух высказывать свое мнение о личных качествах руководства.

Сорок отжиманий Драмиррес не потянул. Остановился на вытянутых руках, взяв передышку. И тут же свалился от очередного пинка, на затылок легла грубая рука, надавила, удерживая лицо под водой. Но уши находились чуть выше ее уровня и все прекрасно слышали.

– Отжиматься до конца! До отказа мышц! До треска костей! Упасть и ждать, когда вернутся силы! Отжиматься снова и снова!

Бедолага, пуская пузыри, развернул голову, как только давящая рука поднялась. Жадно с всхлипами задышал, а сэр Файеррис равнодушно добавил к кричащему монологу своего подчиненного:

– Не задерживай нас, Драмиррес. За все в этой жизни надо платить, в том числе и за глупые слова. Ты покрасовался перед девчонками, теперь развязывай кошелек. Твоя плата – сорок отжиманий. Не жульничай, здесь такое не любят. Плати.

Драмирресу пришлось отдыхать, лежа в холодной воде, полдюжины раз. Когда он встал, его пошатнуло. Вроде парень не выглядит хлипким, да и не из самых мелких, на вид лет девятнадцать, и в документах написано столько же, но это не такое уж серьезное испытание его заметно подкосило. В строй вернулся молча, опустив голову.

Сэр Файеррис, неспешно выдернув слегу, громко уточнил:

– Если еще кто-то хочет что-нибудь сказать по поводу моего обыкновения подробно разжевывать то, что очевидно для умных и великая тайна для прочих, то давайте, высказывайтесь. Ну же, смелее. Нет желающих? В таком случае продолжим путь.

– Трой! – выкрикнули в темный коридор.

Поднявшись со скамьи, на которой сидел вместе с остальными собратьями по несчастью, прошел к приоткрывшейся двери, потянул створку.

– Не забудь захлопнуть за собой, – попросили с порога.

Выполнил приказ, обернулся. В отличие от коридора, эта комната была хорошо освещена: один магический светляк порхал под сводчатым потолком, еще четыре пристроились в гнездах по углам. По мнению Троя – расточительная иллюминация. Она позволительна для людей высокого ранга, а здесь таких вроде бы нет. Два воина, какой-то прыщавый парень лет двадцати пяти с козлиной бородкой и многими другими деталями внешности, взятыми от этого не самого прекрасного животного. Ну и преподобный Примус – всего лишь монашествующий клирик не самого высокого ранга.

Хотя об этом можно судить лишь по скромной рясе, а одежда может обманывать.

Примус, кстати, впервые скинул капюшон, и, вопреки смутным подозрениям Троя, ничего страшного в его внешности не обнаружилось. Нормальная голова благообразного мужчины лет шестидесяти с благородной сединой, строгой прической, меланхоличным взглядом глаз, окруженных сеточкой тонких морщин.

Тепло улыбнувшись, преподобный спросил:

– Трой, как ты относишься к учению Церкви Святого Круга?

Тому ничего не осталось, как пожать плечами:

– Понятия не имею. Я ведь стертый.

– Но в сердце твоем не поднялась волна отвращения при моих словах?

– Да нет, вроде ничего не поднималось. Я спокойно отношусь к тому, что некоторые мои товарищи молятся. Но сам их в этом не поддерживаю.

– Ты полагаешь, что твоя вера стерта вместе с памятью?

– Нет.

– Поясни.

– С того самого дня, когда я очнулся в трюме, набитом трупами и пепельниками, у меня не возникало сложностей со многими вещами. Я лучше всех прочих разбирался во всем, что касалось корабельных дел. Прекрасно фехтовал легким оружием, хотя с тяжелым случались проблемы. То есть память у меня, может, и стерлась, но навыки не пропали. Думаю, что я не мог забыть молитвы, ведь это все равно что забыть, как ставить парус.

– Хочешь сказать, что до этого вообще не учил молитвы?

– Скорее всего – так. Никакого отклика в душе.

– Вообще ничего?

– Только смешное в голову лезет. Как-то странно видеть, что не самые глупые люди тратят время на всякие суеверия. Это точно не мое.