Ледащий - Анатолий Федорович Дроздов
Взяв автомат наизготовку, он заглянул в кабину. Та была пуста. Водитель или убежал, что вряд ли — проще было бы уехать, или присоединился к расчету батареи и сейчас лежал среди изломанных разрывом тел. Потом проверил кузов. Там нашлись боеприпасы в ящиках с немецкой маркировкой и форменные рюкзаки солдат. На крышках — прикрепленные на липучках фамилии владельцев — на немецком языке, естественно. Орднунг, понимаешь ли. Подумав, Николай забрался в кабину. Двигатель заводился кнопкой, Несвицкий нажал ее и с удовольствием послушал, как под капотом зарычал мотор, затем тронул с места грузовик.
Посадку он объехал и встал на поле перед сожженной батареей. Не глуша мотор, выбрался наружу и стал махать руками. У Владислава есть бинокль, пусть сначала разглядит, не то шмальнет из автомата. Из траншеи вылезла фигура и тоже помахала. Николай залез в кабину и покатил к товарищу.
— Где взял? — спросил напарник, когда Несвицкий, заглушив мотор, спустился на землю.
— За посадкой обнаружил. Стоял там никому ненужный. Вот я и захомячил.
— Что в кузове?
— Боеприпасы и вещи немцев. Посмотрим, что там?
— Давай! — ответил Гулый.
Николай стал сбрасывать на землю рюкзаки. Еще один нашелся в железном ящике в кабине. Ящик запирал замок. Николай свернул его найденной в кабине монтировкой и отнес рюкзак к другим. Стал высыпать их содержимое на землю. Стандартные наборы для солдат: мыло, полотенца, новое белье, носки в запаянных пакетах, сигареты, зажигалки, спиртное, шоколад… Из рюкзака, лежавшего в кабине, на землю высыпались деньги — запаянные в пленку пачки розовых, сиреневых, салатовых купюр.
— Ни хрена себе! — воскликнул Гулый, широко открыв глаза.
— Это что за деньги? — спросил Несвицкий.
— Не знаешь, что ли? — удивился Владислав. — Европейские экю.
— Вижу в первый раз, — признался Николай.
— Ну, ты даешь! — напарник взял в руки пачку салатового цвета. — Может где-нибудь в Сибири их не знают, но в наших банках с руками оторвут. Твердая валюта. Наш ефимок по сравнению с экю и рядом не стоял. Постоянно обесценивается.
— По какому курсу меняют? — спросил Несвицкий.
— Пять ефимков за экю.
— А сколько получает ополченец?
— Рядовой контрактник сто пятьдесят ефимков в месяц.
— На жизнь хватает?
— Едва, едва, — вздохнул напарник.
— Как поступим с деньгами?
— Ну… — Гулый опустил глаза. — В батальоне трофеи положено сдавать. Но ты доброволец, не в контракте. Тут правила просты: что с бою взято, то свято. Сам решай.
Николай задумался. Владислав смотрел все так же в землю, не выпуская пачку из руки.
— У погибших ополченцев остались семьи, так? — спросил Несвицкий.
— У всех, — кивнул напарник. — Жены, дети. У холостых — родители.
— Поступим так, — решил Несвицкий. — Деньги пересчитываем и поровну поделим на всех — по доле на живых и родне погибших ополченцев.
— Хорошо, — ответил Владислав, и голос его дрогнул.
— Займись, — сказал Несвицкий. — Я тут соберу себе.
Пока напарник раскладывал пачки по номиналу, при этом шевеля губами, Несвицкий подобрал себе белье, носки — из ненадеванных, конечно. В одном из рюкзаков нашлись спортивные штаны и джемпер с капюшоном. Николай прикинул на себе — сойдут. Забрал. Но самой ценной из находок оказались новенькие берцы — темно-коричневые, на толстой, с рубленным протектором подошвы. Размер, похоже, что его. Присев на землю, Николай переобулся и, встав, прошелся возле рюкзаков. Супер! Нигде не жало, подошва пружинила, лодыжка с голенью зафиксированы и защищены от травм.
— Полмиллиона, — раздался хриплый голос Гулого.
Несвицкий повернулся. Владислав смотрел квадратными глазами.
— Что?
— Тут полмиллиона экю.
— Сколько во взводе было человек? — спросил Несвицкий.
— Двадцать, если нас считать.
— Значит, делится легко. Сам посчитаешь или мне помочь?
— Бешенные деньги! — промолвил потрясенно Владислав. — За двадцать тысяч можно дом купить: хороший, с садом-огородом, погребом и летней кухней. За пять тысяч взять автомобиль — пусть не новый, но небольшим пробегом.
— Вот его и купишь.
— Есть у меня, — Гулый вдруг вздохнул. — Я просто так сказал. Вот что, Николай. Деньги положи к себе в рюкзак и никому о них не говори. Когда приедем в город, разберемся.
— Как скажешь, — Николай пожал плечами. — Так, может, и отправимся? Машина есть, дорогу ты покажешь.
— Нельзя! — ответил Гулый. — Опасно. Машина иностранная, висят чужие номера. На блокпосте задержат тут же, а могут обстрелять. Надо ждать своих.
— Пождем, — кивнул Несвицкий…
Грузовики приехали спустя часа четыре. Оба ополченца к тому времени рассортировали и сложили в кучи взятые трофеи. Николай перепоясался снятым с чернокнижника ремнем — с кобурой, конечно. В ней оказался незнакомый пистолет — какой-то «Штайер» (Steyr) с магазином на 14 патронов. Калибр — 9 миллиметров. Эргономическая рукоятка, отсутствует переключатель предохранителя. Заменяла его клавиша на спусковом крючке, а ход его весьма тугой. Ударно-спусковой механизм, похоже, что с довзводом. Николаю это не понравилось, но другого пистолета у немцев не нашлось. У штурмовиков — сплошь автоматы, возможно, пистолеты имелись у артиллеристов, но идти, смотреть на изувеченные трупы не было желания.
Свою «Гадюку» Николай почистил, набил патронами второй рюкзак. В первом, куда сложил деньги, места не хватило. Гулый тоже собрал себе трофеев, взяв из куч, что захотел. К слову, ополченец двигался довольно бодро — и не скажешь, что раненый.
За ними прибыли два грузовика, в них — трое хмурых ополченцев и водители. Они собрали тела убитых и погрузили в кузовы машин. Оружие и амуницию забросили в трофейный грузовик. Николай им помогал. Ополченцы забирали все трофеи. С трупов немцев сняли обувь, связав ее шнурками, чтобы не попутать пары. Подобрали минометы — за ними съездили на грузовике — там тоже ободрали трупы. Как понял Николай, с оружием и амуницией у ополченцев было напряженно. На кобуру его косились, мол, зачем такое пацану, но промолчали. А пусть бы и сказали! Несвицкий «Штайер» не отдаст. «Гадюку», может быть, придется сдать, но для начала разберется, как тут у них с оружием.
Провозились долго, и к городу подъехали уже
