Душекрад - Александр Зимовец
— Ну что ж, — сказал Герман, побарабанив по саквояжу пальцами. — Быть по сему. А с этой штукой что делать, сдать ли ее жандармам, или лучше дома оставить? Пожалуй, лучше отнести им ее, от греха подальше, да и дело с концом. Возьму с собой. Ладно, а сейчас, подай мне умыться, да пойду я на боковую. Ладно, шучу, сам пойду умоюсь.
Глава третья, в которой манкирование служебными обязанностями вознаграждается
В Московское жандармское управление, находившееся в обширном лабиринте из нескольких зданий на Мясницкой, Герман приехал чуть не целым часом раньше положенного срока, и не прогадал. Сидевшая при входе девица поискала отметку о нем в бумагах, не нашла, затем поискала еще раз, сходила за каким-то пожилым офицером, назвавшим девицу фефелой и растяпой. Тот еще раз уточнил, для чего Герман явился, и ответил, что Канцелярия испытаниями не занимается, кандидатов испытывают сами департаменты. А что в повестке указано явиться в Канцелярию — так это ошибка, должно быть.
Пришлось углубиться во дворы, поплутать по ним, найти, наконец, нужный вход, объяснить там юному подпоручику с тонкими усиками еще раз, зачем он явился, чтобы от него узнать, что испытание пройдет в департаменте кадров, до которого снова нужно добираться на своих двоих через целый квартал. Ничего удивительного: Корпус жандармов был большой разветвленной структурой, занимавшейся и подавлением революционных брожений, и охраной железных дорог, и контрразведкой, и наблюдением за тем, как применяется магия, и бог знает, чем еще.
Оказавшись уже в третьей приемной, Герман даже не удивился, когда ему заявили, что поскольку кандидат в письмоводители должен, главным образом, уметь хорошо писать и составлять бумаги, то проверять его должны, все-таки, в Канцелярии, и если там его одобрят, то тогда уж он пусть и является.
Весь этот анабасис занял у Германа более часа, на испытание он, по большому счету, уж опоздал, в строгом темном сюртуке на майском солнце было жарко, а бегая туда-сюда по двору Управления, он вспотел и запыхался, а главное зол был уже до последней степени. Твердо решил: если уж и в этот раз не добьется толку, плюнет да уйдет. Что он, мальчик им дался, что ли?
— Что я вам, мальчик дался, что ли⁈ — услышал он, подойдя к дверям Канцелярии, грозный голос с какими-то нечеловеческими рыкающими интонациями. — Мне срочно ехать, это государственное дело! Какого черта, где протоколист⁈
— Вы, Христофор Викентьич, успокойтесь! — ворковал слегка дрожащий голос уже знакомой Герману девицы. — Вы сядьте, посидите, мы сейчас протоколиста найдем. У нас все в разъездах, вы же понимаете, там допросы, здесь встречи, все государственные дела…
— А у меня что, не государственное? — рявкнул все тот же голос. — Я что, протоколиста ищу, чтоб в кабак с ним ехать⁈ У меня дело первейшей важности, а вы тут мне какую-то канитель развели! Небось, барону фон Корену не так бы вы отвечали, а раз я… а я, значит, для вас никто, собака в мундире! Да я сейчас начальству вашему…
В этот момент Герман решил, что подслушивать дальше под дверями, пожалуй, неучтиво, и, постучавшись, приоткрыл дверь. Он рассчитывал на то, что неизвестный рассерженный господин станет его союзником против бардака, творящегося в управлении.
Но войдя внутрь он обнаружил в знакомой уже приемной нависшего над столом девицы офицера в мундире жандармского штабс-ротмистра, высокого и широкоплечего, вот только голова его… Герман даже на секунду отшатнулся: голова штабс-ротмистра была собачья или даже скорее гиенья. Настоящий кинокефал, сиречь псоглавец, или, как сами они себя называют, гнолл. Из всех странных народов, с которыми человечество повстречалось после Сопряжения, гноллы были самым удаленным и необщительным. Пожалуй, на всю Российскую империю их не набралось бы и сотни (при том, что гномов, к примеру, в одной только Москве имелись тысячи). И надо же — один из них служит по жандармской части. Его-то, должно быть, батюшка и видал — едва ли сыщется второй такой же.
— Позволите? — спросил Герман, щелкнув каблуками.
— Это еще кто? — гавкнул штабс-ротмистр. — Сотрудник? Почему в штатском?
— Новый письмоводитель, — защебетала девица, — прибыл вот для испытания, да все никак не найдет свой департаменты. Вы что сюда опять явились? Вам к какому часу назначено?
Герман только раскрыл рот, чтобы возмутиться тем, что его снова хотят выпроводить, но штабс-ротмистр не дал ему и слова сказать, а только схватил за рукав.
— Вот и отлично! Я-то его и испытаю! — с этими словами он потащил опешившего Германа к дверям.
— Мой поклон Сергею Семеновичу, — бросил он в дверях через плечо девице, также не успевшей ничего возразить.
Во дворе ротмистра ждала пролетка с кучером, и едва они уселись, как тот тут же тронул и выехал на Мясницкую, повернув в сторону Садового.
— Карандаш, блокнот имеется? — спросил псоглавец, взглянув на Германа. По-русски он говорил на удивление чисто, несмотря на свою собачью пасть, разве что взрыкивал время от времени, но примерно такие же взрыкивания можно было услышать от многих офицеров, выслужившихся из нижних чинов.
Герман достал все необходимое из кармана сюртука.
— Отлично, — ротмистр кивнул и почесал нос. Пальцы у него были человеческие, только излишне волосатые. — Как протокол вести, тоже осведомлены?
Герман кивнул и стал сыпать цитатами о том, какие сведения должны содержаться в протоколе.
— Ну, ладно, ладно, — ротмистр замахал руками. — Верю. Значит, раз вы теперь за сотрудника, хоть и не в штате пока, но кого попало тоже не приглашают… как звать-то вас?
— Брагинский, Герман Сергеевич, — Герман с достоинством кивнул.
— Из дворян, стало быть? — уточнил ротмистр. — А я Трезорцев, Христофор Викентьич. На всякий случай — все шутки насчет своей фамилии я слышал еще в приюте для солдатских детей, где, собственно, ее и получил, так что вам, Герман Сергеевич, шутить их не советую.
Герман, услышав фамилию, действительно едва не улыбнулся, но вовремя понял, что Трезорцеву это, пожалуй, не понравится.
— Вот и ладно, — продолжил ротмистр. — Являюсь я временно исполняющим должность начальника отделения внешних воздействий в Департаменте контроля магии. Исполняю я должность временно, в связи с тем, что прежний начальник, барон фон Корен, от должности отставлен для проведения расследования. И долго не засижусь — таким, как я, в такие выси взлетать не положено. Так что скоро либо барон вернется, либо на его место назначат другого, а я стану снова столоначальником.
В голосе ротмистра прозвучала явная досада, хоть он и старался говорить ровно, бесстрастно.
— Департамент маленький, отделение еще меньше, — продолжил он. — Работы в Москве мало. Но вот сегодня работа нас с вами ждет, и работа, чую, серьезная. Прямо в своем кабинете убит бывший сенатор Вяземский, Константин Гаврилович.
— А почему вас вызвали? — Герман решил проявить компетентность. — Ведь убийство — дело сыскной полиции, а не Корпуса жандармов. Положим, сенатор — человек важный, но ваше отделение…
— Вот то-то и оно, — Трезорцев покачал покрытой шерстью головой. — Не знаю я, почему меня вызвали. Но раз вызвали, значит, дело связано с магией, причем с инородческой. Вы ведь дворянин. По части магии смыслите, стало быть?
— Никак нет, — ответил Герман, решивший пока держаться по-военному. — С детства как-то не довелось.
— Из беспоместных, значит, — Трезорцев кивнул. Кажется, в нем слегка поубавилось к Брагинскому враждебности. — Что ж, даже если б вы в ней и разбирались, это вряд ли бы вам сильно помогло на нашей службе. Той магией, что творят люди, занимается Отделение внутренних воздействий. Там служат люди не нам с вами чета, сплошь голубая кровь, потому что… ну, сами понимаете. Там нужен тонкий подход. «Главное при проведении следствия не выйти на самих себя!» — он криво усмехнулся. У нас попроще.
Герман кивнул. «Внутренние воздействия» — это магия, которую творят исключительно аристократы. Подобные преступления могут иметь такой эффект и затрагивать такие персоны, что
