Свет – Тьма - Елена С. Равинг
— Спала? — спросил он, заглядывая в глаза. — Опять всю ночь ерундой страдала?..
Я прекрасно понимала, как сейчас выглядела: заспанная, взъерошенная, с синяками под опухшими, воспалёнными глазами и, возможно, с пятном придавленной кожи на щеке, которое повторяло рисунок диванной обивки. Естественно, ему такая картина не понравилась, поэтому я поспешила отвернуться и спрятать лицо в распущенных волосах.
— И не говори! Обааалденно весёлые каникулы! — протянула я, пытаясь побороть неловкость и думая, как бы избежать лишних расспросов. — Сам-то как? Чаю хочешь? Или, может быть, кофе?
— Нет, не надо… — отказался он, слегка поглаживая меня по голове. — Малыш, нельзя так себя изводить…
— Как будто это я виновата?! — воскликнула я и кинулась в комнату.
Внутри мгновенно всё закипело, будто в вулкане, и накопившиеся эмоции потоками лавы вырвались наружу. Наверное, моя реакция того не стоила, но Ваня затронул больную тему, которую я не хотела сейчас обсуждать. За полгода всё это изрядно достало, так что держать себя в руках уже не было никаких сил.
— Хватит, сколько можно?! — крикнула я из зала. — Пью я эти чёртовы таблетки! И с Лазаревским уже разговаривала! Между прочим, он ничего серьёзного в моих симптомах не увидел!
Я остановилась возле окна и уставилась на улицу, пытаясь успокоиться. Мешала занавеска. Так хотелось её отдёрнуть, но я знала, что если расцеплю сложенные на груди руки, то обязательно что-нибудь порву или сломаю. Ту же занавеску, например. Поэтому я просто сделала несколько глубоких вдохов и осталась стоять, вытянувшись по струнке и не доверяя своему собственному телу.
Ваня тихо подошёл сзади. Аккуратно прикоснулся ко мне, словно к гранате, которая могла вот-вот взорваться. Потом так же осторожно приобнял за талию и потянул за собой.
— Извини, малыш. Не злись, — вкрадчиво произнёс он, усаживая меня на диван. — Просто ты мне небезразлична. Я очень за тебя беспокоюсь.
— Я просто устала… — проканючила я, уткнувшись головой в его грудь.
— Я знаю.
— И с мамой всё никак не ладно… — продолжала всхлипывать я.
— Знаю, Лиз, знаю. Она обязательно поправится.
— Ты тоже прости, что сорвалась. Я не хотела…
— Всё будет хорошо, малыш.
Ваня обнял меня, крепко прижав к себе, и гнев сразу как рукой сняло. Его сменило тягучее чувство грусти и безысходности, ведь я понимала, что не всё было так просто, как он говорил. Мне захотелось расплакаться. Укрыться в Ваниных объятиях от всех бед и не думать больше ни о чём на свете. Снова почувствовать себя маленькой, чтобы меня любили, защищали и оберегали от невзгод и разочарований. Я так от всего устала! От переживаний, недосыпа и бесконечных секретов, которыми ни с кем нельзя было поделиться. И Ваня был моей единственной радостью и поддержкой в этом кошмаре.
Наверное…
— Может, всё-таки будешь чай? — взяв себя в руки, предложила я снова.
Не хотелось окончательно при нём раскисать.
— Ммм, ну, давай! — улыбнулся Ваня, снова став беззаботным и весёлым. — По чаю-чаю-чаю и поедем!
— Угу, — угрюмо пробубнила я, отправляясь на кухню.
Как легко у него это получалось, просто поразительно!
Раз! И Ваня снова радовался жизни и смотрел на мир сквозь розовые очки. Раз! И он уже обо всём забыл, словно только что не было тяжёлого разговора и я не хотела разреветься в его рубашку. А почему бы и нет? Ведь с его жизнью всё было в порядке: мать не лежала в психушке, отец не ходил, раздавленный горем, а его самого каждую ночь не преследовали кошмары.
Хотя нет — я была неправа. Ваня тоже переживал, жалел меня и пытался помочь, но проникнуться до конца он всё-таки не мог. И никогда не сможет, пока сам не испытает что-либо подобное. Однако это было последнее наказание, которое я бы ему пожелала.
— Я люблю тебя, Лиза, — еле слышно добавил он мне во след, оторвав от злых мыслей.
— И я тебя…
Да что такое?!
Это ведь было правдой!
Мы так давно встречались, что, казалось, знакомы целую вечность. Так хорошо друг друга знали, что между нами не осталось ни тайн, ни недомолвок. Но меня всё равно словно что-то гложило изнутри…
Постоянно…
Вот и сейчас — Ваня проявлял заботу, а я злилась и пыталась найти изъяны в его поведении. Я прекрасно понимала, что это было жестоко и эгоистично, ведь без него я бы давно сдалась и опустила руки. Он был моей поддержкой и опорой: стержнем, который не давал мне сломаться, надёжным плечом, на которое всегда можно было опереться, стеной, за которой можно было укрыться от всех бурь и ветров. И я нуждалась в его заботе как в воздухе. Нуждалась в нём…
И только?
Где проходила грань между любовью и потребностью просто видеть человека рядом? И что было между нами, если не любовь? Привычка? Привязанность? Симбиоз? Как в природе, когда два организма настолько тесно и долго находились вместе и рядом друг с другом, что сливались в единое целое. А если их что-то разъединяло, то они погибали, потому что по-другому существовать не могли и не умели.
Или, может, у нас была зависимость друг от друга, как у наркоманов от химии?
Нет! Это не могла быть зависимость или болезнь! Я ведь его любила. Мне без него было плохо, я без него дышать не могла…
А жить?
Ведь некоторые избавлялись от зависимостей, оставляли прежнюю жизнь и учились выживать самостоятельно…
Могла ли я так?
Была ли я способна жить без него?
И что тогда представляла собой настоящая любовь? Кто её придумал, и зачем она вообще была нужна? Мы привыкли объяснять этим понятием все свои глупые, безрассудные и жестокие поступки, находить в ней утешение или возможность пострадать. Но, по сути, всё это являлось лишь сантиментами, биохимией и неконтролируемым выплеском гормонов. Так существовала ли любовь на самом деле или мы просто пытались найти для себя оправдания, лучшие условия, взаимную выгоду и компромисс? Что тянуло людей друг к другу, кроме полового влечения? Что позволяло не расставаться до старости? И что заставляло сводить счёты с жизнью из-за разлуки или потери? Ведь всегда можно было приспособиться, подстроиться и даже найти новую любовь со временем. Но нет, люди выбирали шекспировские страсти, а мы называли их безумными, слабохарактерными и эгоистичными. Называли, поскольку сами трусили сделать что-либо подобное. А может, нам просто была
