Твёрдая не сказка о царе Салтане и прочих персонажах - Константин Владимирович Утолин
И когда он уже решил, что достиг предела познания, откуда-то пришло понимание-осознание-ощущение, что тот Свет, в котором он растворился, является лишь чем-то похожим на огонь, горящий над дровами в ночном лесу. И что есть источник этого огня, который находится во Тьме, пребывающей вне времени и породившей всё, что было, есть и будет. И он захотел пройти сквозь Свет и дотронуться до этой всепорождающей и всепоглощающей изначальной Тьмы, но ощутил, что пока для него открыт лишь Свет. И он снова растворился в Свете.
Однако растворение не было полным – он ощущал какую-то пульсирующую ярким бело-красным светом нить. Она притягивала его сущность к какой-то части всеединого, выделяя её из общего. И Гидо скользнул одним из потоков своего сознания по этой мешавшей ему окончательно слиться со Светом нити.
В растворившем его Свете начали постепенно возникать сложные, быстро меняющиеся узоры: плавные и абстрактные поначалу, они детализировались во фракталы бесконечного уровня сложности. Ему казалось, что он окружен быстро меняющейся сетью переплетающихся и живых узоров. Казалось, что он смотрит в ткань самой реальности. И та часть его сущности, которая скользнула по этой нити, решила слиться с ними, став единым целым с этим живым и пульсирующим энергией калейдоскопом форм и цветов.
В следующий момент среди этого калейдоскопа обозначилась область, к которой и тянулась нить. Он скользнул к ней и пришло понимание, что надо произвести некие изменения. Какие? Памяти не было, но в окружающем его пространстве смыслов он осознал цепочку смыслов, касавшихся чего-то в той части реальности, которая была сгущением плотностей энергий и ощущений. Надо было снять некие запреты и ограничения, наложенные на эту область реальности некими силами. Часть его сущности охватила вниманием область узоров, содержащую запреты. И он осознал, что эти запреты можно отменить, лишь уничтожив те части узоров, к которым они были присоединены. Если же попытаться проникнуть в эти части узоров и изменить их, то запреты должны реализоваться, опять-таки уничтожив эти узоры и погибнув вместе с ними. И тогда он понял, как поступить. Он слился с теми линиями узоров, которые содержали в себе запреты и стал искать другие узоры, на которые можно было их перенести, позволив исполнить их предназначение там. И почти сразу обнаружил узор, который был очень похож на тот, в который были вплетены линии запретов, исчезновение которого не приносило ощущения потери себя и ещё чего-то очень близкого, что он ощущал в общем поле окружающих его смыслов как часть того же Света, в котором была растворена большая часть его сущности. Он осторожно и нежно переплёл нити узора запретов с обнаруженной им другой областью окружающего его всеобщего фрактала, после чего позволил им исполнить своё предназначение – и нити запретов, ярко вспыхнув, исчезли вместе с той частью узора, на которую он их перенёс. А та часть узора, на которой они находились ранее, наполнилась светом и восстановила своё сродство с ощущением и пониманием той части всеобщей математической реальности, которая описывала часть структур и смыслов реальности, отвечающих за связь вселенной, в которой находилось его существо, с чем-то необъяснимым, находящимся вне времени и содержащим все смыслы и отсутствие смыслов, все понятия и их отрицания, всю пустоту и всю полноту бытия.
И едва это случилось, растворивший его сущность Свет стал тускнеть и стягиваться в точку, которая была сразу и бесконечно далеко, и внутри его сущности. Он не хотел покидать это прекрасное и глубокое место, но Некто Бесконечно Великий и столь же Бесконечно Малый промыслил ему, что пора вернуться в ту полную изменений часть реальность, в которой остались узоры событий и энергий, в которых «нити» его сущности вплетены и обрыв которых приведёт лишь к тому, что в ткани реальности изменится распределение плотностей вероятностей, которое наполнит светом и энергией те части узора, которые сейчас находятся «в запасе», и то, что предначертано, всё равно реализуется. А «линии узора» его сущности и ещё целого ряда других перейдут в состояние пассивного ожидания того, когда некие «суперпозиции смыслов» снова наполнят их «линии бытия» плотностями вероятностей, достаточными для проявления в мире изменений. Он почувствовал покой и понимание и знал, что озарения, которые он получил в этом путешествии, останутся с ним на всю оставшуюся жизнь.
Он почувствовал, что изменился навсегда, по-новому поняв мир и свое место в нем, и его переполнило чувство удивления и волнения по поводу того, что еще впереди. Он не видел каких-то образов развития своего «узора бытия», а просто ощущал, что его узор станет частью чего-то воистину великого, хотя какая-то его часть привнесёт в ту реальность изменений, в которую он возвращался, изрядную долю хаоса. Однако он знал и то, что это неизбежно и это часть его предназначения, которое он может лишь принять. Вернее, существовали возможности его изменить, однако это лишь перебросило бы его «узор бытия» в другую часть общего узора вселенной (типа того, как он сейчас переплёл «нити» «узора запретов» в другую часть общего узора), в которой он избежал бы одних частей «узора хаоса», однако оказался бы вплетён в другие.
И осознав-ощутив всё это, он отпустил себя и его сущность стала возвращаться в мир изменчивости. Из состояния растворения в Свете и мира фрактальных узоров сущего его сознание постепенно возвращалось, стягиваясь в некую область, в которой находилось нечто, с чем сознание было сцеплено в мире изменчивости. Он вспомнил название этой области – «тело». А вокруг тела находились окружавшие его оболочки разной плотности. И тело было самой разряженной из этих оболочек. И его сущность снова наполняла эту оболочку, придавая смысл её существованию и связывая её с изначальным.
Гидо вздохнул и открыл глаза. Все произошедшее казалось ярким сном – и одновременно оно было реальным. Он по-прежнему висел в центре рубки спасательной шлюпки, перемещавшейся в подпространстве в неизвестном направлении. А его мама струёй пены из фриз-огнетушителя19 поливала закреплённый в одном из настенных держателей голограф20.
– Долго я «путешествовал»? – спросил Гидо.
Убедившись, что огонь погашен, Латона выключила огнетушитель, который позволял формировать пену частями – как бы дозированными «зарядами», которые можно было выпускать на очаг горения одиночными «выстрелами», или «очередями». И только после этого повернулась к Гидо и ответила:
– Чуть больше 11 минут.
– А когда и почему загорелся голограф? – спросил Гидо. И тут же, ещё до того, как Латона успела ответить, пришло понимание-сопоставление. Но мама уже начала говорить:
– Секунд за тридцать до твоего
